Искусство доноса За что распяли Гагарина

Соскоблили Гагарина-то нашего со стеночки. Бдительная общественность подняла бурю в американском средстве массовой информации — интернете. Какой-то общественности не понравилась граффити, где Гагарин на кресте. И общественность в полном тренде стучать ринулась стучать. Ну как же, опять эти художники от слова «худо» посягнули на святое. На немногое святое, что у нас осталось. На Голгофу и Космос.

Вообще-то картинка отличная. Она мне лично напомнила замечательные иллюстрации журнала «Техника-молодежи» к фантастическим рассказам. Эти иллюстрации до сих пор печатают в мировых подборках фант-арта. Потому что они были реально замечательные — их делали художники страны, которая расправила космические крылья, и пределов фантазии уже просто не было.

Александр Жулев сделал иллюстрацию к никем не написанному рассказу о том, как космонавт, наконец, нашел обитаемый мир. Населенный дикими племенами, для которых сама идея летающей по небу железяки с человеком глубоко кощунственна. И они курочат эту железяку своими убогими инструментами, сооружают из нее крест и распинают на нем доблестного звездолетчика под улюлюканье толпы.

Александр говорит, что идея картины пришла к нему, когда он понял, что в этом году День космонавтики и ортодоксальная Пасха совпали. Он отлично подметил дух времени и его противоречие — гордость за бывшие космические успехи СССР и науку и ежедневное гордое подчеркивание веры в слонов и черепаху, на которых покоится плоский мир Терри покойного Пратчетта. Людям, выросшим в государстве рабочих и крестьян и общества «Знание», это противоречие бросается в глаза уже давно.

А художники — они такие, они даже если не очень думают, хорошо чувствуют. Публика тоже чувствует: что-то пошло не так. Все же понимают, что два культа в одной головке — это отдает шизофренией. Поэтому общественность нервничает и приступает к тому, что в отличие от советской науки, осталось в полном порядке — к сочинению доносов.

Быть оскорбленным превратилось в национальный спорт. Если тебе не хватает знаний, культуры и т.д., чтобы что-то понять — оскорбляйся, делай обиженное лицо, не забывая про молельный коврик и три перста. Или два? Ну и, конечно, вся мощь государства будет на твоей стороне. Искусствоведам в штатском пришла на смену народная искусствоведческая экспертиза. И судя по ее установкам, не останется оскорбленных, только когда по всем стенкам будут висеть исключительно барельефы в стиле Вучетича и панно с передовиками мясокомбината.

Никаких контроверсий, все пристойненько, и закусочка на бугорке. Надо отменить контроверсии в искусстве как принцип — он противоречит чаяниям аудитории. Да и вообще — искусство от лукавого, то есть от дьявола. Все эти скоморохи, непристойные танцы, пищалки, сопелки и дуделки. Неважно, конечно, что раньше те же самые люди писали доносы на тех, кто имел смелость крестить детей в церкви, а так, конечно, картина встраивается весьма стройная.

Art for art’s sake — искусство ради искусства. Искусство доноса, я имею в виду. Сам факт того, что неравнодушные граждане начинают доносить на какую-то тему, невзирая на то, что идеи, заложенные в возмущающих их объектах и субъектах, абсолютно враждебны друг другу (недавно доносили на крестик, нынче на отсутствие оного), говорит только о том, что сам донос им важнее какой либо идеи. Донос — тоже способ манипуляции, способ самоутвердиться.

Я не думаю, что соцсети виноваты в том, что троечника с идеей стало слышно слишком громко, — его хамское мнение по поводу всего на свете — от картин до танцев, в которых, естественно, он ни черта не понимает. Просто количество перешло в качество, как и завещал нам то ли Ленин, то ли Маркс, то ли Шопенгауэр.

«Просвещенный класс» слился, и довольно давно, оставив поляну недоучкам еще в 90-е, и не надо кокетничать. Только непонятно, чем он занимался, этот наследник Королева и Фон Брауна, если промолчал, когда начали крестить ракеты перед стартом и окроплять святой водичкой, вместо того, чтобы еще раз проверить как отходит ферма.

Так что космонавта распинали вместе, всем миром — и чистенькие и грязненькие — и стукачи, и редакторы. И потом долго хрюкали от собственного величия.