«Погибших хоронить не давали!» Жители освобожденной Курской области — про украинских солдат, страх смерти и жизнь в оккупации

Бои за Суджу — крупнейший населенный пункт Курской области, находившийся под контролем Вооруженных сил Украины (ВСУ), — близятся к завершению. На протяжении нескольких месяцев в оккупированном городе оставались тысячи мирных жителей. Многие из них пережили мародерство и издевательства, а некоторые до сих пор не могут адекватно передать свои переживания из-за проявления стокгольмского синдрома — бессознательного сочувствия к захватчикам. О том, что происходило в Судже и соседней Казачьей Локне на протяжении семи месяцев оккупации, «Ленте.ру» рассказали местные жители, остававшиеся все это время в своих домах.

«Все забрали. Не хочу вспоминать»

Алина, пенсионерка, Казачья Локня

Они приехали и спрашивают: «Можно с вами поговорить?» Интервью, значит. А я дрова все пилю.

Ко мне в целом относились неплохо. Я соседских собак кормила — там семь щенков было, совсем маленькие. Они приходили, брали их на руки, целовали. За щенят даже хлеба мне давали.

Я сама не из Суджи, а из Казачьей Локни.

Я, конечно, не хотела уезжать. Не хотелось бросать дом, все нажитое. Я прожила семь месяцев [в оккупации], вся тряслась от этих обстрелов. Шесть раз прилетало — все разбили. Да что там…

Даже говорить об этом не хочется. Не хочу вспоминать.

«Пошли, а там оказались украинцы»

Галина, пенсионерка, Казачья Локня

Да что рассказывать? Бои были страшные. 8 марта, например, забежали ко мне в дом украинские военные. Дрон над ними кружил, вот они и искали, где укрыться. Сначала шестеро, потом еще двое. А у меня домик маленький, одна комнатка. Я растерялась, говорю: «Ребята, что вы?» А они: «Не беспокойтесь, мы сейчас уйдем». И правда, минуту посидели — и через огороды убежали.

Вообще, ко мне они в дом не заходили. Я живу в парке, и, может, поэтому обходили стороной. Один раз только во двор пришли — трое военных, утром, где-то в сентябре. Я увидела их в окно, вышла. Они спрашивают: «У вас все в порядке?» Раньше, знаю, ходили по дворам, искали пустые дома. Но у меня собака привязанная, может, потому и не трогали. Увидели — ушли.

А вот в октябре другие пришли, в черных футболках. Думаю, азовцы. Трое их было. Спросили, есть ли у меня машина. Я сказала, что продала ее еще в июле. Они кивнули: «А можно мы гаражи посмотрим?» У меня два гаража, один на улице, другой тракторный. Я предложила вынести ключи, но они отказались. «Не будем, извините», — и ушли. Почему именно ко мне так относились — не знаю.

А вот к другим… О, у них было хуже. 8-го числа утром ко мне две женщины прибежали. Одной 85 лет, другой 52.

Оказалось, что в тот день по улице Богдановка ехала колонна танков. Четыре ушли вниз, а один остался у старого кладбища, возле газорегуляторного пункта.

Их тут же назад приволокли, начали дома обыскивать, телефоны забирать… Все
проверяли. А меня не трогали. Меня это удивляет. Да и не только меня.

С питанием тяжело было. Долго никто и не знал, что я осталась. Только 29 августа ко мне зашла знакомая, она в церкви свечки продает. Они тогда по домам ходили, смотрели, кто еще остался. После этого, видимо, передали кому надо.

Всего в Казачьей Локне тогда осталось человек 185 — примерно четверть населения.

Когда только все начиналось, представители сельсовета ходили по домам, спрашивали, кто готов уезжать, чтобы автобусы заказать. Но потом… Потом — тишина.

Казачью Локню сейчас не узнать. Почти ничего не осталось. Мой дом тоже пострадал — от нашего же удара. Видно, били по заданному квадрату. Перелетело, и мой дом снесло. Теперь говорят, что меня в Курск эвакуируют, временно разместят там.

«Мы с вами уже не братья»

Татьяна, пенсионерка, Казачья Локня

Убитых было много. Из самой Казачьей Локни четверо погибли.

Александр, пенсионер, Казачья Локня

(Перебивает.) Без суда, как собак! Погибших хоронить не давали!..

Но знаешь, что меня поразило? Были ребята с Западной Украины. Вели себя достойно. Один молоденький, 30 лет, из Ивано-Франковской области, пригнали его. Я его спрашиваю: «Как ты попал сюда?» А он: «Дядя Саша, меня скрутили, пинками под зад, в ПАЗик загнали — и вот я тут». Недавно женился, фото ребенка показывал, красивый мальчишка...

А вот некоторые «наши», родом из Донбасса, с той части, что украинская, вели себя гораздо хуже. Я с ними говорил по-русски, убеждал…

Я ему: «Псевдоевропеец ты! Какая Европа? Им нужны ваши черноземы, недра. А вас самих уничтожат до последнего. Это же англичане с американцами задумали, чтобы оторвать этот кусок земли от святой Руси»...

Он слушал спокойно. Не спорил, но и не соглашался. Хотя мне страшновато было.

Поселили его в хорошем доме, где раньше коммерсант жил. Он там как бригадир был, хоть и неофициально.

А мы — без воды, без еды.

Сказали заранее ему: «Колодцы подготовь, почисть!» Так он и это проигнорировал. Водопровод потом отключили, так мужики сами лазили, чистили. А пока — воду из речки мутную пили.

Ночи были страшные. Спишь — бах-бах! Стены трясутся, стекла вылетают. Забили окна картоном. Соседке 85 лет, мы вместе жили, дрова пилили, кололи. Брянский парень, солдат, котел нам переделал под дрова — вот он нас и спас. И Богородица спасла, зима теплая выдалась.

С голоду не умерли только потому, что хозяйство у нас было. Куры, гуси. Потом стали гуманитарку давать. Да, украинцы.

Мы ведь на улице жили. В погребе ночевали. В домах ничего не осталось. Все выбито, все разрушено. Вот так и тянулись дни — между страхом и надеждой.

Татьяна

Да, сначала они относились к нам хорошо. Говорили: «Мы не пришли с вами воевать. Мы с вашими военными, а с мирными жителями — нет».

И действительно, первое время ничего плохого не делали. А потом пришли другие — и начался ужас. Зверствовали.

А потом, 20 февраля, они ушли...

Они и в нашем доме жили. Пришли, сказали: «Нам потребна ваша хата». Что тут скажешь? Понимаю. Уйти пришлось.

Мы старались им не попадаться на глаза. Видим — не в настроении, значит, лучше дома отсидеться. Бывало всякое. Гадко себя вели. Кто-то хуже, кто-то лучше.