Три года разговоров Расследование гибели малайзийского «Боинга» застопорилось

Авиалайнер Boeing 777, принадлежавший авиакомпании Malaysian Airlines, был сбит над Донбассом три года назад. Международное расследование трагедии топчется на месте, повторяя одни и те же тезисы. По каким же причинам оно забуксовало?

Расследование было начато в Нидерландах в 2014 году. Размах взяли многообещающий, тем более что, по утверждению следствия, улик и свидетельств было достаточно. Пропагандистская кампания в западной прессе уверенно расставляла акценты, без вариантов связывая гибель самолета с применением зенитного оружия со стороны российских военных, якобы введенных на территорию Донецкой области.

Трудно не заметить, что спустя три года следствие находится почти на той же стадии. Все это время аргументы перемывались по кругу, не дополняясь новой информацией. К уже опубликованным данным слишком много претензий. Этому есть простейшее объяснение. Причина не только в исходной ангажированности комиссии, после которой как-то неудобно сдавать назад слишком быстро. Международная следственная группа испытывает проблемы с возможным обвинением Украины, если бы оно подтвердилось при изучении фактов на месте. Это пошло бы поперек главной мысли, содержащейся в современной политике ЕС, а именно: Украина является невинной жертвой российской агрессии.

Комиссия загнала себя в угол. Для подтверждения обвинения в адрес России надежных фактов нет, что отмечено в промежуточных отчетах следствия. Переключить риторику невозможно по внутриполитическим мотивам. Остается только затянуть следствие, так как любой из двух возможных конкретных выводов, как только следствие официально провозгласит его, будет хуже неопределенности.

Сложность положения голландской комиссии не только в политизированности процесса расследования, ведь следствие лишено возможности влиять на предоставляемую ему информацию. Сбор фактов возложен на украинские власти, которые не вычеркнуты официально из списка подозреваемых. Очевидно, что в Нидерландах таким способом сохраняют свободу маневра и снимают с себя ответственность за любые острые выводы, которые комиссия, возможно, будет вынуждена сделать в будущем. Но на расследовании это сказывается отрицательно.

Нет ни малейшего смысла повторять многократно звучавшие претензии к техническим данным о ракетах комплекса «Бук», переданным из Киева и включенным в отчеты комиссии. Ошибки в определении типа боевой части можно было избежать, если бы комиссия трезво взвесила данные Украины и сведения, которые передавали из России, с заводов-разработчиков этого оружия ПВО.

В дополнении к этой ошибке комиссия оказалась в глупом положении: она вынуждена игнорировать важнейшую информацию, о существовании которой ей сообщалось. Украина не предоставила переговоры военных диспетчеров в день трагедии, а следствие политкорректно не напоминает об этом Киеву. В 2014 году в США постоянно заявляли, что «Боинг» сбили ополченцы Донецкой республики, упоминали и о данных спутниковой разведки на этот счет, но отказывались их публиковать, ограничиваясь снимками из открытого доступа. О попытках комиссии получить такие снимки тоже не известно.

Встречные расследования проводили эксперты холдинга «Алмаз-Антей», где «Бук» и создавали, но эта информация полностью проигнорирована. Не соглашаться с ней, само собой, — право следственной группы, но научно и технически аргументированное несогласие не равно простому молчанию. Возникает двойственность: аргумент приведен, но не опровергнут. Даже если «Алмаз-Антей» неправ, это нужно доказать, а если только проигнорировать его доводы — это заложит сомнения под итоговый вывод следствия.

Ирония ситуации, в которой следствие стало заложником политизированности вопроса, заметна и в отборе информации с места. Данные технических экспертов из России отвергаются с порога как не находящие подтверждения в сравнении с другими сведениями. Постойте, но каковы эти сведения? Кишащие ошибками таблицы с данными, переданные из Киева, здесь еще не самая большая проблема. Есть еще и «экспертиза» соцсетей, вершиной которой являются работы исследовательской группы «Беллингкэт», и периодически вбрасываемые через прессу очередные «доказательства» вины ополченцев Донбасса или напрямую России, судя по всему для поддержания нужного информационного фона.

Анализ открытых источников и фотоснимков из соцсетей, как это делают в «Беллингкэте», безусловно, может дать какую-то информацию, но только в сопоставлении с иными свидетельствами и заключениями экспертиз. Так полагается любому следствию, которое должно придерживаться объективности. Если сведения «Алмаз-Антея» и данные из России отвергаются, а выводы «Беллингкэта» и украинцев принимаются, то возникает вопрос о соразмерности доводов, непредвзятости расследования, авторитете и качестве тех итоговых выводов, которые будут сделаны таким путем.

Если собрать все эти особенности воедино, становится понятно, почему расследование буксует. Комиссия Нидерландов не готова ставить подписи под голословным обвинением, аргументированным мнением лишь одной заинтересованной (а возможно, и виновной) стороны и фотографиями из соцсетей. Но она не может и пойти против политического подтекста, созданного на Западе вокруг гибели «Боинга», потому что в это вложено очень много репутаций бюрократов, и в Нидерландах не готовы опрокидывать стол с расставленными на нем фигурами.

Но выйти из тупика можно только тогда, когда комиссия начнет реальную работу с другими сведениями о трагедии — хоть с какими-то из имеющихся. К ним относятся спутниковые снимки разведок США и России, экспертизы «Алмаза-Антея», записи переговоров украинских диспетчеров, данные объективного контроля с российских и украинских радаров или новые свидетельства, собранные на месте событий. Только так можно изменить ситуацию, когда следователи не могут сделать тот вывод, который хотят, потому что стыдно, а тот, который могли бы сделать, не делают, потому что не велено.