90 лет назад, в 1934 году, в СССР произошло частичное смягчение сталинского политического курса, получившее название «сталинский неонэп». Об этом в интервью «Ленте.ру» к 90-летию убийства Сергея Кирова рассказал кандидат исторических наук, доцент исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова Алексей Гусев.
Узнайте больше в полной версии ➞Он пояснил, что уже с 1933 года в СССР наметились определенные признаки потепления во внутренней политике, которое потом назовут «сталинским неонэпом». Во время своего выступления в январе 1933 года на Пленуме ЦК Сталин заявил, что уже нет необходимости «подхлестывать и подгонять страну». После этого был взят курс на снижение плановых темпов роста промышленного производства, которые в период первой пятилетки были завышены до предела.
Историк добавил, что политика смягчения и корректировки прежнего курса проявилась в разных сферах жизни страны. В ноябре 1934 года было принято решение об отмене карточек на хлеб, а в 1935 году — и на остальные товары.
Одновременно с этим закрыли политические отделы на машинно-тракторных станциях (МТС). Это были созданные в 1933 году чрезвычайные административно-репрессивные учреждения, которые действовали в тесном контакте с органами госбезопасности и отслеживали настроения крестьян, предупреждали и подавляли среди них антисоветские проявления.
«В 1934 году стала заметно меняться общая атмосфера в стране, — отметил Гусев. — Если раньше советская власть насаждала в обществе культ аскетизма и жертвенности, то теперь Сталин заговорил о важности "зажиточной и культурной жизни" для народа».
Наоборот, по инициативе Сталина была взята установка на развитие квазирыночных отношений, укрепление денежной системы, внедрение хозрасчета — отсюда и возник термин «сталинский неонэп».
В повседневной жизни «сталинский неонэп» проявился, например, в фактической реабилитации зарубежного джаза. Более «буржуазной» стала мода. В публичных местах теперь открыто танцевали фокстрот, многие мужчины вновь переоделись в костюмы, а женщины стали носить чулки из искусственного шелка, что раньше не приветствовалось.
«То есть некоторое потепление общественной атмосферы в стране происходило даже на обыденном уровне», — резюмировал собеседник «Ленты.ру».
Под «великим отступлением» подразумевались некоторый откат от революционных принципов первых лет советской власти, установка на личное потребление, борьба с «уравниловкой» на всех уровнях и признание определенных социальных иерархий. Это проявлялось в том числе в области образования и науки. «Например, в 1934 году в учебные заведения было возвращено преподавание истории в традиционном хронологическом порядке», — добавил Гусев.
Новым явлением во внутрипартийной жизни накануне XVII съезда ВКП(б), прошедшем в январе-феврале 1934 года, стало смягчение отношения к раскаявшимся бывшим лидерам антисталинских оппозиций 1920-х годов. Были возвращены из ссылок и восстановлены в партии Лев Каменев, Григорий Зиновьев и Евгений Преображенский. Все они вместе с бывшими лидерами «правой оппозиции» Николаем Бухариным, Алексеем Рыковым и Михаилом Томским выступили на XVII съезде с речами, в которых каялись в своих прежних грехах и восхваляли Сталина.
По мнению Гусева, в это время заметные изменения происходили и во внешней политике, и в политике Коминтерна. Это во многом было обусловлено важнейшим международным событием — приходом нацистов к власти в Германии в 1933 году.
Это означало полный провал политики Коминтерна, который своим сосредоточением на непримиримой борьбе с социал-демократами, в том числе немецкими, по сути способствовал политическому триумфу Гитлера. После этого Коминтерн вынужден был признать необходимость сотрудничества с социал-демократами для противостояния фашизму.
Историк напомнил, что в 1934 году СССР вступил в Лигу Наций, которую до этого советская пропаганда называла международной империалистической организацией. В опоре на международные механизмы Советский Союз взял курс на заключение соглашений с европейскими странами для противодействия нацистской Германии.
Если в 1933 году по политическим мотивам было осуждено 240 тысяч человек, то в 1934 году — 79 тысяч. Одновременно значительно уменьшилось применение печально известного «закона о трех колосках» от 7 августа 1932 года («указа семь-восемь»), когда за мелкие хищения на колхозных полях крестьян приговаривали к длительным срокам заключения.
По мнению Гусева, образование союзного наркомата внутренних дел (НКВД) в июле 1934 года, в котором объединялись милиция и политический сыск, тоже можно рассматривать как некоторое потепление. Теперь те политические дела, по которым ранее приговоры выносило ОГПУ, передавались в ведение обычных народных судов. Во время этой реорганизации ОГПУ, будучи преобразованным в Главное управление государственной безопасности НКВД (ГУГБ НКВД), лишилось значительной части своих полномочий.
«Однако нельзя сказать, что в 1934 году полностью исчезла практика внесудебных расправ, как это декларировалось на словах», — подчеркнул ученый. В действительности органы госбезопасности продолжали фабриковать уголовные дела о вредительстве и шпионаже. Местным партийным руководителям Политбюро дало право утверждать приговоры с высшей мерой наказания, как это было, например, в Западной Сибири и в Средней Азии.
Гусев отметил, что в течение 1934 года тенденция к некоторому потеплению в общественно-политической жизни СССР совмещалась с тенденцией к усилению государственного насилия.
По мнению собеседника «Ленты.ру», происходившие в 1934 году события демонстрировали обе тенденции, но в силу самой логики развития большевистского режима, а не только из-за выстрела в Сергея Кирова 1 декабря 1934 года, в итоге возобладала основная линия — на усиление государственного террора.