«Это дно, хуже быть не может» Десять лет сирийцы страдают от кровопролитной войны. За эти годы страна погрузилась в разруху и хаос

Десять лет назад в Сирии начались антиправительственные выступления, быстро переросшие сначала в гражданскую войну, а затем и в полномасштабный международный конфликт. Сегодня в противостоянии участвуют не только сирийские власти, оппозиция и террористические группировки, но также Россия, США, Турция, Иран и еще несколько стран Европы и Ближнего Востока. Все эти годы мирное население гибнет под обстрелами и бомбежками, инфраструктура страны разрушается, число беженцев продолжает расти, а поводов для оптимизма остается все меньше. Кто выиграл и кто проиграл в этом масштабном противостоянии, какую роль сыграла в нем Россия, и почему спустя десятилетие сирийская война по-прежнему далека от завершения — в материале «Ленты.ру».

Протесты в Сирии начались с довольно обычных для 2011-го года требований: освободить политзаключенных, отменить чрезвычайное положение (оно действовало с 1963-го), восстановить личные, политические и экономические свободы, ликвидировать коррупцию. Массовые выступления начались после задержания группы подростков: они рисовали антиправительственные граффити на заборах и стенах домов в городе Дераа. В полиции их подвергли неоправданно жесткому обращению и пыткам. Узнав об этом, родственники и друзья пришли к участку и потребовали освободить ребят. В ответ полиция открыла огонь.

Убийство нескольких человек спровоцировало массовые демонстрации, которые быстро перекинулись на другие города: ровно десять лет назад, 15 марта 2011 года, тысячи человек откликнулись на призывы в соцсетях и вышли на улицы в Дамаске, Алеппо, Дейр-эз-Зоре, Хасеке, Дераа и Хаме. Протесты закончились столкновениями между демонстрантами и полицией.

Сердце арабского мира

«В начале революции мы подумали, что это шанс для Сирии. Я ходила на демонстрации, писала лозунги на стенах — делала все, чтобы продемонстрировать наше сопротивление режиму, — поделилась с организацией The Syria Campaign участница Сирийского женского политического движения, бывшая узница Ровида Канаан. — Меня арестовали и продержали под стражей десять месяцев. В тюрьме я познакомилась с огромным количеством женщин, а после освобождения занялась защитой их прав, потому что хотела бороться с угнетением на всех уровнях. Мы заслуживаем достойного обращения, свободы, равных возможностей и нормальной жизни, как любой человек в мире». Канаан была одной из тех, кто воодушевился событиями «арабской весны» — серии протестов в странах Ближнего Востока, которые в той или иной степени затронули два десятка государств и привели к череде революций, свержений правительств и международным интервенциям.

Массовые восстания против государственной власти в Сирии быстро перекинулись с больших городов на более мелкие и в сельскую местность. Всего через год стороны конфликта — власти во главе с президентом Башаром Асадом и оппозиция — будут обвинять друг друга в применении химического оружия, а в крупных городах страны начнутся ожесточенные бои.

Первые же дни были совершенно иными. Заставшие их рассказывают: протестующие были наивными, сентиментальными романтиками, которые вышли на улицы с пустыми руками. Но их встретили с пистолетами и дубинками. «Мы думали, что одной нашей высокой морали будет достаточно. У нас не было каких-либо инструментов борьбы, когда как у других — режима Асада и исламистов — были и реальные партнеры, и огромные ресурсы... Мы вступили в революцию голыми. Все остальные были вооружены до зубов», — рассказывает сирийский активист Мазен Дарвиш.

Конфликт коснулся не только гражданского населения и официального Дамаска. В Сирии возникало все больше вооруженных повстанческих группировок, на помощь которым приходили другие страны — Турция, США, страны Европы и Персидского залива. Иран спешно привел на помощь Асаду вооруженные формирования, прибыли в страну и бойцы ливанского движения «Хезболла», которое, по сути, действует в интересах Тегерана. Саудовская Аравия и Израиль, которые стремятся противостоять иранскому влиянию, вооружали и финансировали оппозицию, то же делал и саудовский соперник из Персидского залива — Катар. В стране воцарился настоящий хаос, когда в конфликт вмешались еще и экстремистские исламистские организации — в частности, террористическая группировка «Исламское государство» (ИГ, запрещена на территории РФ).

Стремительное наступление террористов, как и резкий рост числа беженцев (уже к 2013 году из страны бежали более двух миллионов человек), стали самыми острыми проблемами. Захват боевиками значительных территорий Сирии и Ирака летом 2014 года станет поводом для введения войск США и союзников.

Предсказать, что ситуация обернется настолько затяжным конфликтом — а есть вероятность, что это даже не последнее десятилетие войны в Сирии — еще в 2011 году было невозможно, признает эксперт Российского совета по международным делам (РСМД), колумнист Al-Monitor Кирилл Семенов. По его словам, еще на старте ситуация располагала к тому, что протестный период в стране затянется, но не до такой степени. «Если говорить о гражданской войне, то были и предпосылки к тому, чтобы она, возможно, закончилась раньше, особенно в случае серьезного внешнего вмешательства. Но в том, что будет период турбулентности, сомнений было мало», — рассказывает Семенов.

Pro и contra

Положение в стране действительно могло обернуться полным провалом президента Башара Асада: северные, северо-восточные и восточные части страны быстро перешли под контроль оппозиции и террористов. В их руках оказались и крупные месторождения нефти в провинциях Хасеке и Дейр-эз-Зор. Однако на помощь Асаду вовремя пришла Россия — в конце сентября 2015-го Совет Федерации одобрил запрос президента Владимира Путина на использование Вооруженных сил за пределами России. Сразу после этого российская авиационная группа нанесла первые точечные авиаудары по объектам ИГ.

Февраль 2016-го. Позиции группировки «Хайат Тахрир аш-Шам» (черные точки). Синим на карте отмечены территории под контролем правительства, зеленым — под контролем курдских сил, желтым — вооруженной оппозиции, красным — ИГ

Изображение: IHS Conflict Monitor

«Мы не хотим бросать камни ни в чей огород, но все-таки почти полтора года коалиция во главе с США наносила [в Сирии] удары — свыше 11 стран приняли участие.... Но результата-то нет, это очевидный факт— заявлял Путин спустя примерно месяц после начала операции. — Какой же результат, если за это время террористы только усилили свое присутствие на территории Сирии и Ирака, закрепились на тех рубежах, где они раньше были, и расширили ареал своего пребывания?»

В то же время для России помощь Башару Асаду была скорее не самоцелью, а средством: средством сохранения влияния России в стране и регионе, считает младший научный сотрудник Центра североамериканских исследований ИМЭМО РАН, эксперт РСМД Илья Крамник. «Еще одной целью, достижению которой способствовала поддержка Асада, была ликвидация наиболее крупных террористических формирований и прекращение работы конвейера по подготовке командных кадров боевиков, в первую очередь из числа граждан России и ряда бывших советских республик, количество которых в рядах террористов представляло серьезную угрозу», — подчеркивает эксперт.

По словам Крамника, в этом смысле Москва достигла своих целей. Более того, Россия стала лидером по поставкам вооружения для сирийских арабских вооруженных сил. Эксперт подчеркивает, что поставки из других источников незначительны.

Даже после начала российской операции США, страны Европы и даже некоторые страны Ближнего Востока продолжали оказывать существенную поддержку оппозиции, не рассчитывая на серьезные успехи Москвы, напоминает замдиректора и научный сотрудник научно-образовательного Центра комплексных европейских и международных исследований факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ Дмитрий Суслов. Мало кто из противников Асада мог предположить, что Россия окажет ему непосредственную поддержку, вступив в войну на стороне официального Дамаска, но это произошло, и война затянулась.

Россию неоднократно обвиняли в том, что воздушные удары в основном приходятся на районы, занятые оппозицией, хотя целью военного вмешательства заявлялась борьба с террористическими ячейками ИГ. Более того, с обвинениями в адрес Москвы выступили и в Совете ООН по правам человека: там считают, что из-за российских атак погибли десятки мирных жителей Сирии — авиация якобы не учитывала, что может задеть не только террористов.

В ответ в России указывали на успехи операции: в Сирии довольно быстро не осталось территорий, находящихся под полным контролем ИГ, хотя еще в 2015-м группировка контролировала весь северо-восток страны. Впрочем, за успешную операцию российская сторона заплатила своими потерями: в Сирии ВС России потеряли как минимум 115 человек.

Активная фаза российской операции завершилась уже к концу 2017-го: Путин поручил Минобороны вывести российские войска из Сирии, а глава ведомства Сергей Шойгу заявил о полном разгроме террористов. Однако Россия все равно оставила часть войск в Сирии — они должны помочь местным властям не потерять отвоеванные земли и решить проблему Идлиба, большей частью которого все еще управляют террористы.

По данным Минобороны от сентября 2020 года, за пять лет операции Россия совершила 44 тысячи боевых вылетов, уничтожила 133,5 тысячи террористических объектов и ликвидировала 133 тысячи боевиков. За тот же срок Сирии поставили более 4 тысяч тонн гуманитарной помощи и 360 образцов современного вооружения. В 2020-м Дамаск начал самостоятельное наступление на районы, подконтрольные вооруженной оппозиции и остаткам террористических группировок, — власти вернули уже примерно 80 процентов территории страны. Тем не менее Москва продолжает пристально наблюдать за тем, что происходит в Сирии.

Кому война, а кому мать родна

«Для России Сирия стала трамплином на Ближний Восток, основой для развития отношений со странами Персидского залива», — рассказывает научный сотрудник Центра арабских и исламских исследований Института востоковедения РАН Григорий Лукьянов. — После начала военной кампании начался совершенно новый этап сотрудничества со старыми партнерами — Египтом, Алжиром и другими. В этом отношении Россия добилась всех целей, которые были связаны с победой над ИГ в Сирии, борьбой с международным терроризмом и получением новых стратегических возможностей».

Эксперт подчеркивает: именно благодаря сирийскому кризису России удалось выбрать для себя прагматическую позицию, последовательно придерживаться ее и сохранить нейтралитет с региональными державами. Другой вопрос, удастся ли Москве остаться на этих позициях в будущем и насколько полезными окажутся ее усилия в долгосрочной перспективе: в частности, те, что направлены на политическое урегулирование.

Например, Астанинский формат переговоров по урегулированию в Сирии, который позволил России более тесно сотрудничать с еще двумя странами-гарантами — Ираном и Турцией, пока не помог участникам сирийского конфликта достигнуть компромисса. «И участники Астанинского формата, и те, кто в него не входят, но все равно включены в сирийскую проблему, заинтересованы в продолжении конфликта. У каждого из них есть свое понимание того, какой должна быть Сирия по завершении войны, у них свое видение урегулирования, и компромисс здесь невозможен», — подчеркивает Лукьянов.

Сложности, в частности, наблюдаются в отношениях России и Турции. Президенты Владимир Путин и Реджеп Таийп Эрдоган фактически самостоятельно принимают наиболее значимые для региона решения на двусторонних встречах и уже потом проталкивают их в Астане. Лукьянов отмечает, что хотя представление о будущей Сирии неоднократно менялось и еще поменяется, России скорее нужна функциональная и полезная республика, а Турции — предсказуемая и безопасная.

Другая проблема может быть в том, что важность конфликта для Анкары и Москвы сильно отличается. Для первой война в Сирии — это проблема на собственных рубежах, игнорировать которую невозможно. Чувствительность сирийского вопроса для Турции сравнима с чувствительностью украинского вопроса для России, подчеркивает Лукьянов.

Свои планы на Сирию есть и у США — еще одного значимого участника конфликта. Американцы декларируют необходимость демократических изменений в стране и борьбы с террористами, но, как считается, больше заинтересованы в сирийской нефти. По словам Дмитрия Суслова из НИУ ВШЭ, Вашингтон не хочет допустить окончательного воссоединения страны и победы Асада над оппозицией. Поэтому ни нынешний американский президент Джо Байден, ни его преемник — будь то республиканец или демократ — не выведет все войска из Сирии и не перестанет спонсировать оппозиционные военные формирования. Более того — американская сторона остается одним из главных препятствий к завершению войны в республике, подчеркивает эксперт.

Суслов напоминает: в Сирии есть еще одна фундаментальная проблема, которая препятствует урегулированию, — провинция Идлиб, большая часть которой все еще подконтрольная вооруженной оппозиции. Однако Илья Крамник считает, что Идлиб — неудобный плацдарм для нового террористического наступления и может представлять серьезную опасность только из-за ошибок сирийских властей в других регионах.

Расклад сил в Сирии неоднократно менялся на протяжении последних десяти лет, в том числе из-за вмешательства внешних сил. Под их влиянием в стране появлялись все новые вооруженные формирования, некоторые из них обрели структуру, другие постепенно канули в Лету. И даже сирийскому руководству приходилось полагаться не только на себя или на российскую авиацию, но и на иррегулярные силы — например, шиитские группировки, часть которых подчинена Ирану.

Кирилл Семенов признает: число оппозиционных группировок в Сирии все же сократилось — отчасти благодаря помощи России по возвращению регионов под власть Асада. По словам эксперта, сейчас сирийская оппозиция фактически представлена одной структурой — это «Сирийская национальная армия» (СНА), которую считают протурецкой. Образована она была слиянием примерно 30 группировок «Сирийской свободной армии» в единую структуру.

Официальная цель СНА — освободить земли от «преступного режима» Башара Асада и стать ядром для формирования вооруженных сил Сирии. Группировки, входящие в СНА, еще в 2016 году приняли участие в турецкой операции «Щит Евфрата», которая была направлена против ИГ и курдских формирований. СНА считается легальной оппозицией, поскольку участвует в работе сирийского Конституционного комитета. Группировки, входящие в СНА, имеют в нем квоту — 20 процентов от оппозиционного списка.

Официальному Дамаску также противостоят «Демократические силы Сирии» (ДСС, SDF) — коалиция, состоящая из курдских, арабских и ассирийских ополчений. ДСС были образованы в 2015 году, чтобы оборонять северо-восток Сирии от ИГ. После того как от террористов очистили практически весь регион Заевфратья, главным противником этих сил стала Турция — она хочет уничтожить курдские «Отряды народной самообороны» (YPG/РКК). «Демократические силы» — и, в частности, курдские отряды — поддерживают США.

Еще одна структура, противостоящая Асаду, — группировка Хайат Тахрир аш-Шам (ХТШ, запрещена в РФ). Она возникла на основе созданной в 2011-м «Джебхат ан-Нусры» («Фронт победы», запрещена в России), которая изначально позиционировала себя как филиал ИГ в Сирии: тогда оно еще действовало только в Ираке. Когда «Исламское государство» стало заниматься и Сирией, «ан-Нусра» отказалась давать ему присягу и откололась. В 2020-м руководство группировки, видимо, осознало, что оставаться террористической больше нет смысла — вокруг слишком много противников, которые уже успешно зачистили территорию от ИГ, к тому же вряд ли так получится прийти к власти. Поэтому ХТШ постепенно ликвидировала иностранных джихадистов, даже бывших соратников, и стремится к большей умеренности.

По словам Семенова, проблема ХТШ в том, что она хочет стать аналогом афганского движения «Талибан» (запрещено в России): быть террористической организацией, с которой все равно приходится вести переговоры. При этом эксперт считает, что вряд ли сирийской группировке это удастся: все же влияния у нее намного меньше, чем у «Талибана».

Царства уничтожает роскошь

Даже если противоречия третьих сторон конфликта решатся, и Сирия воссоединится — впрочем, на это уйдет еще не один год, — это не вернет, видимо, навсегда утраченное «сердце арабского мира». Экономическая, внутриполитическая и социальная ситуация становятся хуже с каждым годом. «Я работаю с "Врачами без границ" в Сирии уже шесть лет и, оглядываясь назад, могу с уверенностью заявить: с каждым годом ситуация становится все хуже и хуже», — признается полевой координатор организации на северо-западе Сирии Джоэл Гази.

Более половины довоенного населения Сирии, составлявшего 22 миллиона человек, покинули свои дома. Соседние Ливан, Иордания и Турция, которые принимают большую часть сирийских беженцев, до сих пор пытаются справиться с одним из крупнейших кризисов.

По данным Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев (UNHCR), 6,2 миллиона сирийцев, включая 2,5 миллиона детей, считаются внутренне перемещенными лицами. Еще более 12,4 миллиона сирийцев страдают от голода, что в два раза больше, чем в 2018-м. Цены на еду при этом увеличились на 200 процентов только за 2020-й.

Сирийский центр мониторинга по правам человека (SOHR) отмечает, что за время конфликта в Сирии погибли 387 118 человек, в том числе 116 911 мирных жителей. В эту статистику не входят пропавшие без вести, убитые во время пыток в государственных тюрьмах или захваченные в плен террористами. Более 2,1 миллиона мирных жителей получили ранения и серьезные увечья, став инвалидами.

Григорий Лукьянов из НИУ ВШЭ подчеркивает: чем дольше длится сирийский кризис, тем выше вероятность того, что беженцы не вернутся на родину. Ситуацию усугубляет отсутствие серьезной трансформации в политической сфере и перелома в экономике. «Сирия не способна принять беженцев или тех, кто ушел с сопредельных территорий, да и не настолько она привлекательна, чтобы те самые перемещенные лица хотели вернуться. Это касается как сирийцев, находящихся в Иордании и Ливане, так и тех, кто находится на территории Турции и ЕС. В долгосрочной перспективе это остается проблемой политического торга, причем без какого-либо реального решения», — считает Лукьянов.

Эксперт отмечает: сирийский кризис уже привел к необратимым изменениям в демографии и общественно-политическом пространстве — особенно в Турции, куда уезжает большая часть беженцев. По данным UNHCR, большая часть из 5,5 миллиона беженцев — 65,4 процента, или 3,6 миллиона человек — находится на территории Турции.

Основательница Сирийского движения за ненасилие, соосновательница Центра по документированию нарушений прав человека в Дарайе Маймуна Аль-Аммар отмечает: большинство перемещенных сирийцев живут в тонких палатках, которые не защищают ни от жары, ни от морозов. Им приходится выстраиваться в длинные очереди за хлебом и газом, а большая часть молодых людей хочет поскорее уехать из Сирии — мало кто из них смотрит в будущее с радостью.

Ее слова подтверждают данные международной НКО «Спасем детей» (Save the Children): 86 процентов опрошенных сирийских детей, бежавших в другие страны, не собираются возвращаться. Те, кто еще не уехал, хотят покинуть Сирию как можно скорее: об этом говорит каждый третий из опрошенных организацией. Джоэл Гази добавляет: какой людям смысл возвращаться в разрушенные войной дома, в страну, где нет никакой работы? Какой смысл детям оставаться там, где разрушены школы и университеты, да и откуда взяться качественному образованию на территории, охваченной войной?

От старой Сирии мало что осталось не только в демографическом плане, но и в культурном: практически разрушены, например, старейшие Пальмира и Дарайя; разрушение Алеппо — когда-то одного из крупнейших городов — называют военным преступлением и крупнейшей гуманитарной катастрофой.

До 2011-го в стране велись сотни археологических раскопок, но с началом вооруженного конфликта все они были приостановлены. Их участники рассказывают: на территории Сирии удавалось найти скелеты людей, живших примерно 50 тысяч лет назад, на их основе можно было проследить эволюцию человека. Однако десять лет войны стерли с лица земли неисчислимое множество артефактов и культурных памятников: боевики уничтожают древности или вывозят их и перепродают на западных рынках.

Дело не только в разрушении старейших культурных памятников — многим сирийцам теперь элементарно негде жить. Конфликт привел к частичному или полному разрушению инфраструктуры, домов, зернохранилищ. Раненые и больные не могут получить медицинскую помощь: в стране разбомбили или серьезно повредили половину всех больниц. По данным международной правозащитной организации «Врачи за права человека» (Physicians for Human Rights), в стране погибли как минимум 923 медработника — и это только те, о чьей смерти доподлинно известно.

Города спасает добродетель

«На протяжении всех этих десяти лет мир наблюдал, как Сирия скатывается в пучину разрушений и кровопролития», — подытоживает генсек ООН Антониу Гутерриш. И действительно: сколько стран ни пытались бы спасти Сирию и сколько денег ни вкладывали бы в ее восстановление, вряд ли они смогут вернуть дома миллионам беженцев и возродить сотни разрушенных памятников культуры. Ни один масштабный план реконструкции в ближайшее время не будет реализован: из-за затянувшейся пандемии COVID-19 страдает не только Сирия, но и ее возможные помощники — страны Европы, Ближнего Востока, Россия.

К тому же экономическую ситуацию в стране едва ли исправят 100 или 200 миллиардов долларов. Совокупная гуманитарная помощь, которую оказывают Сирии, составляет лишь 1,6 процента ущерба, который был нанесен ее экономике. Даже если война прекратится сегодня, гуманитарная помощь не покроет экономические издержки, и на восстановление понадобится еще как минимум 1,4 триллиона долларов. Такими темпами Сирия сможет восстановиться только к 2035 году.

К 2017 году экономическая активность в Сирии сократилась более чем на 60 процентов по сравнению с 2010 годом. С 2011 по 2016 год совокупные потери ВВП оценивались в 226 миллиардов долларов, что в четыре раза превышает ВВП страны за 2010-й. 80 процентов сирийцев живут за чертой бедности. С начала конфликта уровень безработицы вырос на 42,8 процента, более половины населения лишилась работы.

«В начале революции сирийский народ проявил беспрецедентное мужество, чтобы потребовать свободы и справедливости, они были примером для всего мира, но вместо этого столкнулись с жестокостью. После всех зверств, совершенных Асадом, он больше не может оставаться у власти. Я видела, как люди хоронили своих детей, убитых химическим оружием, и тех, чьи близкие погибли под пытками. Не думаю, что кто-либо сможет принять сохранение нынешней власти», — рассказывает Маймуна Аль-Аммар.

Это мнение разделяют многие сирийцы, они считают, что ситуация в стране наладится с уходом Башара Асада. С одной стороны, смена президента должна вынудить США снять санкции; с другой — новая власть может охотнее принимать нужные стране экономические, политические и социальные реформы. Однако вряд ли это может воплотиться в жизнь в ближайшее время — попытки примирить оппозицию, власть и мирных граждан всегда заканчивались провалом. На Конституционный комитет Сирии (ККС), который должен написать новый Основной закон страны, пока возлагают очень и очень осторожные надежды.

«Создание Конституционного комитета — это важный шаг. Он работает над политическим урегулированием кризиса и уже привел к положительным результатам. Насилия в стране теперь меньше, между сторонами конфликта начались переговоры, люди стали общаться друг с другом. Комитет — это единственный путь политического решения конфликта», — настаивает член ККС и бывший представитель группы внутренней оппозиции Мейс Крейди.

По ее словам, призывы свергнуть Башара Асада не помогут сирийцам. Крейди подчеркивает: подобные высказывания — всего лишь шоу, а реальное значение имеют выборы.

Впрочем, рассудить сторонников и противников Асада может только время, при том что в ближайшие годы официальный Дамаск вряд ли утратит власть даже на фоне экономических проблем и гуманитарной катастрофы. Ни на какое «политическое шоу» рассчитывать в такой ситуации не приходится, несмотря на усилия Конституционного комитета примирить оппозицию и власть и написать новый Основной закон. В Сирии просто не осталось достаточно сильных противников устоявшейся системы, которая даже не сводится к Башару Асаду: уйдет он — придет ему подобный.

Официальный Дамаск не очень волнуют и усилия США, Турции и других противников, поскольку дотянуться до власти через легионы военных и международных сторонников — Россию и Иран — практически невозможно. Да и та оппозиция, что есть, раздроблена: если даже ее спонсоры вроде Саудовской Аравии и Катара иногда сталкиваются лбами, что уж говорить о тех, кто живет на эти деньги? Так что сейчас перед Асадом и его сторонниками стоят задачи поважнее: начать наконец постепенное внедрение реформ и сделать все для того, чтобы не допустить эскалации конфликта. Как и другие войны XXI века, сирийский кризис, скорее всего, будет тянуться еще не одну декаду — и власти могут лишь смягчить его последствия последовательными действиями.

Но надежда на лучшее для Сирии остается. Международные организации жертвуют сотни миллионов долларов на лекарства для сирийских детей, эксперты надеются на пользу Женевского и Астанинского процессов, а волонтеры продолжают работать в стране, охваченной войной, и помогать людям.

«После всего, через что мы прошли, я чувствую гордость и благодарность. Несмотря на все эти страдания, я каждый день вижу столько надежды, — рассказывает Джоэл Гази. — Я работал с врачами, которым приходилось делать операции с зажатым в зубах фонариком, потому что электричество не работало. Я работал с психиатрами, которым приходилось зашивать рану на животе. Я видел очень много примеров солидарности и гуманизма, которые запомню навсегда. Иногда нерассказанная история страданий позволяет появиться настоящим героям». Теперь сирийскому правительству предстоит действовать — и действовать так, чтобы следующее десятилетие не отняло у Сирии последнюю надежду на лучшее.

«Было пролито слишком много крови. Нас больше не волнует, кто виноват, а кто нет. Да, нас поддерживает международное сообщество, но этого недостаточно, — признается сирийский беженец Аммар. — Мы хотим вернуться в нашу страну и жить там, жить с честью и достоинством». Однако пока очевидно, что сирийцам предстоит еще не один год страданий, потерь и ужаса.