90 лет назад, в декабре 1934 года, в коридоре Смольного рядом со своим кабинетом был застрелен секретарь ЦК ВКП(б), секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) Сергей Киров. Как менялись официальные версии этого преступления и почему многие его тайны до сих пор не раскрыты? Был ли причастен Сталин к этому событию и стало ли оно причиной Большого террора? Какое сенсационное открытие в этом деле недавно сделали эксперты? Об этом «Ленте.ру» рассказал кандидат исторических наук, доцент исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова Алексей Гусев.
Первую часть интервью с историком Алексеем Гусевым можно прочитать здесь.
«Лента.ру»: Какие версии расправы с Кировым существуют сейчас в историографии? Подозрения о ее связи с событиями на XVII съезде партии появились практически сразу после случившегося.
Алексей Гусев: 1 декабря 1934 года первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б), член Политбюро и один из четверых секретарей ЦК партии, избранных на Пленуме после XVII съезда, Сергей Миронович Киров был застрелен в коридоре Смольного недалеко от своего кабинета. Это сделал некий Леонид Николаев, член ВКП(б) и бывший референт обкома, которого сразу схватили и допросили. Сначала он утверждал, что совершил преступление в одиночку, чтобы отомстить за допущенную в отношении него несправедливость, так как незадолго до этого его уволили с работы и вынесли выговор по партийной линии.
На следующий день после случившегося в Ленинград приехала группа высших партийных руководителей во главе со Сталиным. Расследование возглавил глава НКВД СССР Генрих Ягода, курировал следствие заместитель председателя Комиссии партийного контроля Николай Ежов. По многочисленным свидетельствам, по прибытии в город Сталин сразу сказал, что организаторов преступления нужно искать среди сторонников Григория Зиновьева, предшественника Кирова на посту руководителя Ленинграда.
После этого от Николаева стали настойчиво добиваться показаний, что он совершил это преступление по заданию контрреволюционной террористической группы из числа бывших членов зиновьевской оппозиции (так называемого «Ленинградского центра»), которые координировали свои действия с неким «Московским центром».
На третий день Николаев дал те показания, которые от него требовали, после чего чекисты арестовали 13 бывших комсомольских работников, активных участников зиновьевской оппозиции 1920-х годов. В конце декабря 1934 года всех их вместе с Николаевым присудили к высшей мере наказания (в 1990 году все они, за исключением Николаева, были реабилитированы).
Новые обвинения в этом преступлении фигурировали на процессе «антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра» (первом московском процессе) 1936 года и процессе антисоветского «право-троцкистского блока» (третьем московском процессе) 1938 года. Во втором случае одним из организаторов нападения на Кирова называли бывшего руководителя НКВД Ягоду, который будто бы выполнял директиву «право-троцкистского» центра. Якобы из-за этого ленинградские чекисты в октябре 1934 года задержали Николаева, долго следившего за Кировым, но потом его отпустили.
Был еще очень странный эпизод, когда на следующий день после случившегося с Кировым его охранник погиб в результате автомобильной катастрофы, когда его везли на допрос к Сталину.
Гибель оперкомиссара Борисова, который в момент выстрела в Кирова почему-то находился на значительном удалении от него, тоже в 1938 году вменялось в вину Ягоде. Личный охранник Кирова действительно скончался при очень странных обстоятельствах.
Грузовик, в открытом кузове которого 2 декабря 1934 года везли Борисова, на скорости 20-30 километров в час внезапно въехал в стену дома. При этом шофер и два других пассажира-чекиста никак не пострадали. На следствии по третьему московскому процессу шофер Кузин показал, что во время движения грузовика сидевший рядом с ним чекист внезапно выхватил руль и резко направил машину на стену.
В 1956 году во время своего знаменитого доклада на XX съезде КПСС Никита Хрущев вновь вспомнил все подозрительные эпизоды, связанные с этим делом и высказал предположение о причастности сталинских чекистов к произошедшему с Кировым. После этого началось новое расследование, которое с перерывами длилось до 1967 года. Следствие велось очень подробно и тщательно — вызывались оставшиеся в живых свидетели, и проводились соответствующие экспертизы.
В 1960 году во время нового расследования шофер Кузин, который 2 декабря 1934 года вез Борисова на допрос, повторил свои прежние показания и подтвердил, что автомобильную аварию спровоцировал чекист, ехавший рядом с ним в кабине грузовика.
Ему тогда некоторые участники расследования поверили. Но в конечном итоге был сделан вывод, разделяемый несколькими современными исследователями, что Кузин во время следствия 1937-1938 годов оговорил чекистов, которых потом приговорили к высшей мере наказания, а потом сознательно врал, чтобы не нести ответственности за дачу ложных показаний. Как все было на самом деле, сейчас уже трудно сказать.
Материалы расследования 1950-1960-х годов включают в себя несколько десятков томов и до сих пор в полном объеме не обнародованы. Лишь некоторая часть этих документов была опубликована в 2017 году в сборнике «Эхо выстрела в Смольном».
К этому следствию привлекалась уже упомянутая мной Ольга Шатуновская, которая после освобождения из сталинских лагерей при Хрущеве работала в Комитете партийного контроля при ЦК КПСС и в комиссии Шверника по реабилитации жертв сталинского режима. Она была убеждена, что за случившимся с Кировым стоял не только НКВД, но и сам Сталин.
По мнению Шатуновской, Сталин ревновал к популярности Кирова в партии, что проявилось во время XVII съезда, и его устранение давало генсеку предлог для расправы над своими реальными и потенциальными противниками внутри партии.
Но это так и не стало новой официальной версией?
Нет, официальный вердикт расследования 1950-1960-х годов гласил, что в действительности не было ни «Ленинградского центра», ни заговора НКВД, а Николаев действовал в одиночку из-за обиды за совершенную по отношению к нему несправедливость. К такому же выводу пришло и новое расследование во время горбачевской перестройки, которое проводили Комитет партийного контроля при ЦК КПСС совместно со Следственным отделом КГБ и прокуратурой СССР.
Неужели никто не рассматривал самый очевидный мотив — ревность?
Официально этот мотив не рассматривался, но слухи о том, что жена Николаева Мильда Драуле, также работавшая раньше в Ленинградском обкоме, была любовницей Кирова, стали ходить сразу после произошедшего. Всерьез этот вопрос начали изучать только в начале нулевых годов. В 2004 году с участием представителей Федеральной службы охраны была проведена специальная экспертиза под руководством известного судебного медицинского эксперта, начальника Центральной судебно-медицинской лаборатории Министерства обороны Виктора Колкутина. Впоследствии сенсационные результаты этой экспертизы были опубликованы в историческом журнале «Родина» и в его книге.
Сопоставление траектории движения пули Николаева, а также следов на воротнике пальто Кирова показало, по мнению эксперта, что в тот момент он находился не в вертикальном, а горизонтальном положении. Исследование нижнего белья Кирова обнаружило на его кальсонах следы спермы.
И что все это может означать?
Эксперты пришли к выводу, что в тот момент Киров мог заниматься сексом или только что закончил им заниматься. Но это полностью меняет всю картину случившегося и опровергает все, что было известно ранее, вызывая целый ряд вопросов. Выходит, что показания десятков свидетелей о том, что они видели лежавшего в коридоре Кирова и упавшего рядом с ним Николаева, абсолютно лживы.
Все это совершенно непонятно. Колкутин в своей книге, излагая все эти новые подробности, указывает на необходимость дальнейших исследований обстоятельств гибели Кирова. Об этом был снят документальный фильм, показанный на одном из федеральных телеканалов, но после 2004 года никаких новых экспертиз по этому делу так и не проводилось.
В пользу версии о ревности может говорить тот факт, что первый допрос Мильды Драуле начался спустя пятнадцать минут после случившегося. Что она в этот момент делала в Смольном, хотя там уже не работала? Некоторые исследователи объясняют это тем, что женщина пришла в обком, чтобы попытаться отговорить находившегося там мужа от необдуманных поступков. Другие высказывают предположение, что у Мильды было свидание с Кировым в его рабочем кабинете.
Ведь в субботу, 1 декабря, Киров вообще не должен был находиться в Смольном. Он работал дома и готовился к вечернему выступлению на заседании ленинградского партактива по вопросу об отмене хлебных карточек. Вдруг после обеда он внезапно сорвался с места и приехал в Смольный. Почему Киров резко поменял свои планы и зачем неожиданно прибыл в Смольный? Возможно, кто-то его вызвал? В общем, в этом деле до сих пор больше вопросов, чем ответов.
Кто первым выдвинул версию о причастности Сталина?
Это был Лев Троцкий. Он уже в 1934 году уверенно заявил, что в этом деле не обошлось без НКВД. Такое заключение он сделал на основании материалов советской печати, в которых говорилось о контактах Николаева с латвийским консулом Георгом Бисенексом. Якобы консул был в курсе заговора и дал пять тысяч рублей Николаеву, а также предложил ему передать письмо для Троцкого.
Тем более что Мильда Драуле по национальности была латышкой.
Возможно, этот факт тоже сыграл свою роль. Разумеется, Троцкий отверг все обвинения в свой адрес и заявил, что для сталинских чекистов метод провокации был обычным делом. Он напомнил, что «еще в 1926 году, ГПУ подослало к никому неизвестному юноше, распространявшему издания оппозиции, своего штатного агента, служившего ранее в армии Врангеля, а затем обвинило оппозицию в целом в связях... не с агентом ГПУ, а с "врангелевским офицером"»:
По версии Троцкого, на самом деле произошедшее могло стать результатом неудачной провокации сотрудников НКВД, которые хотели инсценировать покушение, но в решающий момент потеряли контроль над ситуацией. Он считал, что инсценировка должна была дать Сталину предлог для расправы над всеми бывшими оппозиционерами, которых он опасался.
Иными словами, Троцкий утверждал, что чекисты просто заигрались с Николаевым, зная о его желании покончить с Кировым. Кстати, позже выяснилось, что латвийский консул, от которого потребовали срочно покинуть СССР, никак не был связан с Николаевым и не передавал ему никаких денег. Когда в 1940 году Латвия оказалась в составе Советского Союза, чекисты нашли Георга Бисенекса, арестовали его и в 1941 году приговорили к высшей мере наказания.
Сможет ли кто-нибудь и когда-нибудь окончательно прояснить картину случившегося как на XVII съезде партии в феврале 1934 года, так и в стенах Смольного в декабре 1934 года?
Для полного прояснения всех обстоятельств этих эпизодов нашей истории нужна новая архивная революция. Необходимо полное раскрытие всех материалов, хранящихся в российских архивах, в том числе в архивах спецслужб.
Как советское общество отреагировало на случившееся с Кировым? Николай Сванидзе в «Исторических хрониках» отмечал, что страна встретила новый 1935 год в состоянии массовой истерии, а на Сталина история с Кировым произвела сильнейшее впечатление, и последствия этого шока были отложенными во времени.
Официально реакция выражалась во всеобщей скорби и в многочисленных проклятиях в адрес врагов народа, посмевших поднять руку на одного из любимых вождей партии и революции. В учреждениях и на предприятиях прошли траурные митинги, на которых принимались резолюции с требованиями покарать исполнителя преступления и его пособников. Сразу возник культ Кирова — в его честь переименовывали предприятия, улицы и населенные пункты, ставили ему памятники.
С одной стороны, Киров считался не худшим партийным руководителем в сталинском окружении. Он не боялся ездить на заводы и выступать перед рабочими. Киров всячески противился инициативам ленинградских чекистов расправиться с бывшими деятелями зиновьевской оппозиции, а некоторым из них (например, Евдокимову) он прямо покровительствовал.
С другой стороны, некоторая часть не только беспартийной публики, но и комсомольцев, встретила известие с плохо скрываемым злорадством, видя в нем просто одного из приближенных Сталина, представителя правящей партийной олигархии.
Так, в апреле 1935 года была арестована группа студентов Московского литературного университета. Во время обыска у одного из них, двадцатилетнего комсомольца Алексея Бочарова, нашли газету «Правда» с вырезанным из нее портретом Сталина.
Как пояснил на допросе Бочаров, из портрета он сделал мишень, сверху которой написал «Тир имени Леонида Васильевича Николаева», а снизу лозунг Осоавиахима — «Стрелять так, как стреляет нарком обороны Ворошилов». Во время обыска у Бочарова обнаружили еще и «контрреволюционные» стихи, среди которых было такое:
Какие последствия имело это событие?
Уже 1 декабря 1934 года Сталин лично продиктовал постановление ЦИК («закон от 1 декабря») о том, что отныне уголовные дела о подготовке или совершении террористических актов должны расследоваться и караться в ускоренном порядке. Срок следствия по этим делам устанавливался не более десяти дней, обвинительное заключение подсудимому выдавалось за сутки, судебное заседание проходило без участия сторон, а приговор не подлежал обжалованию и приводился в исполнение немедленно.
Начался и постоянно нарастал вал массовых репрессий, масштаб которых, правда, был еще несопоставим с репрессиями периода Большого террора. Как я уже говорил, сначала вместе с Николаевым приговорили к высшей мере наказания 13 фигурантов сфабрикованного дела «Ленинградского центра». Потом та же участь постигла родственников Николаева, его жену Мильду Драуле и ее родственников. Были арестованы члены выдуманного чекистами «Московского центра» Каменев, Зиновьев, Бакаев, Евдокимов и другие бывшие оппозиционеры. Все они сначала получили различные сроки заключения, а потом приговоры к высшей мере наказания.
Вскоре та же участь настигла 103 бывших русских эмигрантов, ранее вернувшихся на родину. В начале 1935 года по всей стране начались массовые аресты всех известных органам госбезопасности бывших оппозиционеров.
Этому предшествовало закрытое письмо Сталина от 18 января 1935 года к местным партийным организациям. В нем бывших оппозиционеров-зиновьевцев обвиняли в том, что они, потеряв доверие рабочего класса и партийных масс, «скатились в болото контрреволюционного авантюризма, в болото антисоветского индивидуального террора, наконец — в болото завязывания связей с латвийским консулом в Ленинграде, агентом немецко-фашистских интервенционистов».
В результате за два с половиной месяца, по официальным данным, были арестованы 843 человека, в том числе бывшие зиновьевцы, а потом еще 663 человека. С конца февраля 1935 года из Ленинграда выслали одиннадцать тысяч «бывших» людей. После этого в жилищном фонде города освободилось около десяти тысяч квартир, которые заняли партийные работники, сотрудники НКВД и военные.
Одновременно с этой спецоперацией из Ленинградской области в Сибирь и в Среднюю Азию выслали около 20 тысяч финнов-ингерманландцев. Эта акция НКВД считается началом сталинских репрессий по национальному признаку.
Получается, именно это событие спровоцировало новый виток массовых репрессий и Большой террор?
Скорее, можно говорить, что оно стало поводом, но не причиной для развязывания Большого террора. Я не думаю, что одно лишь это событие могло запустить механизм новых массовых репрессий.
Здесь уместно сравнение с выстрелом в Сараево летом 1914 года. Удачное покушение на наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда было не причиной Первой мировой войны, а предлогом для ее начала. Так и здесь — исторические и политические процессы, которые в итоге вылились в Большой террор, вызревали и нарастали постепенно.
Могли ли сотрудники НКВД каким-либо образом манипулировать Николаевым? Да, это могло быть так, а могло и нет. Но, повторю, опираясь на имеющиеся источники, сейчас невозможно ответить на это вопрос.
Можно провести еще одну историческую параллель с событием, случившимся незадолго до 1 декабря. Это поджог Рейхстага в Германии в феврале 1933 года. По поводу этого преступления до сих пор существуют разные оценки и разные версии — от акции фанатика-одиночки до результата нацистской провокации. Но это событие тоже имело тяжелые долгосрочные последствия, став предлогом для развязывания нацистского террора, и о нем по сей день спорят историки. Точно так же продолжаются дискуссии и про Кирова.
Почему из двух противоположных тенденций в развитии страны, сосуществовавших в течение 1934 года, в итоге возобладала тенденция не к смягчению, а к ужесточению сталинского режима? Из-за произошедшего 1 декабря 1934 года?
Думаю, что не только из-за этого. Оно стало лишь одним из факторов, способствовавших возобладанию репрессивно-террористической тенденции. Вопрос о предпосылках и причинах Большого террора очень сложный и многоплановый — об этом стоило бы говорить отдельно.
Здесь действовал комплекс факторов, среди которых ключевым, по моему мнению, было стремление Сталина укрепить свою власть и ликвидировать реальные и мнимые угрозы для стабильности своего единоличного правления. Он видел два главных источника этих угроз.
Во-первых, это бывшие оппозиционеры 1920-х годов. Их было много, в свое время они занимали руководящие посты, в стране и партии их хорошо знали. Сталин опасался, что в случае войны или какого-либо другого кризиса режима все эти люди (Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков, Преображенский, Томский) активизируются и устранят его. И если осуществлять такую зачистку, то начинать ее следовало с Ленинграда, который считался оплотом зиновьевской оппозиции.
Существует версия, что Сталин недолюбливал Ленинград, что проявилось, например, во время блокады.
Да, и еще во время «Ленинградского дела» после окончания Великой Отечественной войны. Сталин действительно мог воспринимать «колыбель трех революций» как гнездо своих врагов. С 1917 по 1926 год Петроградский совет (с 1924 года — Ленсовет) возглавлял лидер «новой оппозиции» Зиновьев, а его предшественником на этом посту был Троцкий.
Во-вторых, в начале 1930-х годов были зафиксированы проявления недовольства Сталиным в среде партийной номенклатуры — например, дело Сырцова — Ломинадзе и дело Эйсмонта — Толмачева — Смирнова. Как ни парадоксально, Сталин опасался тех самых партийных кадров, которые привели его к власти и служили ему опорой. С одной стороны, работники партаппарата были всем обязаны своему генеральному секретарю, а с другой — он сам был им всем обязан.
Но Сталин не хотел ни от кого зависеть, поэтому он стремился взрастить новое поколение партийных кадров, не имевших даже намеков на какую-либо политическую автономию.
В результате сочетание этих двух факторов вместе со сложной международной обстановкой 1930-х годов обусловило сворачивание «сталинского неонэпа» и возобладание репрессивной тенденции в развитии СССР, венцом которой стал Большой террор 1937-1938 годов.