«Он боялся остаться калекой» Жены бойцов СВО встретят третий Новый год без мужей, ведь те на фронте. Что они чувствуют?

Новый год — главный семейный праздник для большинства россиян, а каникулы — это время теплых домашних вечеров в кругу родных и близких, семейных застолий и предвкушения чуда. Однако этот Новый год станет для многих жен участников СВО уже третьим по счету, который они встретят в одиночестве. Кто-то из них вообще отказывается отмечать, другие делают над собой усилие, чтобы не лишать праздника детей. Что чувствуют эти женщины, в чем они ищут утешения и что происходит с их мужьями в зоне спецоперации — в материале «Ленты.ру».

«Мне постоянно снится, что он приехал»

Мария:

Мой молодой человек ушел на СВО добровольцем. Скоро будет ровно год, как он уехал. В отношениях мы уже пять лет.

Сначала я не верила, что он подпишет контракт. Когда он это сделал, я винила себя. Боялась, что если с ним что-то случится, то это будет на моей совести, ведь я не смогла его переубедить, не уделяла ему достаточно внимания. Все-таки это очень отчаянный шаг. Он всегда мечтал быть военным, но в итоге пошел учиться на инженера. У него началась тяжелая депрессия, что совпало с политическими изменениями в стране. Единственным выходом для него стало подписание контракта.

Я долго отговаривала его, но он меня не послушал. Ситуация осложняется еще и тем, что если с ним что-то случится, то вся его семья будет разрушена: у отца очень слабое сердце, все родственники пожилые, к тому же он единственный ребенок в семье. А ведь он даже не проходил срочную службу, то есть у него совсем нет боевого опыта.

Он мальчик «субкультурный» — одевался всегда в стиле хиппи, хотя никогда им не был. На наших старых фотографиях он в длинных цветочных халатах с длинными волосами и в цветных очках. Он всегда был утонченным, его даже иногда принимали за девушку. Сейчас он резко поменялся: выглядит максимально маскулинно, словно он мужик с уральского завода.

В голове до сих пор не укладывается, что он на СВО. Сразу же после обучения его направили на передовую, в одну из самых горячих точек, где гибло очень много людей с обеих сторон. Каждый раз, когда он не был на связи, уезжал на боевое задание, у меня постоянно прокручивались в голове сцены его смерти и похорон. Чувство одиночества подпитывается постоянной тревогой.

Этим летом у нас должна была быть свадьба, но после пережитого он охладел ко всему и не знает, как дальше жить. Несмотря на это мы продолжаем общаться.

Из-за всех переживаний мне стали сниться кошмары, связанные с моим молодым человеком. Например, как он приехал, а повсюду лежит грязный снег. Наверное, потому, что он как раз уезжал в такую погоду. Снится, что мы с ним находимся в каких-то странных помещениях, подвалах, ободранных квартирах. А иногда я вижу во сне, что у него другая и меня он прогоняет.

После его отъезда я стала ходить к психиатру, он выписал мне таблетки. Некоторое время я принимала препараты, потом бросала. Этим летом снова начала, так как состояние сильно ухудшилось. У меня диагностировали тяжелую депрессию. От таблеток много побочных эффектов, и иногда не знаешь, как лучше — с ними или без них. С ними мне не снятся кошмары, но я становлюсь овощем — не могу общаться с людьми и работать.

Летом мне прислали видео с ним раненым. Я пришла с тренировки, села на диван и увидела, как он лежит на земле, из ног, которые выглядят как груда мяса и тряпья, бьет красный фонтан крови, а вся выжженная земля вокруг тоже в крови. Он бьется в агонии, а остальные мужики пытаются его перевязывать. Когда я это увидела, то стала выть как животное на всю квартиру. В этот момент мне позвонил тренер, и я просто стала орать что-то невнятное в трубку.

Потом он долго не выходил на связь, так как его повезли в госпиталь. После этого случая у меня начались сильные галлюцинации, я постоянно плакала. Был риск, что ему ампутируют ноги. Когда он уходил на СВО, я сказала ему: что бы ни случилось, я всегда буду с тобой. Больше всего он боялся не умереть, а остаться калекой.

После того что произошло, мне было страшно, что он может что-то с собой сделать. От моей помощи он отказывался. Вполне возможно, что из-за этого он и отменил свадьбу. После ранения он стал эмоционально отстраняться, советовал найти кого-то другого. В отпуске он показывал, какие у него шрамы на ногах — там просто дырки. Может, в будущем эти ранения снова дадут о себе знать.

Он очень переживает за мое состояние. Когда приехал в отпуск, сильно удивился, как я изменилась. Сейчас он пытается меня всячески поддерживать и даже не рассказывает лишний раз, что у него происходит.

Работа помогает — я работаю гримером и преподаю. А вот учеба, наоборот, напрягает. Я учусь на художницу и целыми днями сижу одна в мастерской, где часто бывал мой молодой человек. Там даже стоят его портреты. Все это вызывает очень тяжелые чувства. И это помещение похоже на место из моих кошмаров, поэтому стараюсь рисовать дома.

В прошлый Новый год мой молодой человек еще был на обучении, и я поехала праздновать в другой город, решила послушать незнакомую мне метал-группу. Не могла находиться дома, родители давили, необходимо было развеяться. Они считают, что он мне не пара, — общению не препятствуют, но негатив чувствуется.

В тот Новый год мне было очень одиноко, а парень написал мне большой текст о том, как он меня любит и скучает. Мне стало максимально неловко, потому что я пыталась праздновать, а ему было тяжело.

До СВО мы разводили экзотических животных — у нас большая коллекция змей, ящериц и пауков, разных лягушек и жаб. Какие-то питомцы жили всегда у меня, какие-то — у него. После того как он уехал, мне пришлось перевезти всех питомцев к себе. Мы хотели открыть собственный магазин, но из-за депрессии и тяжелого ранения он ничего уже не хочет, поэтому мне пришлось распродать большую часть животных. Это тоже послужило сильным триггером депрессии, потому что животные были делом моей жизни.

«Муж вернулся с контузией»

Юлия:

Мой муж доброволец, служит штурмовиком в отряде «БАРС». В прошлом году он вернулся с СВО в декабре. Пробыл дома восемь месяцев — работал нефтяником, получал хорошие деньги. Но с каждым днем ему становилось все труднее, было стыдно, что он сидит дома с женой и детьми, а все его сослуживцы там. В сентябре он повторно заключил контракт и ушел на СВО. В этот Новый год мы не сможем быть вместе.

У большинства тех ребят, за которых он переживал, дети выросли. В этом плане им немного полегче, потому что нет привязанности к дому. А у нас трое маленьких детей. С одной стороны, я понимаю мужа, с другой — очень не хотелось его отпускать. За восемь месяцев все привыкли, что папа всегда дома.

Когда он уходил на спецоперацию в первый раз, я сильно плакала, у меня была истерика. Во второй раз было уже спокойнее, потому что тогда он уезжал в неизвестность, а сейчас я знаю, с какими ребятами он будет. Многих теперь знаю даже лично.

Сначала мы не говорили детям, что папа уезжает. Но потом муж сказал, что это нужно сделать, потому что старшему сыну уже девять лет, он все понимает. Супруг собрал вещи, сел с детьми в детской комнате и объяснил ситуацию.

Когда провожала его, детей оставила у няни. Муж сказал им, что теперь увидимся через полгода. Старший сын заплакал, дочка отреагировала спокойно — ей семь лет. Мы потом с мужем тоже плакали — сидели и обнимались в машине. Тяжело реагировать на это спокойно.

Потом, когда забрала детей у няни, дочка расплакалась. Схватила его фотографии, обняла бушлат и ревела. И тут уже все разревелись. Я потом дочке говорю: «Почему ты расплакалась? Ты же такая умничка, так держалась, когда с папой прощались». А она ответила, что не плакала тогда потому, что не хотела делать ему больно. Просила не говорить ему, что она расплакалась.

Мы в Перми живем одни, потому что я переехала сюда из Удмуртии. Родственников у нас здесь нет, только няня. Однажды младший сын заболел, а дочку надо было отвести в школу. Школа довольно далеко, в тот момент было тяжело. Пришлось посадить сына в коляску и бежать до школы. Морально тоже бывает тяжело, но я понимаю, что я жена солдата, и ему в миллион раз сложнее.

В этом году я устрою праздник для детей — никто не знает, что будет завтра. Мы решили поставить елку, украсить дом, накрыть на стол. Решили отметить Новый год, а не грустить в этот день. Муж поддержал мою идею.

В прошлый Новый год, который мы отмечали вместе с супругом, у детей был праздник в доме культуры. На сцену вышел Дед Мороз и сказал, что детки писали ему письма и просили вернуть папу. Вокруг была суета и дети сначала не поняли, о чем он, как вдруг в зал вошел мой муж. Дети вообще сначала его не узнали — обычно он бреется, а тут он пришел с бородой и усами, уставший, да еще в форме. Дети ничего не поняли, я им говорю: «Вы же просили, чтобы папа вернулся? Так вот же он!» Младший сын, которому тогда было всего три года, сразу закричал «папа!» и побежал к нему на руки. Первым его узнал. Все плакали и хлопали.

К нам тогда хотели приехать сослуживцы мужа, но не смогли. Муж вернулся с контузией, его мучали дикие головные боли. Первые дни состояние было тяжелое — вроде как дома и не дома. Друзей не хотел звать. Сказал, что не хочет никого слышать и видеть, кроме меня и детей.

Первое время он боялся громких звуков, постоянно смотрел в небо. В продуктовый магазин заходил — людей сторонился. Говорил, что привык держаться своей группой, а тут ходят незнакомые люди. Поэтому на Новый год я покупала все сама. Мне не хотелось, чтобы ему было плохо.

Я общалась с другими женами военных — они не хотят отмечать праздник в этом году. Я никого не осуждаю, у каждого свое видение и моральные силы. Вспоминаю себя в прошлом году: если бы муж не приехал, тоже не стала бы ничего отмечать, только накрыла бы небольшой стол для детей. Но сейчас хочется устроить для них настоящий праздник.

«Я уже и забыла, что такое праздники»

Этой героине было всего 17, когда ее 25-летний гражданский муж Александр пропал без вести на СВО. Тогда, 25 октября 2022 года, Виктория была на последних сроках беременности, сейчас растит его ребенка и продолжает искать любимого. О том, с какими трудностями приходится сталкиваться гражданским женам пропавших без вести участников СВО, она рассказала «Ленте.ру» в 2024 году.

Виктория:

После последнего нашего разговора его командир стал звонить мне довольно редко, хотя когда я только родила, он два раза привез по пачке памперсов и какую-то тушенку. Сейчас пытаюсь заново заняться поисками, нашла военного юриста, который пытается помочь. А так — все то же самое. Ждем и надеемся.

На Новый год думаю сделать маленький стол — чисто для ребенка. Ему сейчас уже почти два года, поэтому для него надо все равно устроить праздник. До того как Саша пропал, мы всегда отмечали, а после его исчезновения я уже и забыла, что такое праздники. Когда он еще был рядом, мы вместе наряжали елку, готовили еду, пускали фейерверки, наряжались в костюмы Деда Мороза и Снегурочки, радовали соседских детей и знакомых. Сейчас многое изменилось.

В прошлом году я тоже не отмечала, легла спать в десять часов. Друзья и сестра звали, но я сказала, что нет настроения и хочу побыть дома. Когда Саша еще был с нами, праздник всегда был прекрасный. Некоторые друзья Саши называли его Шурафан — что-то вроде клички.

У меня были два друга детства, братья. Они знали Сашу, очень с ним дружили. После его исчезновения звонили мне, писали, как-то поддерживали. Но в этом году оба погибли.

В прошлом году я поздравила командира Саши с праздниками, поблагодарила за помощь. Он прочитал и не ответил, а спустя три недели позвонил и позвал погулять. Мол, бери подружку, приезжай, посидим, выпьем. Конечно, я сказала ему: «Какие гости вообще сейчас?» Последние полгода молчит, иногда сбрасывает звонки.

У нас многое сейчас поменялось, к нам зашли российские военные. Один из них помогает, когда совсем тяжело. Я иногда звоню, прошу выручить, — он покупает памперсы, другие необходимые вещи. В будущем он собирается стать крестным моего ребенка.

Со многими старыми друзьями после исчезновения гражданского мужа я перестала общаться. Остались несколько подруг и наш общий с Сашей друг. Помню, когда Саша только пропал, мне писали многие знакомые, но я их игнорировала. Некоторые наши общие друзья писали мне — мол, можешь не ждать, он погиб. И до сих пор многие думают, что его больше нет в живых.

Некоторым я пыталась объяснить, что он пропал без вести, а не погиб. С кем-то даже поругалась по этому поводу.

«Тревога накатывала вечером после работы»

Дарья:

Мой муж — офицер. Летом 2021 года он окончил военное училище, по распределению приехал в Мурманскую область, через месяц я переехала к нему из Москвы. В феврале 2022 года он уехал в командировку, и вот тогда мы узнали, что началась специальная военная операция.

В прошлом году в ноябре мой муж получил ранение, и буквально перед Новым годом его выписали. Соответственно, праздники мы уже отмечали вместе. Мы отмечали всей семьей — я, супруг, родители и сестра с мужем. В Рождество ходили на службу.

В этом году планировать сложно, пока только думаю об этом. Возможно, останусь здесь, на Севере, и отпраздную вместе с подругой и ее мужем. Он тоже военнослужащий, скоро уезжает.

С переездом моя жизнь очень сильно поменялась. В нашем городке всего две улицы, от силы 15 домов, зато есть «Пятерочка», только цены там завышенные. Ближайший город от нас — побольше, какие-то покупки я делаю там или забираю заказы из интернет-магазинов.

Так получилось, что в этом городе я устроилась на работу еще до того, как супруг уехал, поэтому не стала возвращаться в Москву, когда его отправили на СВО. Все же здесь мы выстроили свой быт, живем самостоятельной жизнью. Первый год спецоперации я, конечно, пыталась каждый месяц приезжать к родным на пару дней или на неделю, чтобы морально разгрузиться.

Теплится надежда, что после новогодних праздников мужа отпустят в отпуск и получится к нему приехать. В феврале 2022 года я ездила к нему в Мариуполь буквально на сутки. Его подчиненные — мобилизованные. Они спросили у начальства, можно ли сделать так, чтобы к ним приехали жены. Я тоже присоединилась к ним, на такси мы поехали до города. Ребята нас встретили, мы поехали в ближайший поселок, где уже были арендованы квартиры. Однако не получилось остаться даже на день, и в итоге вместо обещанных трех дней мы с мужем были вместе три часа.

Перед встречей с мужем я волновалась. Я очень обрадовалась, когда его увидела, а он переживал, что взял ответственность за ребят. Поэтому он постоянно смотрел на время и переживал, успеют они обратно или нет. В итоге мой муж уехал один, а все остальные военные остались — отказались ехать, сославшись на то, что им было обещано три дня.

От грусти меня отвлекает работа. Родные и друзья тоже очень поддерживают. Всегда есть кому позвонить и пожаловаться, рассказать про панические атаки и неконтролируемую тревогу за мужа.

Религия тоже очень сильно помогает. Когда муж уезжал, я старалась посещать все воскресные службы, петь в хоре, читать молитвы о здравии военнослужащих. Муж мог неделями не выходить на связь, а после службы через пару часов он вдруг звонил или писал, что у него все хорошо. Такое было несколько раз!

Раньше тревога обычно накатывала вечером после работы. Но сейчас проще, так как муж по большей части на связи. До этого мог месяц не выходить на связь, и я просто надеялась, молилась и ждала, что он объявится. Каждый раз, когда звонил, это было всегда неожиданно. У меня телефон всегда с собой в ожидании звонка.

«Встреча почти сразу же превратилась в прощание»

Екатерина:

Мой молодой человек — контрактник. Мы познакомились в интернете незадолго до его отъезда и неожиданно для себя оба поняли, что любим друг друга. Через два месяца у него началось обучение на оператора БПЛА. Несколько дней я ходила как во сне: было ощущение, будто попала в кино про войну и любовь. Встреча почти сразу же превратилась в прощание.

Во время обучения нам удавалось встречаться, мы причастились в лавре в Сергиевом Посаде, а потом он уехал. Первые месяцы разлуки было очень тяжело, жизнь встала на паузу. Мы готовились к тому, что связи не будет, уже собирались писать друг другу письма. Но, к счастью, связь есть!

Первое время мне не хотелось ходить на танцы, видеться с кем-то. Одним словом, погрузилась в проблему. Из моей жизни ушли беззаботность и радость, я стала спокойно-печальной.

Весной встретилась со знакомой в кафе, она сказала: «Что у человека в голове, что он выбирает такую профессию — убивать людей?» Я стала как-то оправдываться, пыталась объяснить его мотивацию. Потом поняла, что лучше помалкивать и не откровенничать со всеми подряд.

Иногда бывали такие дни, что я думала, что больше не могу ждать. Без веры в бога я не смогла бы с этим справиться. Помогает и психологическая помощь — уже много лет нахожусь в терапии, в группе самопомощи.

Однажды любимый долго не выходил на связь, что для него несвойственно. Я почувствовала что-то неладное, потом он появился и без подробностей написал, что его спас бог. Тогда я обрадовалась, что он жив, но потом стала рыдать. Видимо, накопилось нервное напряжение. Я заболела, начались головные боли, кашель, температура. Переживания отключились, потому что я не могла ни о чем думать, кроме болезни. В тот момент я поняла, что нужно беречь себя, выбирать жизнь.

Ему не повезло с частью, там одни неоязычники, а он православный христианин. Батюшка приехал в часть на Пасху, а к нему никто не вышел. Он потоптался и уехал. Мой молодой человек очень жалел, что не причастился, потому что был на задании. Для него это очень важно.

Я давно не праздную Новый год, для меня важнее Рождество. На Новый год обычно иду на службу. Под взрывы фейерверков мы проводим ночную литургию. Я пою на клиросе. В этом году будет то же самое.