Анатолий Скворцов
Фото: Светлана Софьина
Анатолий Скворцов (в 1995 году — заведующий хирургическим отделением): «В 12:15 прибежал Петр Костюченко (замглавврача буденновской больницы) и сказал, что будет много раненых. Мы оперировали, рядом стоит ассистент и говорит, что там стоят два автоматчика. 12 часов непрерывно оперировали, уже ночью закончили. Захожу в свой кабинет, а там собрались медики. Было много вопросов. Я сказал: "Вы же в это одеты (показывая на свою форму), вот и давайте помогать людям!" Второй день. Пришлось встречаться с чеченцами. Они устроили штаб в ординаторской. Я спросил, что нам делать, у нас должен быть обход. Мне сказали: "Делайте свою работу!" День прошел с редкими выстрелами, но постоянно угрожали расстрелять за побег. Чеченцы злые ходили. На третий день с ними уже не разговаривал. У нас начались проблемы с медикаментами. Я подошел к боевику, его все звали "полковником", и сказал, что нам нужны медикаменты. Они дали немного лекарств. У них были французские аптечки, мы аж обзавидовались. Потом начались перестрелки. И мы понимали, чем все это может закончиться... Тогда произошел первый расстрел. Двух пацанов. Они пришли к матери в больницу. И вот тогда со мной что-то случилось, стало все равно. Я подошел к боевикам и спросил: "На каком основании вы расстреляли детей?" Они стали угрожать. Потом я пришел в кабинет к Басаеву и сказал, что готов участвовать в переговорах. И через какое-то время он меня позвал и заявил, что я должен поехать в штаб. Продиктовал мне требования, которые я должен был передать: "Первое — развод войск. Российские — на одну сторону, чеченские — на другую. Второе — начало мирных переговоров". Потом он продолжил: "Вас попросят передать мне, что готовы дать денег. Можете сразу им сказать, что ни на какие деньги я не соглашусь". И потом мы пошли на переговоры. Выходим из больницы, все разрушено, пусто, людей нет. Сели в машину, и нас повезли в штаб. Город пустой, как будто прошла война. Возле милиции находились БТРы, спецназ.
Когда я пришел в штаб, там стояли бутылки минеральной воды, и я сразу же стал пить. В больнице была вода, но ходили слухи, что она отравлена, и никто ее не пил. Я передал Степашину все требования Басаева, и мы вместе с журналистами вернулись в больницу. На следующий день в 4:00 начался штурм. Нас поставили в окна, и по нам свои же стреляли. Тогда меня ранило в руку. Во время штурма в кабинет влетает Асламбек и говорит, чтобы я звонил в штаб: "Басаев выпустит заложников, пусть прекратят штурм". Я дозвонился в штаб и все передал.
К тому моменту уже 2 дня не было воды, роддом горел, наше отделение горело.
Во время штурма пробило трубу, и оттуда текла вода, и люди поползли к воде.
На третий день было уже 26 убитых. Стояла жуткая жара. Трупы начинали разлагаться, вонь была ужасная... Потом стали выпускать раненых и рожениц».
7/29