«Каждый промах — это смерть» Военный разведчик — о борьбе с диверсантами и боевых операциях с беспилотниками в зоне СВО

Россия стала «империей беспилотников», многократно увеличив их производство — с таким утверждением выступила The New York Times (NYT). Издание отметило многократный рост производства и применения Россией беспилотных летательных аппаратов (БПЛА) «Герань», подчеркнув, что Москва совершила революцию в данной сфере. О том, насколько велика сегодня роль беспилотников в зоне СВО, не понаслышке знает старший разведчик с позывным Бульдозер, боец роты ударных БПЛА батальона спецназа Северной Осетии «Жнец» в составе 58-й армии. Как беспилотники не только изменили ситуацию на поле боя, но и стали полноценными воздушными разведчиками, Бульдозер рассказал «Ленте.ру».

Бульдозер (позывной): Попасть в разведку я очень хотел еще во время срочной службы, однако меня определили в ремонтно-восстановительную роту из-за моего опыта работы с техникой. Я хотел в этой роте и остаться, подписав контракт, но все сложилось иначе.

Роту расформировали — и спустя полгода службы меня перевели в разведку, где я служу до сих пор. После заключения контракта я участвовал в контртеррористических операциях на Северном Кавказе. Искали террористов в лесных чащах, их тренировочные базы, схроны с оружием. Те операции были игрой на опережение, главной задачей было предотвращение угроз, а на СВО, где я служу в армейском спецназе «Жнец», мы чаще занимаемся защитой от угроз, которые сложно предотвратить.

«Лента.ру»: Помните свой первый день в зоне СВО?

Свой первый выезд на позицию я помню как сегодня. Накануне мы с товарищами получили новую форму — всесезонные комплекты полевого обмундирования (ВКПО) — а на следующий день отправились копать траншею.

В какой-то момент мне стало жарко, я снял китель, повесил его на ветку и продолжил работать. И вдруг над головой раздался звук раскрытия кассетного боеприпаса — на автомате я нырнул в блиндаж. Мгновение спустя суббоеприпасы из снаряда стали рваться на крыше блиндажа и рядом с ним, как попкорн в микроволновке.

Пыль в тот момент стояла столбом. А когда все прекратилось, я увидел, что от моего нового кителя остались одни лохмотья. Кстати, свой позывной я тоже получил из-за случая с блиндажом, но уже другого. После первого выезда на позицию мы с сослуживцами оказались в маленьком блиндаже, а с рассветом начали копать и расширять его.

Я был новичком в той группе, хотел показать себя с лучшей стороны и копал очень усердно. За это товарищи и прозвали меня Бульдозером.

«Мы нарушали логистику противника»

Какие задачи по разведке вы выполняете в зоне СВО?

Мы, разведчики, сначала находим, а потом ликвидируем диверсионные группы противника, наблюдаем за перемещением его войск и техники, а также обеспечиваем безопасность своих подразделений. Беспилотники — наш ключевой инструмент. Раньше я собирал и разбирал автомат с закрытыми глазами, а теперь делаю то же самое, но уже с дроном или его пультом управления. Автомат отошел на второй план.

Мы с товарищами не раз нарушали логистику противника, обнаруживали его пункты управления БПЛА и артиллерией, а также создавали условия для захода наших подразделений. Один из самых мощных инструментов, которые мы используем, — это аэрофотосъемка.

Параллельно мы сбрасываем боеприпасы на живую силу, укрепления и технику противника. Ключевой фактор, от которого зависит успех таких операций, — это погодные условия.

В зоне СВО операторы дронов стали ключевыми фигурами: именно мы вносим значительный вклад в уничтожение техники и живой силы противника. Влияние операторов на боевые действия настолько велико, что обе стороны конфликта пересмотрели свою тактику и стараются максимально эффективно использовать дроны.

«Все гудело от стрельбы и разрывов»

Как беспилотники поменяли картину на поле боя?

Сегодня на переднем крае из-за огромного количества разведывательных беспилотников невозможно пройти незамеченным, а укрытий практически нет — и все, что обнаруживается, уничтожается боевыми FPV-дронами. Лесополосы сжигаются, остаются только пеньки, дороги и тропы минируются, блиндажи вскрываются либо артиллерией, либо FPV.

Порой перед бойцами встает выбор — сгореть в укрытии, которое подожгли при помощи дрона, или рискнуть быть уничтоженным при выходе из него. Конечно, с беспилотниками можно бороться. Например, есть средства радиоэлектронной борьбы (РЭБ), но их можно обойти.

Еще от беспилотников порой очень помогают ружья и пулеметы. Но если боец начинает вести огонь по дрону, остается всего два варианта: он либо выживет, либо нет.

Какой бой в зоне СВО вам запомнился больше всего?

Один из самых ярких эпизодов — это отражение наступления противника в 2023 году. Тогда конфликт был совершенно другим, не похожим на нынешний. Это две абсолютно разные реальности. Небо в то время не было так насыщенно дронами, как сейчас, но зато без остановки работала артиллерия — с обеих сторон.

Грохот не умолкал ни на минуту: в ход шло все — минометы, крупнокалиберные пулеметы и боевая техника. Противник пытался штурмовать наши позиции по нескольку раз в день.

В тех боях наша группа уничтожала бойцов и технику противника автоматическими гранатометами АГС-17 и противотанковыми управляемыми ракетами (ПТУР). Это была заслуга всей группы, ее слаженной работы, а не чьей-то личной победы. В разведке каждый человек играет определенную роль, и каждая из этих ролей — ключевая.

Чем отличается служба в зоне СВО от вашего прошлого опыта?

Задачи на СВО куда сложнее, чем те, которые мне доводилось выполнять на Северном Кавказе или во время срочной службы. Причина в том, что здесь используется большое количество самого разного вооружения. Мой нынешний военный опыт сильно отличается от всего того, чему меня учили раньше.

Однако несмотря на все сложности, служба в рядах Вооруженных сил России уже стала моим стилем жизни — и я хочу продолжить ее после окончания СВО. Конечно, сейчас мне порой не хватает семьи и родственников. Но когда спецоперация завершится, надеюсь, эта проблема уже не будет стоять так остро.