Главный за год фестиваль российского кино закончился вручением Гран-при «Аритмии» Бориса Хлебникова — решение жюри, которое утешило более-менее всех, кто приехал в Сочи. «Лента.ру» рассказывает, почему всеобщая любовь к драме о разводе двух врачей говорит больше хорошего о зрителях, чем о самом фильме.
К призовому раскладу «Кинотавра»-2017 лучше всего подходит эпитет «примиряющий»: жюри с Евгением Мироновым во главе нашло способ отметить все более-менее значимые фильмы в основном конкурсе — к сожалению, проигнорировав разве что искрометно высмеивающую русскую действительность «Прорубь» Андрея Сильвестрова. Формально к выбору лауреатов почти не придраться — Миронов и его коллеги не стали выносить своим вердиктом стилистического или тематического приговора, вместо этого найдя способ наградить почти все те картины, которые на фестивале обсуждали больше всего.
«Теснота» Кантемира Балагова действительно с отрывом была лучшим дебютом фестиваля — а тот факт, что она вполне заслуживала и Гран-при, оказался подтвержден еще и призом Гильдии киноведов и кинокритиков. Специальные призы жюри за сценарий и музыкальное решение достались двум скромным, подчеркнуто независимым картинам «Голова два уха» Виталия Суслина (в ней наивный деревенский житель в исполнении наивного деревенского жителя Ивана Лашина становится жертвой городского афериста) и «Турецкое седло» Юсупа Разыкова (в котором пожилого охранника доводит до запретной страсти оперная ария). Обе, мягко говоря, небезупречны, но при этом сумели многих на «Кинотавре» впечатлить: «Голова два уха» — искренностью, «Турецкое седло» — напротив, стройностью конструкции; обе получили также по диплому от той же Гильдии киноведов.
На самоотверженной игре Инги Оболдиной (приз за лучшую женскую роль) строится все спорное обаяние музыкальной комедии Кирилла Плетнева «Жги!» — и то обстоятельство, что смеяться и подпевать это кино предлагает на тему женской зоны, жюри не смутило. Прогресс режиссера Резо Гигинеишвили, от незатейливых ромкомов перешедшего к попытке рассказать в «Заложниках» о случившейся в 1983-м трагедии с угоном самолета несколькими представителями тбилисской золотой молодежи, оказался, по мнению жюри, достаточно впечатляющим, чтобы заслужить сразу два приза — лучшему оператору (Влад Опельянц) и лучшему режиссеру. О том, почему «Заложникам» не хватило именно режиссерского видения, мы писали еще с Берлинале — но по сравнению с «Жарой» и «Любовью с акцентом» это и правда прогресс. Нашло жюри способ наградить и самый скандальный фильм фестиваля — «Блокбастер», режиссер которого Роман Волобуев убрал свое имя из титров из-за конфликта с продюсерами по поводу финального монтажа, получил приз с формулировкой «За новое слово в жанровом кино».
Приз за лучшую мужскую роль (для Александра Яценко) и Гран-при жюри тем временем достались «Аритмии» Бориса Хлебникова — показанная в последний конкурсный день фестиваля драма о том, как не могут разойтись работающие врачами супруги (Яценко и Ирина Горбачева), заслужила на «Кинотавре» самые бурные аплодисменты и довела многих зрителей до слез, а некоторых критиков — почти до поэтических, проникновенных признаний в любви фильму. Доверие «Аритмия» завоевывает подробными, правдоподобно заклинающими реформу системы здравоохранения производственными сценами: вот герой Яценко, врач скорой помощи Олег, отбиваясь от требующего ехать на следующий вызов голоса диспетчера в рации, снимает приступ астмы одной пенсионерке, вот сидит на объявленной новым начальником планерке («Теперь лимит в 20 минут на вызов соблюдаем неукоснительно»), вот совершает настоящий профессиональный подвиг.
При этом основой, на которую нанизаны эти сценки из жизни современной российской медицины, фильму служит все же линия отношений Олега с также работающей врачом, но в приемном покое, женой (Горбачева) — та устала от запоев и жизненной рыхлости мужа и хочет развестись: а пока супруг не нашел себе новое жилье, отправляет его ночевать на надувной матрас. Что же, если по производственной части к «Аритмии» придраться трудно (и незачем), то в показанной фильмом семейной драме просчетов хватает. Прожившие вместе около пяти лет супруги разговаривают друг с другом так, будто только познакомились, — обращаются друг к другу по имени, проговаривая вещи, которые настоящие муж и жена давно бы оставили в зоне умолчания или озвучивали собственными, понятными им одним словечками. Не обнаруживается ни у того, ни у другой при этом и какой-то ясной внутренней жизни — она ограничивается работой, спиртным и сквозящим в глазах чувством неудовлетворенности. Простую, следующую за маятником распадающихся отношений (поссорились — примирились — истерика — испуганные попытки отыграть все назад) линию сюжета Хлебников предпочитает не усложнять.
Стилистически, в отличие, например, от той же «Тесноты» с ее шероховатой, колючей лоу-фай эстетикой и несколькими жесткими, обезоруживающими режиссерскими решениями, «Аритмия», напротив, из зоны зрительского комфорта никого не выводит, предпочитая простой и безыскусный, максимально доступный псевдореализм. Такой подход не способствует выходу фильма за рамки объективной, лишенной глубокой правды реальности — но, впрочем, и работает на организацию несколько более интересных, чем все, что происходит в кадре, отношений со зрителем.
«Аритмия», полная лакун, психологических пустот, за счет обаяния своих артистов приглашает именно аудиторию эти лакуны заполнить — и публика, конечно, благодарно ведется. Мы так и не узнаем, какую именно дыру в душе заливает алкоголем герой Яценко — но узнаваемость романтической драмы лукаво заставляет заполнить эту дыру собственным багажом нелюбовей и расставаний. Достоинства «Аритмии», грубо говоря, лежат не в области обращения с сюжетом или языком кино, но в таланте правильно выставить в зал зеркало, на которое так легко спроецировать самого себя. Это тоже далеко не последнее в плане кинематографических приемов дело — вот только предполагаемая душевность «Аритмии» больше говорит о том, сколь богат у русского зрителя опыт любовных терзаний, чем о душевном богатстве собственно фильма. Такой подход позволяет Хлебникову и его симпатичному кино утешать, но вряд ли способен привести к подлинному излечению.