«Думали, нас убьют, но не убили» Воспоминания заложников и очевидцев о теракте в Буденновске

29 фото

В июне 1995 года банда Шамиля Басаева напала на Буденновск, захватив местную больницу. Боевики взяли в заложники более полутора тысяч человек. В результате того теракта погибли 146 человек, в том числе 9 детей. Светлана Софьина съездила в Буденновск, где поговорила с бывшими заложниками, а также с детьми, которые родились в те дни. «Для них это словно страшный сон, который преследует на протяжении многих лет. Насилием террористы хотели остановить другое насилие. Пока они требовали от власти прекратить войну в Чечне, заложники буденновской больницы готовились к худшему и писали свои имена на руках и ногах. Только младенцы, которым сейчас исполняется 20 лет, ничего не помнят».

Оксана Алейникова: «Я родила дочку 8 июня. 14-го нас уже готовили к выписке.  Ждали вакцину, чтобы сделать прививку ребенку. Часов в 12 началась стрельба. Над больницей стали летать вертолеты. В обед нам принесли детей и сказали: "Вы в заложниках!" Кровати мы поставили к окнам. Сами с детьми лежали на полу и передвигались на четвереньках. Дети почти не плакали. Моя Лера была очень спокойной. Словно все понимала. Во время штурма мы писали имена на руках и ногах, чтобы смогли опознать потом. После штурма зашли врачи и сказали, что нас выпускают. Сначала хотели освободить только детей, но мы сказали, что детей не отдадим. Опять начались переговоры, и потом отпустили беременных, рожениц и самых маленьких детей. Я Леру закутала, а сама босиком в ночнушке пошла».

Оксана Алейникова

Фото: Светлана Софьина

Оксана Алейникова: «Я родила дочку 8 июня. 14-го нас уже готовили к выписке. Ждали вакцину, чтобы сделать прививку ребенку. Часов в 12 началась стрельба. Над больницей стали летать вертолеты. В обед нам принесли детей и сказали: "Вы в заложниках!" Кровати мы поставили к окнам. Сами с детьми лежали на полу и передвигались на четвереньках. Дети почти не плакали. Моя Лера была очень спокойной. Словно все понимала. Во время штурма мы писали имена на руках и ногах, чтобы смогли опознать потом. После штурма зашли врачи и сказали, что нас выпускают. Сначала хотели освободить только детей, но мы сказали, что детей не отдадим. Опять начались переговоры, и потом отпустили беременных, рожениц и самых маленьких детей. Я Леру закутала, а сама босиком в ночнушке пошла».

После переговоров боевики отпустили рожениц с младенцами, беременных и маленьких детей

Заложники выходят из больницы

Кадр из телехроники

После переговоров боевики отпустили рожениц с младенцами, беременных и маленьких детей

Во дворе городской больницы Буденновска

Фото: Светлана Софьина

Галина Мазяркина: «Саша родился 10 июня. Был солнечный прекрасный день. Мне должны были принести ребенка — кормить. В это время кто-то прибежал с криками: "Прячетесь! Война началась!" Услышали стрельбу. Нас всех собрали в одной комнате. Потом приходил Басаев. Он сказал своим людям: "Расстреляю, если кто-то тронет рожениц!" Перед штурмом нас заставили стоять у окон и махать простынями. А потом боевик сказал: "Там ваши стреляют, а мы вас не трогаем". После штурма стали потихоньку выводить. Предупредили, что идти надо колонной, тихо, спокойно. Нас разместили в поликлинике. Там работали психологи, пытались поговорить, а хотелось домой. Ощущение тревоги потом долго оставалось. Очень долго боялась нерусских».

Галина Мазяркина и Александр Штрифаненко

Фото: Светлана Софьина

Галина Мазяркина: «Саша родился 10 июня. Был солнечный прекрасный день. Мне должны были принести ребенка — кормить. В это время кто-то прибежал с криками: "Прячетесь! Война началась!" Услышали стрельбу. Нас всех собрали в одной комнате. Потом приходил Басаев. Он сказал своим людям: "Расстреляю, если кто-то тронет рожениц!" Перед штурмом нас заставили стоять у окон и махать простынями. А потом боевик сказал: "Там ваши стреляют, а мы вас не трогаем". После штурма стали потихоньку выводить. Предупредили, что идти надо колонной, тихо, спокойно. Нас разместили в поликлинике. Там работали психологи, пытались поговорить, а хотелось домой. Ощущение тревоги потом долго оставалось. Очень долго боялась нерусских».

Во время штурма боевики приказали заложникам стоять у окон и кричать, чтобы прекратили его

Буденновская больница сразу после штурма

Кадр из телехроники

Во время штурма боевики приказали заложникам стоять у окон и кричать, чтобы прекратили его

Памятник воинам-штурмовикам

Фото: Светлана Софьина

Анатолий Скворцов (в 1995 году — заведующий хирургическим отделением): «В 12:15 прибежал Петр Костюченко (замглавврача буденновской больницы) и сказал, что будет много раненых. Мы оперировали, рядом стоит ассистент и говорит, что там стоят два автоматчика. 12 часов непрерывно оперировали, уже ночью закончили. Захожу в свой кабинет, а там собрались медики. Было много вопросов. Я сказал: "Вы же в это одеты (показывая на свою форму), вот и давайте помогать людям!" Второй день. Пришлось встречаться с чеченцами.  Они устроили штаб в ординаторской. Я спросил, что нам делать, у нас должен быть обход. Мне сказали: "Делайте свою работу!" День прошел с редкими выстрелами, но постоянно угрожали расстрелять за побег. Чеченцы злые ходили. На третий  день с ними уже не разговаривал. У нас начались проблемы с медикаментами. Я подошел к боевику, его все звали "полковником", и сказал, что нам нужны медикаменты. Они дали немного лекарств. У них были французские аптечки, мы аж обзавидовались. Потом начались перестрелки. И мы понимали, чем все это может закончиться... Тогда произошел первый расстрел. Двух пацанов. Они пришли к матери в больницу. И вот тогда со мной что-то случилось, стало все равно. Я подошел к боевикам и спросил: "На каком основании вы расстреляли детей?" Они стали угрожать. Потом я пришел в кабинет к Басаеву и сказал, что готов участвовать в переговорах. И через какое-то время он меня позвал и заявил, что я должен поехать в штаб. Продиктовал мне требования, которые я должен был передать: "Первое — развод войск.  Российские — на одну сторону, чеченские — на другую. Второе — начало мирных переговоров". Потом он продолжил: "Вас попросят передать мне, что готовы дать денег. Можете сразу им сказать, что ни на какие деньги я не соглашусь". И потом мы пошли на переговоры. Выходим из больницы, все разрушено, пусто, людей нет. Сели в машину, и нас повезли в штаб. Город пустой, как будто прошла война. Возле милиции находились БТРы, спецназ.
Когда я пришел в штаб, там стояли бутылки минеральной воды, и я сразу же стал пить. В больнице была вода, но ходили слухи, что она отравлена, и никто ее не пил. Я передал Степашину все требования Басаева, и мы вместе с журналистами вернулись в больницу. На следующий день в 4:00 начался штурм. Нас поставили в окна, и по нам свои же стреляли. Тогда меня ранило в руку. Во время штурма в кабинет влетает Асламбек и говорит, чтобы я звонил в штаб: "Басаев выпустит заложников, пусть прекратят штурм". Я дозвонился в штаб и все передал. 

К тому моменту уже 2 дня не было воды, роддом горел, наше отделение горело. 
Во время штурма пробило трубу, и оттуда текла вода, и люди поползли к воде. 
На третий день было уже 26 убитых. Стояла жуткая жара. Трупы начинали разлагаться, вонь была ужасная... Потом стали выпускать раненых и рожениц».

Анатолий Скворцов

Фото: Светлана Софьина

Анатолий Скворцов (в 1995 году — заведующий хирургическим отделением): «В 12:15 прибежал Петр Костюченко (замглавврача буденновской больницы) и сказал, что будет много раненых. Мы оперировали, рядом стоит ассистент и говорит, что там стоят два автоматчика. 12 часов непрерывно оперировали, уже ночью закончили. Захожу в свой кабинет, а там собрались медики. Было много вопросов. Я сказал: "Вы же в это одеты (показывая на свою форму), вот и давайте помогать людям!" Второй день. Пришлось встречаться с чеченцами. Они устроили штаб в ординаторской. Я спросил, что нам делать, у нас должен быть обход. Мне сказали: "Делайте свою работу!" День прошел с редкими выстрелами, но постоянно угрожали расстрелять за побег. Чеченцы злые ходили. На третий день с ними уже не разговаривал. У нас начались проблемы с медикаментами. Я подошел к боевику, его все звали "полковником", и сказал, что нам нужны медикаменты. Они дали немного лекарств. У них были французские аптечки, мы аж обзавидовались. Потом начались перестрелки. И мы понимали, чем все это может закончиться... Тогда произошел первый расстрел. Двух пацанов. Они пришли к матери в больницу. И вот тогда со мной что-то случилось, стало все равно. Я подошел к боевикам и спросил: "На каком основании вы расстреляли детей?" Они стали угрожать. Потом я пришел в кабинет к Басаеву и сказал, что готов участвовать в переговорах. И через какое-то время он меня позвал и заявил, что я должен поехать в штаб. Продиктовал мне требования, которые я должен был передать: "Первое — развод войск. Российские — на одну сторону, чеченские — на другую. Второе — начало мирных переговоров". Потом он продолжил: "Вас попросят передать мне, что готовы дать денег. Можете сразу им сказать, что ни на какие деньги я не соглашусь". И потом мы пошли на переговоры. Выходим из больницы, все разрушено, пусто, людей нет. Сели в машину, и нас повезли в штаб. Город пустой, как будто прошла война. Возле милиции находились БТРы, спецназ. Когда я пришел в штаб, там стояли бутылки минеральной воды, и я сразу же стал пить. В больнице была вода, но ходили слухи, что она отравлена, и никто ее не пил. Я передал Степашину все требования Басаева, и мы вместе с журналистами вернулись в больницу. На следующий день в 4:00 начался штурм. Нас поставили в окна, и по нам свои же стреляли. Тогда меня ранило в руку. Во время штурма в кабинет влетает Асламбек и говорит, чтобы я звонил в штаб: "Басаев выпустит заложников, пусть прекратят штурм". Я дозвонился в штаб и все передал. К тому моменту уже 2 дня не было воды, роддом горел, наше отделение горело. Во время штурма пробило трубу, и оттуда текла вода, и люди поползли к воде. На третий день было уже 26 убитых. Стояла жуткая жара. Трупы начинали разлагаться, вонь была ужасная... Потом стали выпускать раненых и рожениц».

Во время реконструкции городской больницы небольшой фрагмент стены оставили нетронутым как напоминание о событиях 1995 года. У этой стены басаевцы расстреливали заложников.

Напоминание о трагедии

Фото: Светлана Софьина

Во время реконструкции городской больницы небольшой фрагмент стены оставили нетронутым как напоминание о событиях 1995 года. У этой стены басаевцы расстреливали заложников.

Врачи буденновской больницы тоже стали заложниками

Кадр из телехроники

В зале «Преодоление» собраны экспонаты, связанные с трагическими событиями 1995 года

Вещи боевиков в Буденновском краеведческом музее

Фото: Светлана Софьина

В зале «Преодоление» собраны экспонаты, связанные с трагическими событиями 1995 года

Владимир Давыдов: «В тот день я пришел в администрацию оформлять путевки  в лагерь для детей из музыкальной школы. Захожу в администрацию, слышу стрельбу, шум, люди бегут. Побежал в подвал, а мне говорят: "Стой!" Нас всех согнали на площадь перед администрацией, приказали всем: "Лежать!" А день выдался ужасно жаркий. Боевиков там было человек 30. Начали летать самолеты, и боевики стали стрелять по ним. Через какое-то время нас погнали в больницу. Примерно полтора километра до нее идти. По дороге боевики хватали людей. Потом загнали в больницу. Заложников рассортировывали. Они искали военных и милиционеров, их сразу расстреливали. Я находился в подвале центрального корпуса. Там в основном одни мужчины были. Мы писали письмо Черномырдину, чтобы он прекратил войну. Отправляли парламентеров. Во время штурма нас ставили на окна. Главное для меня было — сберечь руки. Я же музыкант. После переговоров стали искать добровольцев для сопровождения боевиков. Из Москвы прислали бумагу, которую мы должны были подписать. Там говорилось, что добровольно присоединяемся к банде Басаева. Сами боевики нам сказали: "Не подписывайте, иначе вас же всех убьют". Потом прислали новую бумагу, там уже было все по-другому написано, и мы поставили свои подписи».

Владимир Давыдов

Фото: Светлана Софьина

Владимир Давыдов: «В тот день я пришел в администрацию оформлять путевки в лагерь для детей из музыкальной школы. Захожу в администрацию, слышу стрельбу, шум, люди бегут. Побежал в подвал, а мне говорят: "Стой!" Нас всех согнали на площадь перед администрацией, приказали всем: "Лежать!" А день выдался ужасно жаркий. Боевиков там было человек 30. Начали летать самолеты, и боевики стали стрелять по ним. Через какое-то время нас погнали в больницу. Примерно полтора километра до нее идти. По дороге боевики хватали людей. Потом загнали в больницу. Заложников рассортировывали. Они искали военных и милиционеров, их сразу расстреливали. Я находился в подвале центрального корпуса. Там в основном одни мужчины были. Мы писали письмо Черномырдину, чтобы он прекратил войну. Отправляли парламентеров. Во время штурма нас ставили на окна. Главное для меня было — сберечь руки. Я же музыкант. После переговоров стали искать добровольцев для сопровождения боевиков. Из Москвы прислали бумагу, которую мы должны были подписать. Там говорилось, что добровольно присоединяемся к банде Басаева. Сами боевики нам сказали: "Не подписывайте, иначе вас же всех убьют". Потом прислали новую бумагу, там уже было все по-другому написано, и мы поставили свои подписи».

Буденновск, улица Пушкинская. По ней в июне 1995 года террористы вели заложников от городской администрации к больнице.

Фото: Светлана Софьина

Буденновск, улица Пушкинская. По ней в июне 1995 года террористы вели заложников от городской администрации к больнице.

Лариса Гудачек: «Во время захвата я, беременная, была в больнице. Когда пришли боевики, то у меня от нервов начались преждевременные роды. Кровотечение открылось. Операция была очень сложной. Женя —  единственный ребенок, родившийся за это время. Я была в заложниках до 19 июня, а сына выпустили раньше. Его вынесла акушерка...»

Лариса Гудачек

Фото: Светлана Софьина

Лариса Гудачек: «Во время захвата я, беременная, была в больнице. Когда пришли боевики, то у меня от нервов начались преждевременные роды. Кровотечение открылось. Операция была очень сложной. Женя — единственный ребенок, родившийся за это время. Я была в заложниках до 19 июня, а сына выпустили раньше. Его вынесла акушерка...»

Лариса Гудачек: «...Про нас много писали. Особенно первые годы, постоянно приезжали журналисты, расспрашивали. Но никакой помощи мы не получили. Когда построили новый роддом, то первому родившемуся там ребенку дали квартиру, а нам ничего. Женя говорит: "Ничего не надо. Все у нас хорошо"».

Газета, сохранившаяся у Ларисы Гудачек

Фото: Светлана Софьина

Лариса Гудачек: «...Про нас много писали. Особенно первые годы, постоянно приезжали журналисты, расспрашивали. Но никакой помощи мы не получили. Когда построили новый роддом, то первому родившемуся там ребенку дали квартиру, а нам ничего. Женя говорит: "Ничего не надо. Все у нас хорошо"».

Елена и Дмитрий Чула: «Я тогда была беременна. Роды назначали на 24 июня. 14 июня я пошла на базар. И была у администрации. Это незадолго до того, как пришли боевики. Но тогда все было спокойно. Я вернулась домой, и тут соседи прибежали, подняли панику, рассказали, что в городе происходит. Той ночью мужчины патрулировали вокруг домов».

Елена и Дмитрий Чула

Фото: Светлана Софьина

Елена и Дмитрий Чула: «Я тогда была беременна. Роды назначали на 24 июня. 14 июня я пошла на базар. И была у администрации. Это незадолго до того, как пришли боевики. Но тогда все было спокойно. Я вернулась домой, и тут соседи прибежали, подняли панику, рассказали, что в городе происходит. Той ночью мужчины патрулировали вокруг домов».

Буденновск

Фото: Светлана Софьина

Документы в городской поликлинике. После того как больницу захватили боевики, поликлиника стала принимать всех раненых и нуждающихся в срочной медицинской помощи.

Фото: Светлана Софьина

Документы в городской поликлинике. После того как больницу захватили боевики, поликлиника стала принимать всех раненых и нуждающихся в срочной медицинской помощи.

Раиса Колмыченко: «Муж работал в автошколе. Он был в униформе.  Возможно, боевики приняли его за милиционера, и расстреляли прямо в машине, когда входили в город. Я тогда работала в отделе образования. Когда услышали взрывы, закрыла дверь на засов. Боевики пытались ворваться к нам, стали стучать, но открыть дверь не смогли. Всех погибших на кладбище хоронили рядом, в несколько рядов. В те дни там все-все было завалено ромашками».

Раиса Колмыченко

Фото: Светлана Софьина

Раиса Колмыченко: «Муж работал в автошколе. Он был в униформе. Возможно, боевики приняли его за милиционера, и расстреляли прямо в машине, когда входили в город. Я тогда работала в отделе образования. Когда услышали взрывы, закрыла дверь на засов. Боевики пытались ворваться к нам, стали стучать, но открыть дверь не смогли. Всех погибших на кладбище хоронили рядом, в несколько рядов. В те дни там все-все было завалено ромашками».

«Город черных платков» — так прозвали Буденновск в 1995-м. Траур был у всех.

Черный платок в краеведческом музее

Фото: Светлана Софьина

«Город черных платков» — так прозвали Буденновск в 1995-м. Траур был у всех.

Заложники покидают здание больницы

Кадр из телехроники

Вера Чепурина: «В 1995 году я работала заместителем заведующего хирургическим отделением. В тот день была на дежурстве. Сначала стали поступать те, кого боевики ранили, когда входили в город. Все, кто работал в ту смену, были заняты в операционных. Ходила на переговоры. Басаев требовал, чтобы мы привели журналистов. Мы задержались, и он приказал расстрелять пятерых заложников.

Когда вернулись в больницу, началась стрельба, и меня ранили в шею. Потом на операционном столе у нас боевик умер. Думали, нас убьют, но не убили...»

Вера Чепурина

Фото: Светлана Софьина

Вера Чепурина: «В 1995 году я работала заместителем заведующего хирургическим отделением. В тот день была на дежурстве. Сначала стали поступать те, кого боевики ранили, когда входили в город. Все, кто работал в ту смену, были заняты в операционных. Ходила на переговоры. Басаев требовал, чтобы мы привели журналистов. Мы задержались, и он приказал расстрелять пятерых заложников. Когда вернулись в больницу, началась стрельба, и меня ранили в шею. Потом на операционном столе у нас боевик умер. Думали, нас убьют, но не убили...»

Памятник, установленный на кладбище Буденновска

Фото: Светлана Софьина

Во дворе городской больницы

Фото: Светлана Софьина

Людмила Кальчук: «Я в тот день была на рынке. Прибежала домой, а мужа нет. В тот день он поехал на дачу, и его взяли в заложники. Боевики сказали, что будут расстреливать заложников по пять человек, если их требования не выполнят. Его расстреляли в одной из этих пятерок. Пулей в лоб».

Людмила Кальчук

Фото: Светлана Софьина

Людмила Кальчук: «Я в тот день была на рынке. Прибежала домой, а мужа нет. В тот день он поехал на дачу, и его взяли в заложники. Боевики сказали, что будут расстреливать заложников по пять человек, если их требования не выполнят. Его расстреляли в одной из этих пятерок. Пулей в лоб».

Экспонаты краеведческого музея

Фото: Светлана Софьина

Заложники

Кадр из телехроники

Мемориал жертв теракта в Буденновске

Фото: Светлана Софьина

Вика Коленченко: «Я родилась 9 июня и во время захвата находилась в роддоме с мамой. Если вы посмотрите видео, где из больницы выходят женщины с детьми, там видно мою маму, она в розовом халате. Помню, в детстве соседи говорили про меня — "басаевская". Так я и узнала, что была в заложниках».

Вика Коленченко

Фото: Светлана Софьина

Вика Коленченко: «Я родилась 9 июня и во время захвата находилась в роддоме с мамой. Если вы посмотрите видео, где из больницы выходят женщины с детьми, там видно мою маму, она в розовом халате. Помню, в детстве соседи говорили про меня — "басаевская". Так я и узнала, что была в заложниках».

Буденновск

Фото: Светлана Софьина

Лента добра деактивирована.
Добро пожаловать в реальный мир.
Бонусы за ваши реакции на Lenta.ru
Как это работает?
Читайте
Погружайтесь в увлекательные статьи, новости и материалы на Lenta.ru
Оценивайте
Выражайте свои эмоции к материалам с помощью реакций
Получайте бонусы
Накапливайте их и обменивайте на скидки до 99%
Узнать больше