«Продали корову — купили автомат» Как дагестанцы первыми встретили боевиков Басаева и спасли Россию от распада

7 августа 1999 года боевики под руководством Шамиля Басаева и Хаттаба вторглись на территорию Дагестана. Эта дата считается официальным началом второй чеченской войны, продлившейся несколько лет. Война — это факты и цифры: количество участников и жертв, даты сражений и годы жизни. Однако любая война — еще и голоса тех, кто, увидев и запомнив все, смог это пережить. За несколько дней до 20-летия с начала военных действий корреспонденты «Ленты.ру» Борис Войцеховский и Катя Дериглазова отправились в Цумадинский и Ботлихский районы Дагестана, первыми столкнувшиеся с нападением боевиков, чтобы встретить очевидцев тех событий — женщин, детей, ополченцев и жителей пострадавших от террористов сел.

Первая чеченская официально закончилась в 1996-м Хасавюртовским соглашением и выводом федеральных войск из Чечни. Но мир не наступил. Не оставляя попыток создания исламского государства, живущего по законам шариата, бандформирования под командованием Шамиля Басаева и арабского полевого командира Хаттаба совершили десятки вылазок. Новостные программы без остановки рассказывали о похищении людей, жестоких убийствах, создании лагерей для подготовки боевиков.

Свой ключевой удар чеченские боевики решили нанести по горной части Дагестана, где размещалось несколько ваххабитских анклавов, а местное население считало ислам неотъемлемой составляющей своей жизни. Боевики надеялись на поддержку большинства жителей Цумадинского и Ботлихского районов. Однако надежды боевиков не оправдались: местные оказали им серьезное сопротивление. Как итог — чеченские бандформирования были выбиты с территории Дагестана обратно в Чечню.

***

…От волнения Зумруд то и дело поправляет спадающий на глаза платок цвета желтых осенних листьев и вытирает слезы. «У нас, аварцев, — рассказывает она, — много разных песен о нашей земле, о любви к ребенку, об уважении к матери, про кавказскую войну и имама Шамиля. Но есть и другая песня. Ее сочинила моя тетя, в детстве жившая с мачехой. Когда она пела ее, все вокруг плакали».

Зумруд переводит ее без рифмы, иногда с трудом подбирая русские слова, но литературность тут не имеет значения, ведь в песне поется:

Ненужные разговоры мачехи,
Хинкал, который она готовит,
Надоели мне.
Мама, ради Аллаха, забери меня домой!
Ведь я забыла, что такое сон и твоя ласка.
Я так соскучилась по ней…

«Как все удивительно в этом мире, — говорит она. — Вот вроде бы речь о мачехе и несчастной девушке, а на самом деле — обо всех нас. Мы ведь сами чуть не превратились в этакую бедолажку при злой мачехе, которой могли стать для нас боевики, если бы захватили в 99-м Дагестан».

Житель села Ансалта на дороге, по которой пришли отряды Басаева

Фото: Катя Дериглазова

Зумруд проработала всю жизнь работником культуры, поэтому до сих пор сохранила свойственную любому гуманитарию наивность.

«Знаете, — задает она вопрос, кажется, самой себе, — чем больше всего жителям нашего района запомнилась первая чеченская? Количеством чеченских беженцев, пришедших к нам. Они бежали от войны, от бомбежек, от Дудаева. Мы принимали их как братьев и сестер. Одна семья жила и в моем доме. Мы кормили их. Мы давали им деньги. Так почему, почему спустя несколько лет они пришли к нам с оружием в руках?»

Ответа на этот вопрос не существует, да и не стоит его искать. Лучше просто постараться увидеть все, что произошло в те августовские дни, глазами самих дагестанцев, жителей пострадавших от террористов сел Цумадинского и Ботлихского районов — Гигатли и Агвали, Гагатли и Анди, Ансалта, Рахата, Ботлих.

«Правоохранительные органы про все прекрасно знали, но вмешиваться не хотели»

Магомед Магомедов, село Гигатли (Цумадинский район)

Первый выстрел в этой войне прозвучал у нас. И первая жертва тоже у нас была. Это я вам говорю как командир гигатлинского ополчения. В чеченском селе Кинхи, на других высотах, расположенных около нас, на тот момент скопилось, по разным данным, от двух до семи тысяч боевиков. В Кинхи они заняли там территорию школы, сельские дома. Это было в июле.

Правоохранительные органы про все прекрасно знали, но вмешиваться не хотели. Тогда боевики занимались больше пропагандой: проповеди всякие читали, в футбол играли, волейбол. Хотя одновременно их лидер, Багаутдин, тихо вел переговоры с Басаевым и Хаттабом, чтобы те пришли в Дагестан и его поддержали. Багаутдин был уверен, что его почти все жители ближайших сел поддержат, поэтому район можно будет захватить за один-два дня. Но не получилось у него ничего! Мы окопы нарыли, через каждые 20-30 метров выставили работников милиции, сами встали. В Гигатли боевики не зашли, хотя старались это сделать несколько дней.

«Боевики заставили похоронить убитых товарищей»

Шапи Джахпаров, село Агвали (Цумадинский район)

Первый бой в нашем районе произошел ночью со 2 на 3 августа — это было в полутора километрах от Агвали, на посту в районе под названием Дачи. Колонна боевиков подошла туда большой автоколонной, но фары горели только у первой машины — чтоб остальные незаметны были. И тут же начали стрелять. Трое агвалинцев тогда погибло — работников милиции. Еще троих — они контуженные были, без патронов уже — боевики забрали в плен. Вы понимаете, да, что это такое, когда террористы берут в плен работников правоохранительных органов? Их хотели увезти в Чечню и предать шариатскому суду. Но мы их вытащили.

Как удалось? Сейчас расскажу. Это ведь я тогда ходил к боевикам и с ними разговаривал. Один из пленных — Саидмагомед — был моим родным братом…

Дорога к посту Дачи, по которой в Агвали приехали боевики

Фото: Катя Дериглазова

Они вот что сказали: «Привезешь к нам хирурга — отпустим!» У них же семь раненых было. А у нас жил хирург — Хабибов Магомед. Я к нему. Объясняю ситуацию. И он тут же говорит: «Если надо — даже пешком пойду!» И вот вместе с медсестрой он отправился в их логово — в село Эчеда, где давно уже был ваххабитский анклав. И тут же начал оперировать. А как до третьего раненого дошел, ко мне вывели пленных.

Багаутдин, их лидер, говорит мне: «Забирай своего брата и уходи!» Но я сначала пошел к тем, другим милиционерам. У одного была колотая рана плеча, второго просто хорошо рихтанули. Я с ними по душам поговорил, а потом к брату уже отправился. И сказал ему: «Тебя отпускают. Но смотри сам, как это будет выглядеть: вас взяли в плен втроем, а уйдешь ты один». И он тут же ответил: «Я потерплю, пока не освободят всех!»

Что там с ними делали? Сначала заставили похоронить убитых товарищей с поста. А потом занялись их идеологической обработкой. Все три дня с утра до вечера заставляли молиться, слушать какие-то кассеты, читать специальные книжки. Хотели, чтобы они на их сторону перешли. Но бить не били. Даже разрешали свободно по лагерю передвигаться… Кстати, я в этом лагере и негров видел, и еще одного человека… Он мне сказал, что работает в Карачаево-Черкесии учителем математики. Я говорю: «Как ты, учитель, тут оказался?» «Решил летом подработать», — отвечает. Подработать, блин! Сбившийся человек…

Я со многими тогда разговаривал. Даже с нашим сельским имамом. Направил на него на площади камеру и попросил сказать что-то про ваххабитов. Думал, он испугается. А он начал так их нести, что настоящий митинг получился! Почему? Потому что после расстрела поста боевиков тут все возненавидели…

А пленных нам вернули через четыре дня.

«А у меня диван, в котором лежат автоматы, гранаты ящиками, патроны, еще оружие. Полный диван!»

Ахмед Ахмедов, село Агвали (Цумадинский район)

Суета, тревога — все было. Мы все свое оружие из подвалов повытаскивали, подготовились – даже женщины. У нас же тогда такое подразделение появилось — женщины села. В первую очередь они, конечно, оказывали хозяйственную помощь, но также и на страже стояли. Уверен, дай им волю, они бы и впереди мужчин с оружием стали! Воинственны ли цумадинские женщины? Ооо! Когда надо, они на все способны! Несколько агвалинок — чемпионки Дагестана по стрельбе, между прочим. А тогда вот как было, например: мы стреляем по бутылкам, а тут к нам девушка подходит. «Дайте, — говорит, — попробовать!» Взяла пистолет, разбила все бутылки и молча ушла…

Ахмед Ахмедов

Фото: Катя Дериглазова

Про оружие еще расскажу. Спустя несколько лет после войны приехали ко мне гости из Ирана. А у меня диван, в котором лежат автоматы, гранаты ящиками, патроны, еще оружие разное. Полный диван! И вот гости сидят, чай пьют, разговор о тех событиях пошел. Ну, и я на эмоциях говорю: «Кто к нам с оружием придет…» И открываю диван. Иранцы чуть не охренели!

«Машину отняли, винчестер отняли»

Асадулла Омаров, село Агвали (Цумадинский район)

Вот у нас какая еще история была. Смотрю — двое человек, поехавшие из Агвали в Эчеда развозить пенсии, идут обратно пешком. «Что, — говорю, — машину отняли?» — «Машину отняли, винчестер отняли». — «А зачем ты винчестер с собой возил?» — «На всякий случай!» Я говорю: «И что, этот случай не пришел?» Посмеялись, конечно… Но машина-то наша у боевиков осталась. Водитель возвращаться за ней категорически отказался. Ну, и я, позвав с собой районного имама, поехал забирать ее сам, так как работал тогда начальником управления социальной защиты… В Эчеда разные люди были. Чеченцы, арабы, русские.

Мост в Цумадинском районе

Фото: Катя Дериглазова

Некоторые на подъезде к селу на постах стоят. И вот, заходим в хибарку, где у них штаб. Посередине стол стоит, весь заваленный лепешками, испачканный медом, пчелы кругом летают. Безобразно грязно, короче! В уголке стоит их главарь Багаутдин — такой худенький, что от веса автомата согнулся даже слегка. И какие-то ребята немытые. Поговорили мы немного, договорились по поводу нашей машины даже, но оказалось, что именно сейчас ее используют на каком-то задании. Мол, ждите.

Час, два мы ждали, помолились вместе с боевиками и тут видим — едет наша машина, нагруженная снарядами и патронами! А за рулем мой знакомый — Магомед. «Отдавай, — говорю ему, — автомобиль!» А он тут же к Багаутдину побежал, что-то там ему нашептал. Оказалось, ему еще один рейс делать надо. В общем, мне сказали приходить за машиной в это же самое время на это же место на следующий день. И я поехал. Только нас уже ФСБ туда не пустило. Эчеда бомбить собирались и забомбили в итоге так, что и нашу пенсионную машину сожгли…

«Боевики говорили, что будут у нас исламское государство строить»

Тага Магомедов, село Ансалта (Ботлихский район)

Мужчины у нас в селе рано просыпаются, но первыми встают женщины. Им же хозяйством заниматься надо, это их забота: скот подоить, отвести коров к пастуху. Вот и тогда, 7 августа, они пошли в 4 утра выгонять в гору скот. Только до пастбища так и не дошли — на выходе из села наткнулись на неспешно спускающихся в Ансалта вооруженных людей.

Все в камуфляжной форме, бородатые, в основном лет тридцати на вид, с дисками на спинах, с пистолетами, пулеметами и автоматами. Некоторые — черные. Сколько их в общей сложности было? Да кто ж считал! Они в пару заходов спускались, а еще по дороге, ведущей на Ведено, на машинах подъехали. Но, думаю, примерно тысяча.

Тага Магомедов

Фото: Катя Дериглазова

А уже вскоре по громкоговорителю всем жителям аула велели собраться на центральной площади. Кто там был? Был глава местной администрации, мулла, директор школы и Шамиль Басаев в окружении своих людей. У нас к нему вопросов много не было. Хотелось узнать: зачем они сюда пришли, зачем вся эта суета? Они очень вежливо отвечали. Говорили, что будут у нас исламское государство строить. Мы им говорим: «Не хотим! И вообще, хотите к нам приходить, приходите с Кораном, а не с оружием!» Но они все равно очень тихо себя вели. Хотели забрать мой автобус, но он сломан был. Хотели забрать КамАЗ у нашего водителя Газимагомеда, он тоже говорит: «Не работает!» Но КамАЗ все равно завели. И не ругались особо. Еще ишаков у нас купили, чтоб часть вещей погрузить и доставить на гору Ослиное Ухо. И три «Урала» у них было.

А около двух часов дня стало известно от пришедших из Ботлиха переговорщиков: федералы Ансалта будут окружать и бомбить, чтобы уничтожить боевиков. Нам про это всё сказали. И еще сказали эвакуироваться. За женщинами, детьми, да, за всеми грузовики прислали, потому что боевики тоже не возражали нас отпустить… Многие тогда уехали. Осталось человек 50-60 — мужчины, старики, те, кто не хотел бросать свои дома.

Разрушеные дома в Ансалта

Фото: Катя Дериглазова

Ни один, ни один человек в селе боевиков не поддержал! Паника? И паники не было. Было же, знаете, как? Федералы через переговорщиков спросили ансалтинцев: «Бомбить ваши дома?» И мы сказали: «Бомбите! Только уберите отсюда этих». А еще мы оружие просили. Говорили: «Зачем сюда мальчишек-солдат посылать, мы сами свою землю защищать должны!» Вы бы видели этих солдат, остановившихся в Ботлихе! Помню, один был настолько слаб, что не мог нести автомат на плече и тащил его по земле.

Бомбежка на второй день началась. У нас в селе на тот момент домов 700-800 было. Сколько из них оказалось разрушено? Почти все. Школа сгорела, мечеть сгорела. Еще — шесть человек погибли, а трое чуть позже на минах подорвались — моей сестры муж, например. Совсем молодой парень — года 24 ему тогда было… Его на кусочки разорвало, пришлось в пакет собирать.

А еще я вам про нашего героя расскажу — Гаджимурата Нурахмаева. 19 лет ему было. Хулиганистый пацан такой. Он как бы ушел к боевикам, вошел к ним в доверие, что-то против русских на камеру говорил, а потом выхватил их же автомат и открыл огонь. Ему удалось расстрелять четырех человек. Потом застрелили его…

Спортивная площадка у школы имени Гаджимурата Нурахмаева

Фото: Катя Дериглазова

Те, кто уехал в Ботлих, стояли там и смотрели, как рушится наше село. И я смотрел. Что чувствовал в этот момент? Наверное, самым правильным словом будет слово «ненависть». Ладно, Хаттаб. Он откуда-то приехал. Но как мог Басаев, чеченец, такое с нами сделать?

Боевики стояли тут до 24 августа. И Шамиль Басаев в Ансалта все это время был. Точнее, то был, то уезжал по своим делам. Возвращался иногда с подкреплением — людьми, нанятыми за 100 долларов в день. Потом все ушли, загрузив в свои машины все ценное: ковры, телевизоры, мясо. Хотя на тот момент коров у нас и так едва осталось — почти все разбежались от бомбежки и взрывов. И тут же люди потянулись обратно…

«Хотели захватить вместе с Хаттабом Ботлих и установить тут шариат»

Зумруд Амирханова, село Рахата (Ботлихский район)

Сколько мне тогда лет было? Так скажу: молодая была, директором дома культуры работала. И помню, что многие говорили: «Придут! Придут!» Но я не верила. Как придут?! Мы же тут с чеченцами сотни лет как братья и сестры живем, они часто к нам на свадьбы приезжали. Поэтому и не готовились. У нас дома вообще в это время гости были. А гости что? Сидишь допоздна, разговариваешь, спать охота… Мама моя рано всегда встает, так я ее заранее попросила: «Умоляю, не буди нас рано. Без завтрака обойдемся». И тут — темно еще, часа четыре — она забегает в комнату и кричит: «Девочки, вставайте!» Я такая: «Мама, кто умер?» А она: «Лучше бы умер! Мы в окружении!» Я вскочила, как ненормальная. Тут же дала гостям одежду поскромнее и выскочила на улицу. А там уже полно людей — особенно около администрации. Я — туда. И тут же звоню нашему главе, Алимагомеду, который в отъезде был. С шестого раза только дозвонилась. Говорю: «Нас окружили! Помогите!» А как он поможет… Больше мы поговорить не смогли — зашел какой-то бородатый и кабель ножом перерезал.

Я часто слышала, как женщины, причитая, повторяли такую фразу: «Не дай Аллах, чтобы нам пришлось уйти из родного дома!» И думала: что за глупость, кто нас может выгнать? А тут сразу все поняла. Представляете: плач со всех сторон, маленьких детей полно со всех сторон, Хаттаб постоял-постоял и зашел в отделение милиции, Басаев туда-сюда по дороге ходит… Многие из нашего села хотели сразу уйти. Но Шамиль твердо сказал: «Никто сам не уйдет! Будет живой коридор: впереди они, сзади — мы». У них же какая тема была? Захватить вместе с Хаттабом Ботлих, установить тут шариат. Какой шариат?! Мы же тут и так все мусульмане! Глупость какая-то…

Зумруд Амирханова

Фото: Катя Дериглазова

В общем, я иду, людей успокаиваю, и тут мне один бородатый говорит: «Зумрат (это так мое имя на чеченском звучит), здравствуйте! Вы меня не узнаете?» Я сразу не узнала, конечно, а потом поняла: этот человек недавно к нам в гости приезжал вместе с братом Шамиля, Ширваном Басаевым, на юбилей района. Мы их тогда принимали, как положено. От души. Они столько всего говорили тогда! И как наши дороги заасфальтируют, и как газ проведут, и что мы — одна семья. Наплели сказок, короче. И вот этот человек тут с оружием стоит. «Помнишь, — говорит, — как вы нас кормили, как стирали нашу одежду, как песни пели?» «Будь проклят тот день!» — отвечаю. «Я б, — отвечаю, — тогда бы в вашу сторону и не посмотрела, если бы знала, что вот так к нам вернетесь!» «Я, — говорю, — хочу Ширвану всего один вопрос задать. Где он?» Да, с ним бесполезно говорить было, поэтому я к Шамилю пошла. Подхожу и не здороваюсь. Он мне сразу: «Зачем тебе Ширван? Говори мне, я его брат». А я ему: «Зачем я буду вопрос не по адресу задавать?» И тут смотрю, один его охранник автомат так поднимает и говорит Басаеву: «Давай я из нее сеточку сделаю! Чтоб другие так же не пикали». Страшно было? Страшно! Но тут, слава Аллаху, Шамиль ему ответил: «Рот закрой!»

Какими мне боевики показались? В газетах их потом называли головорезами. Но я врать не буду: они никого не обижали, не оскорбляли. Разве что меня чуть не убили. Они пытались обойтись без негатива, потому что поначалу верили, что мы встанем на их сторону, поддержим. Но… Они там все разными были. Много иностранцев — арабы, черные, бородатые, волосатые. У иностранцев вопросы даже возникали: зачем мы сюда пришли с оружием, если тут и так в каждом доме Коран, молитвенные коврики, а по вечерам азан поют? Всех их потом вахи тут и похоронили, а трупы своих, чеченцев, с собой в Чечню забрали… А Шамиль… Он почти ни с кем не разговаривал. Только ходил в окружении охраны. И вот еще что заметила — все время вниз смотрел…

Нас многие хаяли: мол, почему рахатинцы оставили село без единого выстрела? Но, извините, как было стрелять, если у нас оружия не было? Наши мужчины не знали, что делать, поэтому стояли, совершенно растерянные, и буквально сходили с ума от безвыходности положения. Я с мамой и еще несколько человек вышли из села последними, проводив остальных. И остались в Ботлихе.

Село Рахата

Фото: Катя Дериглазова

Что там делали? У меня мама поварихой была. Поэтому сначала мы небольшую кухню соорудили, потом отскребли ножами до блеска местную столовую и начали готовить. А как иначе? Народу-то в Ботлихе полно скопилось — беженцы из Ансалта, Рахата, Шодрода, а еще военные — русские солдаты. Мы даже хинкал им готовили. Я сама его разносила — туда, сюда… Они мне руки целовали иногда, потому что я же ни копейки за еду с них не брала! А моя мама на всю свою пенсию солдатикам фрукты покупала, сигареты, сахар. Она как-то мне говорит: «Зумрудка, ко мне солдат приходил, плачет, говорит, что денег у него совсем нет, а кушать хочется. А я ему: «Я же не за деньги вас кормлю, сыновья!»

Мы до сих пор вспоминаем тех из них, кто погиб, защищая нас, и плачем… Их тут очень много погибло — совсем молодые ребята лет 18-19-ти… В больнице мне один, очень тяжелый, за которым я ухаживала, сказал: «Мама…» И их матери плакали, когда потом сюда приезжали.

Я вернулась в Рахата уже вместе с военными. Нас оставшиеся старики, человек 13, встречали. Обнимали, целовали. Рассказывали: «Вахи тут пировали, пели, танцевали, на гармошках играли, барабанили! Нас кушать звали, но мы не пошли». Они такую грязь развели! Я видела потом это все сама: ампулы, шприцы, бинты, кровища засохшая, записки всякие, где они друг друга в гости приглашали. Они ж по разным домам сидели. А потом из этих же наших домов себе в окопы — на горе Ослиное Ухо — перетаскивали матрасы, подушки, одеяла, ковры, бурки. Шикарно они там устроились, пока наше село бомбили!

«Подумали, что предки нас проклянут, если мы оставим родную землю»

Магомедгаджи Магомедгаджиев, село Ботлих (Ботлихский район)

Не знаю, как так получилось, но именно меня, обычного учителя физкультуры школы №1, выбрали начальником штаба народного ополчения Ботлиха. Первое, что мы хотели сделать, это отправить всех женщин и детей в мечеть и выставить вокруг нее охрану, а затем всем селом эвакуироваться. Но передумали. Почему? Подумали, что предки нас проклянут, если мы оставим родную землю. Тогда мы решили выслать к Басаеву парламентеров — имама, директора школы и замглавы администрации, потому что глава в это время в Махачкале был. Сняли тент с УАЗика, прикрепили флаг и — они уехали. А мы остались и думаем: возьмут их боевики в заложники или не возьмут? Но, чтобы время не терять, начали готовиться к обороне. Например, стали рыть окопы, организовывать пункты питания, пытались прекратить панику, решить вопрос с оружием. Где его взять на 3000 местных мужиков? Ведь если здесь что и было, то лишь несколько старых охотничьих ружей. Все решили…

Магомедгаджи Магомедгаджиев

Фото: Катя Дериглазова

Страх был, да. Особенно в начале. Я в первый раз сейчас об этом расскажу, но… Когда боевики приблизились к Ботлиху, я зашел за школу, порвал свои документы и сжег их.

Но, знаете, что скажу: в эти дни я многое понял про людей. Вот, есть, к примеру, такие — замкнутые, немногословные, не включающиеся ни в какие общественные движения села. От них ничего хорошего не ждешь. Но когда ужасное случается, именно такие всегда оказываются впереди. Что это значит? То, что ничего мы о людях не знаем!

«Басаев был такой… спокойный совершенно»

Гаджииса Измаилов, село Ботлих (Ботлихский район)

Это сейчас я начальник управления образования Ботлихского района, а тогда был 30-летним директором школы. Что помню? Такого урожая, как в тот год, давно не было. Яблок навалом вызрело. Еще помню, что утром мне позвонила секретарша и сказала, что Ансалта, Рахата и Шодрода захвачены. И я тут же поехал в администрацию. А уже оттуда — вместе с остальными переговорщиками — в Рахата, где в этот момент и находились боевики.

Ботлих. Школа

Фото: Катя Дериглазова

Чай? Нет, чай они нам не предложили. Сразу начали разговаривать. Басаев был такой… спокойный совершенно. И все его боевики — дагестанцы, чеченцы, русские, арабы — тоже спокойные: даже яблоки покупали у рахатинцев по сто рублей за три штуки, хотя могли и просто так забрать. «Зачем вы к нам с оружием в руках? — спросили мы. — Мы же тоже мусульмане, мы — мирные люди». А Шамиль отвечает: «Земля принадлежит Аллаху, поэтому мы куда хотим, туда и идем. Хотите, пошли с нами — дадим вам деньги и оружие. Или просто нас пропустите». Вот, собственно, и вся беседа. Не больше получаса она длилась.

Но кто знал, что будет так? Честно говоря, я думал и о том, что вполне могу не вернуться с переговоров домой. Поэтому и жене ничего не сказал, и троим сыновьям. Зачем зря заставлять их нервничать? Потом рассказал про все, конечно. Переживала ли жена, узнав обо всем? Конечно. Жены же всегда переживают…

«Лужков послал нам несколько вагонов пшеницы, которая до нас так и не дошла, растворившись где-то по дороге»

Сакинат Раджабдибирова, село Ботлих (Ботлихский район)

Персики у меня хотя и мятые, но очень вкусные. Ешьте, ешьте! Я люблю людей кормить. Я их всегда кормлю…

Помню ли те события? Еще бы! Я тогда работала в Рахата директором фабрики, где бурки делают. А сама в Ботлихе жила. И тогда находилась дома, потому что был выходной. А в семь часов утра у моих ворот автобус остановился с несколькими рабочими с моей фабрики. Некоторые — с грудными детьми на руках. «В чем дело?» — спрашиваю. А они: «Чеченцы на нас напали. Шамиль Басаев. В каждом доме бандиты уже, вот нас и эвакуировали». Некоторые из них даже молоко взять не успели, чтоб малышей покормить, пеленки, еще какие-то вещи необходимые. Так я обо всем и узнала. Запустила всех к себе в дом и побежала…

Оказалось, что наши парламентеры во главе с замглавы администрации уже уехали говорить с Басаевым. Вернулись они довольно скоро. И тут же попросили всех быстро помочь эвакуированным, уже едущим и идущим пешком в Ботлих из Ансалта и Рахата. Тогда же, кстати, решили эвакуировать и ботлихцев, потому что… Ну, боевики могли же и сюда прийти! Тут и началась для меня работа. Вместе с другими женщинами я ходила по домам, обо всем рассказывала и предлагала всем желающим уехать. Многие мне не очень верили. Но когда на второй день стали слышны звуки бомбежки Ансалта, сомневаться уже не приходилось. На третий день прилетели вертолеты — кажется, три. Два из них боевики сбили. Тут же и раненые появились, и погибшие. И стало так тревожно и… очень страшно! Земля же от взрывов дрожала. Как не запаниковать? Но ни один из ботлихцев-мужчин не уехал тогда! У меня брат был тогда еще жив. У него трое сыновей. «Давай поедем! — как-то сказала я ему. – Нельзя же умереть вот так, глупо, не имея в руках оружия». И он ответил по-нашему, по-аварски: «Уходи с моих глаз!» Тогда и я решила остаться — вот только эвакуировала своих внуков.

Сакинат Раджабдибирова

Фото: Катя Дериглазова

Как тут было? Тяжело. Ни один магазин не работает, пекарня не работает, хлеба нет, есть нечего. Пустой Ботлих! Тогда-то мы с другими женщинами и поняли, что наша задача — организовать питание и бомбоубежище. Мы сделали все это в подвале детского сада — натаскали туда воду, продукты всякие, там же, в детском саду, хранившиеся. А потом занялись едой. Пекли хлеб по домам из имеющейся муки, тащили другие запасы и приглашали ополченцев и оставшихся односельчан. Их было… человек 50, наверное. Но это — в первые дни. Потому что с каждым днем к нам приезжало все больше ополченцев из других сел, со всего Дагестана! И как их всех было накормить? Тут и началась настоящая работа! Кто-то отдавал нам коров, кто-то барашков, кто-то приносил картошку и молоко, морковку и яйца. Несли все, что было. А потом стали поступать продукты и из других районов… Бывший мэр Москвы, Лужков, послал нам несколько вагонов пшеницы, которая до нас так и не дошла, растворившись где-то по дороге. Это сейчас смешно, а тогда…

18 дней мы кормили ополченцев, которых ближе к концу было уже больше тысячи. Они дежурили на 13 постах вокруг Ботлиха. Почти все, кстати, без оружия. И все эти 13 постов мы обеспечивали едой.

Что готовили? По утрам — яйца и чай. Днем — борщ, бульон, супы разные варили, мясо. Старались, чтобы обязательно было и первое, и второе… Круглосуточно работали! Начинали с 16 поваров, потом нас стало 39, затем — около 50…
Знаете, как мы определяли количество ополченцев? По количеству съеденных утром яиц. Сначала были десятки, потом сотни, а в один момент их стало 1500…

Конечно, кормили мы в основном ополченцев, потому что им армейский паек не положен. Но и некоторых солдат тоже. Другое дело, что поначалу они боялись есть нашу еду. Отказывались. Может думали, что мы заодно с Басаевым и хотим их отравить? Не знаю… Но вскоре они начали уплетать за обе щеки.

Был случай, около Ботлиха БТР подбили, и солдаты в нем три дня просидели, потому что не понимали, куда им вообще идти. Обнаружил их один наш работник. Так мы тут же и этим ребятам еду отправили, а потом помогли им БТР пригнать…

Уехать? Нет. Больше у меня такой мысли не возникало. Да и зачем? Страх пропал. Я даже уже во время взрывов уши закрывать перестала… А потом мы победили. Все, что я хочу теперь, — чтобы у наших внуков осталась о нас память, чтобы они знали, через что мы прошли, чтобы не забыли 127 погибших здесь в это время ополченцев и солдат.

«У меня дома совершенно случайно нашелся мешок аммиачной селитры. Ну и... 70 боевиков под завалами похоронили»

Ахмед Халилулаев, село Гагатли (Ботлихский район)

Сказать, что мы не ждали боевиков, было бы неправдой. А мы — люди, по идее, неплохие, гостеприимные, поэтому гостям не врем... Спросите меня, отвечу: у соседей давно уже неспокойно было. Вот мы и дождались.

Я что? Я всю жизнь за рулем. И в районе Ботлиха встретил этих — небольшую группу. «Куда идете?» — спрашиваю. «Учения проводим», — говорят. Учения, ага. Я-то от чабанов слышал, что их то тут, то там видели, так что было понятно, что они скапливаются. Еще понятно было, что всеми ими руководит Ширван Басаев — Шамиля брат. И что через наше село они вот-вот пойдут.

Что было делать? Сельчане собрались, начали решать: пропускать или нет? Чеченцы обещали, что нас не тронут, но мы не хотели, чтобы они дальше бед натворили. Поэтому постановили: выйти, перегородить, тормознуть и переговорить, постараться убедить не идти через наши земли. Если же не получится, если они не проявят понимания, остановить силой. Ну, и пошли к ним. А они с гонором оказались: мол, если не пропустите, с кровью пройдем…

Дети в селе Гагатли

Фото: Катя Дериглазова

То лето плохое выдалось: в Ботлихе жара, а у нас тут, в Гагатли, я в куртке ходил. На сопках же, куда пошли наши мужчины, вообще колотун был. Но мы эти сопки взяли, окопались, а где надо — еще и ущелья взорвали на единственной дороге, ведущей к нашему селу. Я сам взрывал — по решению сельского схода. Вот этими двумя руками. И еще пять человек со мной было. Мы 70 боевиков под завалами похоронили и не дали прорваться к нам никакой технике! Как? У меня дома совершенно случайно нашелся мешок аммиачной селитры. И еще у нас тут один старик-взрывник был. Ну и… Мы заряды в трех местах быстро заложили. А быстро потому, что уже были видны фары идущей в нашу сторону колонны боевиков. Метров за сто они от нас уже были. И — все! Они намертво там встали: вперед не пройдешь, развернуться тоже невозможно…

Столкновения случались сумасшедшие, но у нас были хорошие позиции: все они у нас на виду оказались. Оружие? Оружие у нас имелось. У нас жизнь трудная, у наших отцов была трудная — набеги, туда-сюда, да и сами по себе мы все тут большие любители оружия. Так что все дома что-то держали, факт. А еще, когда в Чечне волнения начались, там пистолеты и автоматы покупали. Тайно, конечно, чтобы даже соседи не знали. Поэтому, когда федералы решили раздать нам пятизарядки, у нас в них даже особой нужды не было. И еще покрышки… Что покрышки? Сейчас расскажу. У нас вроде бы все серьезно, война, но ведь и повеселиться хочется же! Вот мы и брали покрышки — старые, новые, без разницы — вымачивали их в бензине, поджигали и пускали по склонам в направлении боевиков. Они дооолго катились. А как докатывались, дооолго еще горели, освещая все вокруг. День и ночь, день и ночь мы всем этим занимались! Федералы и МВД? Слушайте, они сюда подошли, когда уже было понятно, что басаевцам тут не пройти. Но мы на них и не надеялись. Мы ни на кого не надеялись, кроме себя, поэтому и не обижались, что нам не помогли ни подкреплением, ни продовольствием, ничем другим… У меня дома было три тонны бензина — я ж водитель. Так я его весь нашим ребятам раздал, кто на сопки ездил. Млад стоял, стар стоял, женщины стояли — всех горячим хлебом кормили, мясом кормили. Нам, главное, что было? Чтобы после никто в Дагестане не мог нам сказать: мол, что же это вы, живущие на границе, вот этих пропустили? Мы даже статус ополченцев себе не требовали, просто все встали с оружием в руках. Медали другие взяли — те, что в это время дома лежали. Обидно? Нет. Обида присуща только слабым…

«Корову продашь — автомат купишь»

Магомед Умайгаджиев, село Анди (Ботлихский район)

Я был в то время начальником поселкового отделения милиции, так что для меня вся эта история началась с того, что нас подняли по тревоге. Было это около десяти утра. А уже в час мы собрали все население Анди, организовали штаб, списки составили и сформировали группки, которые и отправили контролировать границу с Чечней.

Где остановились боевики? В километрах десяти от села, на альпийских лугах — там, где у нас сенокосные места. Остановились почему? Потому что мы их уже там ждали, выставив позиции. Они… Они сперва просили их пропустить. Потом разозлились, сказали: «Так пройдем!» А народ им: «Ну, попробуйте!» Хотя, в отличие от гагатлинцев, у нас вначале стрелять нечем было… Один, Халид его звали, представьте, с дедовской саблей пришел! Выглядел, кстати, очень воинственно. Кто-то с кинжалом был. Кто-то — с вилами. Но оружие нормальное же надо? Надо! Вот мы и стали его искать. Как? Ну… Корову продашь — автомат купишь. Потом, чуть позже, еще что-то привезли и начали раздавать под роспись.

Бараны на высокогорных пастбищах неподалеку от Анди

Фото: Катя Дериглазова

«Мы ведь первые в Дагестане, кто начал рыть окопы»

Ильяс Баязов, село Анди (Ботлихский район)

Мы тут же организовали так называемый первый фронт — нас было человек 40 на довольно длинное расстояние. Поэтому приходилось разбиваться на группы по 2-3 человека. Старшеклассники шли на позиции и остановить их было невозможно! Кто-то, конечно, из обычного любопытства, от, так сказать, романтики, но почти все — чтобы остановить боевиков. А женщины… Они целыми сутками пекли чуреки, не спали. На позициях еду готовили. Многие вместе со своими детьми рыли окопы по гребню горы под руководством Гаджи — нашего тогдашнего школьного учителя НВП. Вам бы с ним поговорить — мы ведь первые в Дагестане, кто начал рыть окопы, — да Гаджи в хадж уехал…

Ни один человек из Анди не сбежал тогда. Наоборот: к нам приезжали андийцы со всей страны. Вот, к примеру, Муртазали Казаналипов тогда в Москве был и тоже прилетел. Его на операцию брать не хотели, так он заставил взять его с собой. С его помощью в одном только сражении было убито 28 боевиков и еще один взят в плен. А 24 августа Муртазали погиб от пули снайпера. Ему Ельцин потом посмертно звание Героя России присвоил.

«Поначалу некоторые не знали, что с оружием делать»

Магомед Ибрагимов, село Анди (Ботлихский район)

Меня, школьного завуча и обычного учителя математики, выбрали начальником штаба ополчения, хотя я даже в армии не служил. Почему? Так сход решил: женщины, старики, джамаат. А что должен делать начальник штаба — я откуда знаю! У Магомеда Умайгаджиева спрашиваю, а он мне: «Все должен!»

Магомед Ибрагимов и Магомед Умайгаджиев

Фото: Катя Дериглазова

Дел было столько, что я за 18 дней даже ни разу не искупался… Дожди сильные шли постоянно, туман. Палатки текли. На позициях стреляли на малейший шорох, шум…

Сложно ли было все организовать? Да. Особенно по поводу оружия. Что-то у людей, конечно, дома было, но они боялись, что если достанут свои ружья и выйдут с ними на улицу, за ними тут же милиция придет. А себе я автомат тогда, признаюсь, купил.
Поначалу некоторые не знали, что со всем этим оружием делать. Скажем, никто не понимал, как заряжать винтовки СКС, которые нам выдали, как стрелять. Но начали тренироваться и дотренировались до того, что стали на большом расстоянии спичечные коробки подстреливать и пятикопеечные монеты. Но — вот тоже проблема: патроны. С ними туго было. Выдаем на сутки по 10 патронов, а на следующее утро уже ни у кого ни одного не осталось — все на стрельбищах выпустили. Мы людей за это ругали. Но ведь, с другой стороны, им и учиться тоже надо было. Из самых метких мы потом специальную группу снайперов организовали. Боевики иногда в наш эфир влезали и издевались: «Эй, "эскаэсы", куда вы против наших автоматов лезете!» Но мы над этим только смеялись.

«На фото с Путиным была моя пулеметная лента»

Абакар Албегаджиев, село Анди (Ботлихский район)

Я тогда в 10 классе учился. А как было не пойти воевать? Весь мой класс пошел. Что родители сказали? Да кто их тогда спрашивал! Маме вообще не до меня было — она с утра до ночи хлеб пекла, так что я незаметно сбежал. Страшно вообще не было. Скорее, интересно. А еще у меня была пулеметная лента. Большая такая, в огромной сумке. Я ее с собой потащил. Прихожу на позиции, говорю: «Вот у меня лента. Давайте оружие, буду воевать!» А у меня эту ленту отобрали. Обидно было жутко… Но еще обиднее вот что: есть фотография, где Путин с андийцами стоит — ее сразу после тех событий сделали. И там на одном бойце моя лента! Ну как так…

Абакар Албегаджиев

Фото: Катя Дериглазова

Вместо послесловия

На прошедшей 20 июня прямой линии с Владимиром Путиным жители села Ботлих попросили президента приравнять ополченцев к ветеранам боевых действий. В ответ, уже 2 августа, президент подписал внесенные в Федеральный закон «О ветеранах» изменения. Согласно им начиная с 2020 года предусматривается широкий перечень мер соцподдержки, в том числе льготы по пенсионному обеспечению, компенсация расходов на оплату жилых помещений в размере 50 процентов, обеспечение жильем ветеранов боевых действий, нуждающихся в улучшении жилищных условий. Кроме того, изменения дают право на статус инвалида боевых действий и соответствующие материальные льготы ополченцам, получившим ранения, контузии или увечья во время службы в отрядах самообороны Дагестана. Впрочем, мнения самих ополченцев на этот счет разделились. Часть из них уверена, что льготы достанутся тем, кто во время боевых действий «лежал на диване». Есть те, кто считает привилегии почти что унижением, потому что «воевал не за награды, а за Родину». Большинство, впрочем, новый закон приветствует — не из-за льгот, а «чтобы внуки знали, чем занимались их деды и бабки».

PS: Редакция благодарит Абакара Мунгиева и Магомеда Омарова за помощь в подготовке материала.