Российские депутаты собираются законодательно стимулировать граждан к патриотичному поведению: в Госдуму внесен законопроект об уголовной ответственности за недоносительство о преступлениях экстремистского характера. Законопроекту следовало бы присвоить имя Павлика Морозова, ведь ответственность за несознательное поведение предусмотрена с 14 лет. Учитывая, что в последнее время понятие экстремизма стало трактоваться широко и свободно, а срок можно получить даже за перепост фото в соцсетях, депутатская инициатива может коснуться многих. Правозащитники опасаются, что новый закон спровоцирует всплеск доносительства. О том, что заставляет людей жаловаться друг на друга, какую роль в этом играет государство и какими бывают доносы, «Ленте.ру» рассказал автор работы «Донос как социально-психологический феномен», доктор философских наук, профессор МГТУ им. Н.Э. Баумана Валерий Нехамкин.
«Лента.ру»: Доносительство становится новым трендом?
Нехамкин: Лично я этого пока не замечаю. Другое дело, что сегодня высшие чиновники уже не одергивают доносчиков. Ситуация изменилась по сравнению с 1990-ми годами, когда массово осуждалось доносительство советского периода. Когда власть хочет обозначить какое-то явление как негативное, зачинщиков, как правило, в любом государстве примерно наказывают. Сегодня с доносчиками этого не происходит, и такая ситуация провоцирует интересные рассуждения о дальнейшем ее развитии.
Что больше способствует расцвету доносительства — позиция государства или социальная среда, которая воспитывает доносчика, дает ему мотивацию?
Доносительство расцветает, когда на это есть прямой социальный заказ. То есть государство называет конкретную группу, в отношении которой были бы желательны доносы. В сталинские времена, например, прямо указывались «враги народа». Но понятие это оказывалось размытым: сюда могли включаться представители разных социальных слоев — врачи, колхозники, интеллигенция, военные и т.д. Когда такая «враждебная» группа прямо названа государством, граждане начинают массово проявлять бдительность. Этот эффект наблюдался не только в СССР. В той же нацистской Германии преследовались с подачи властей политические группы — коммунисты и социал-демократы; национальные — евреи и цыгане; представители сексуальных меньшинств. В США, когда у нас в 1948-1953 годах боролись с безродными космополитами, искали агентов Кремля и в итоге «находили» намного больше шпионов, чем их было на самом деле.
Социальный климат имеет не последнее значение, но когда происходит государственное «стимулирование», граждане так же охотно откликаются на подобные инициативы и в наши дни. Скажем, власти Украины, вернувшие в июле 2014 года под контроль город Славянск, столкнулись с наличием там нелояльного населения и отсутствием системы спецслужб. Как быстро выявить неблагонадежных? Очень просто. Установили специальные урны для доносов и призвали сообщать туда о поведении соседа, друга, родственника в период правления «сепаратистов». Такая инициатива вызвала целую волну бытовых доносов.
Может быть, прямых указаний у нас сегодня нет — а как же намеки? По телевизору каждый день говорят о «пятой колонне», «нацпредателях» и прочих оппозиционерах.
Что-то такое в воздухе витает, но отмашки на представителей данных групп доносчикам никто не давал. Поэтому нет и массового доносительства. К тому же в Уголовном кодексе есть статья, разрешающая не свидетельствовать против близких. Чтобы явление приняло массовый характер, людей за это нужно поощрять. Про того же Павлика Морозова в СССР подробно рассказывали не просто так, а чтобы показать другим, как желательно действовать.
Доносы в основном характерны для тоталитарных систем?
В демократических государствах они тоже процветают, но там они легитимны, то есть встроены в государственную систему. В США даже превращаются в своеобразную форму бизнеса. В Америке существует особая программа «Крайм стопперс». Если донос подтверждается и предотвращается преступление, автор доноса в зависимости от тяжести предотвращенного деяния получает от 50 до 1000 долларов. Девиз данной системы — «Преступление не окупается, но мы платим за его раскрытие!».
За границей информаторов уважают за принципиальную гражданскую позицию?
Это скорее миф. От доносчика пытаются избавиться и у них, и у нас — хотя бы отправляя его вверх по карьерной лестнице. В России вследствие неоднозначного отношения граждан к государству доносы воспринимаются то позитивно, то негативно. Когда люди ассоциируют себя с государством — тогда да, доносчиков оценивают преимущественно положительно, поэтому такой всплеск данного явления и наблюдался в 1930-е годы. Часто в российском коллективе доносчик воспринимается как нечто не совсем приемлемое, потому что он произвольно выносит некую внутреннюю информацию вовне, а это может привести к разрушению всего коллектива.
Как люди становятся кляузниками?
Еще со времен Древней Греции или Рима на первом месте среди мотивов стоит алчность. На втором — патриотизм, понимаемый в таком ключе. Дальше — месть. Однако часто все эти причины переплетаются. В России сейчас стали популярны доносы за политические деяния. Самый свежий пример: в Севастополе 9 апреля на заседании Общественно-экспертного совета при губернаторе города исполнялся гимн России. На табло одновременно появились искажающие его текст слова. Организаторы мероприятия, не сумев сами выявить зачинщика «беспорядков», отправились с сообщением об этом не в полицию, а сразу в ФСБ. Не ждать, когда «органы» займутся расследованием, а побудить их к этому. Таков девиз отечественных бдительных граждан и в 1930-е годы, и ныне. Главное, что доносчик таким легким, как ему кажется, путем приобщается к государственной силе.
Если доносчик сам превращается в жертву доноса, что не редкость, — меняется его отношение к доносительству, наступает раскаяние?
У меня пока нет такой информации по нашим дням. Если брать советские годы, то, как правило, нет. Человек полагает, что в отношении него донос оказался ложным, сам же он поступал правильно, ибо давал правдивую информацию, действовал во благо государства, предотвращал преступление. Впрочем, если на тебя открыто доносят на каком-то общем собрании трудового коллектива, что в прошлом, что нынче, — у жертвы есть возможность совершить ответный донос. Часто это способ уйти от крупных проблем.
Современные доносы отличаются от советских?
Мотивы универсальные, просто сейчас стало удобнее — появилось больше технических средств доносительства. И еще сегодня доносчики любой бытовой повод стараются превратить в политическую акцию. Взять то же поедание «санкционных» гусей — помните, как житель Владивостока обнаружил в мусоре обертку от импортного польского мяса, запрещенного к продаже, и сообщил об этом в органы?
Где грань между активностью законопослушного гражданина и стукачеством?
Тема скользкая. По содержанию и законопослушный гражданин, и стукач в случае доноса делают одно дело: сообщают в правоохранительные органы тайную информацию о лице или группе лиц. Я думаю, что гражданин, не являющийся доносчиком, должен не иметь личных мотивов; не получать за данное деяние материального вознаграждения, особенно за счет жертвы; не скрывать свое имя; ожидать официального ответа на изложенные в данном документе требования; сообщать правдивые сведения (а не подавать их таким образом, чтобы к жертве обязательно применялись санкции со стороны государственных структур). Здесь важен основной посыл. Главная цель активного гражданина — помочь, спасти, предотвратить. Главная цель стукача — навредить жертве.