Коррупция, кумовство и бедность. Как «Восточную Швейцарию» охватил страшнейший за 170 лет кризис

Ближний Восток традиционно имеет репутацию проблемного и даже опасного региона. Религиозные конфликты и территориальные претензии совмещаются в нем с борьбой за контроль над богатыми природными ресурсами и доступом к торговым маршрутам. Израиль, Палестина, Ирак, Саудовская Аравия, Иран, США, СССР, а теперь Россия — лишь неполный список тех, кто пытается доминировать. Но в центре региона, невзирая на бесконечные конфликты, оставалась маленькая страна, долгое время воспринимавшаяся как островок стабильности и безопасности. Заслуживший статус «восточной Швейцарии» Ливан более не напоминает себя прежнего — страна погрузилась в пучину тяжелейшего за последние полтора века кризиса, и выхода из него пока не предвидится. Инфляция, исчисляемая десятками процентов в год, черный валютный рынок и обнищание населения — вот новые спутники некогда успешной страны. Свободное падение — в материале «Ленты.ру».

Этот материал вошел в список лучших текстов за 2021-й год и публикуется повторно

На дне

Нынешний кризис в Ливане входит в тройку тяжелейших за последние 170 лет мировой истории. К такому выводу пришли эксперты Всемирного банка в июньском докладе. К концу 2021 года они прогнозируют снижение ВВП на 21 процент — после падения на 20,3 процента в 2020-м и на 6,7 процента в 2019-м. В абсолютном выражении ливанская экономика сократилась с 55 миллиардов долларов в 2018 году до 33 миллиардов в 2020-м, а ВВП в пересчете на душу населения упал за то же время на 40 процентов. Прошлогодняя инфляция равнялась 84,3 процента, уступая только показателям Венесуэлы и Зимбабве, 155 тысяч семей оказались за чертой бедности, а курс национальной валюты на черном рынке обесценился на 129 процентов. Столь удручающие результаты обычно характерны для военных конфликтов или даже полноценных войн и стали неожиданностью в мирное время.

По мнению авторов, с которым соглашаются большинство наблюдателей, острая фаза проблем началась осенью 2019 года, когда правительство приняло меры жесткой экономии, призванные спасти страну и ее бюджет от банкротства. Были анонсированы новые налоги, в частности, беспрецедентный сбор на WhatsApp — шесть долларов в месяц за возможность звонков в популярном мессенджере. Это решение власти вскоре отменили, но ввели другие налоги, одновременно сократив пенсии и зарплаты госслужащих.

Крайне непопулярный шаг привел к массовым протестам: десятки тысяч человек вышли на центральные улицы и площади крупнейших городов Ливана — Бейрута, Библоса, Сайды. Свежие меры стали лишь формальным поводом для выступлений — недовольство граждан копилось годами и было связано с проникшей во все сферы экономики коррупцией, перебоями в поставках бензина, а также в электро- и водоснабжении. Почти во всех заведениях и во дворе каждого жилого дома здесь давно стоят автономные электрогенераторы, при помощи которых люди пережидают долгие часы без света.

Устали ливанцы и от высокого уровня социально-экономического неравенства. По статистике международных организаций, один процент богатейших жителей страны владеет четвертью ВВП, 10 процентов наиболее состоятельных — 55 процентами от общего национального дохода. Такое положение дел стало побочным эффектом «ливанского экономического чуда», о котором специалисты говорили вплоть до начала в 2011 году «арабской весны» — серии революций в Северной Африке и на Ближнем Востоке.

Славные деньки

После получения независимости от Франции в 1943 году Ливан начал активно развиваться. Страну называли «ближневосточной Швейцарией» (из-за большого числа банков), а ее столицу Бейрут — «восточным Парижем» (за колониальное архитектурное наследие, привлекавшее иностранцев). С тех пор в Ливан активно шел иностранный капитал, крупные компании открывали представительства, а удобное расположение сделало порт Бейрута одним из главных в регионе. Доходы от него вместе с заработками туристической индустрии и банковского сектора (две главные отрасли ливанской экономики) уравновешивали явный перекос торгового баланса: потребности импортеров в иностранной валюте в пять-шесть раз превышали выручку экспортеров.

Также Ливан славился качественным образованием, исправно поставлявшим на рынок труда квалифицированных специалистов. Благодаря им постепенно развивалась промышленность, росла производительность труда и укреплялся курс национальной валюты — ливанского фунта. Все то же выгодное географическое расположение обеспечивало платежеспособные рынки сбыта в Сирии, Израиле, Египте и арабских государствах Персидского залива. За семь лет с 1966-го по 1973-й ВВП Ливана удвоился до 2,7 миллиарда долларов в нынешних ценах, в пересчете на душу населения — до 1023 долларов.

В 1973 году арабские экспортеры нефти объявили эмбарго на поставки США и другим западным странам, поддержавшим Израиль в войне Судного дня против Сирии и Египта. В условиях ограниченного предложения цены на нефть резко выросли, что сыграло на руку Ливану. Компании стран-экспортеров хранили выручку в депозитах местных банков, предоставляя им иностранную валюту и получая дополнительный доход. К тому же Саудовская Аравия и Иран рассматривали Ливан в качестве офшора для хранения активов: для Эр-Рияда — еще одного, для Тегерана — единственного в условиях вынужденной изоляции. Экономика Ливана считалась относительно устойчивой и здоровой, страна имела высокие кредитные рейтинги, позволявшие привлекать средства на развитие через размещение госдолга на приемлемых условиях.

Не ужились

Но в 1975-м копившиеся годами национальные и религиозные конфликты привели к гражданской войне, затянувшейся на 15 лет. Переселявшиеся на территорию Ливана беженцы из Палестины, среди которых было немало вооруженных повстанцев (а по сути боевиков), боровшихся с Израилем, создали собственное «государство в государстве» и отказывались подчиняться ливанским законам. Традиционно близкие по численности исламская и христианская общины попытались воспользоваться ситуацией в собственных интересах и уменьшить влияние оппонентов, но в итоге спровоцировали столкновения.

В дальнейшем в конфликт вмешались Сирия и Израиль, поначалу выступавшие посредниками, но затем ставшие полноценными участниками. Даже после завершения острой фазы и достижения перемирия сирийская армия оставалась на территории Ливана на протяжении 15 лет, что позволило некоторым считать этот период оккупацией. Война сильно снизила привлекательность ливанской экономики для иностранных инвесторов и ударила по банкам, многие были вынуждены закрыться. О туризме и вовсе пришлось забыть на несколько лет. Были разрушены заводы и предприятия, повреждена инфраструктура. В Бейруте без жилья осталось около четверти жителей.

Тем не менее стране удалось достаточно быстро восстановиться, и решающую роль в этом сыграл премьер-министр Рафик Харири. Вступив в должность в 1992-м, он сразу одобрил масштабную программу «Горизонт-2000», включавшую сразу несколько направлений. Главное из них — строительство. Специально созданная государством компания Solidere получила право принудительно выкупать у владельцев землю и недвижимость (главным образом в Бейруте) в обмен на собственные акции и заново застраивать территории. При этом фирму нередко обвиняли в намеренном занижении стоимости выкупаемых объектов (обычно она составляла всего 15 процентов от справедливой оценки), в давлении на собственников и даже в преследовании. Однако ради реализации амбициозного плана Харири был готов к репутационным рискам.

Вверх

«Горизонт-2000» также предусматривал массовую приватизацию государственных активов в различных сферах, в первую очередь в энергетике, телекоммуникациях и транспорте. Правительство сумело привлечь прямые иностранные инвестиции (приобретение более чем десятипроцентной доли в компании). Покупателям предоставили налоговые льготы. Харири лично договаривался с международными банками и фондами о предоставлении кредитов на выгодных условиях и безвозмездной помощи, используя свои обширные связи, — до прихода в политику он занимался строительным бизнесом, а его компания Saudi Oger была главным подрядчиком королевского двора Саудовской Аравии. В результате около семи процентов расходов на послевоенное восстановление Ливана оплачивал Эр-Рияд.

Политика Харири оказалась успешной: Бейрут и большую часть страны удалось быстро отстроить заново — благодаря небольшой территории. Начала выздоравливать и экономика: в первые послевоенные годы она росла на шесть процентов, суммарный капитал (собственные средства, внесенные акционерами) банков удвоился уже к 1993-му, совокупные активы выросли на четверть, стабилизировались доходы бюджета, хотя их все равно не хватало на финансирование масштабных проектов в рамках «Горизонта-2000».

Как следствие, госдолг увеличивался катастрофическими темпами, и уже к концу десятилетия вырос на 540 процентов: с 2 до 18 миллиардов долларов (при годовых доходах бюджета на уровне одного миллиарда). В целом бурное развитие быстро сменилось стагнацией: в 1998 году реальный рост ВВП составил всего один процент, годом позже экономика и вовсе сократилась на один процент.

К тому же премьер-министр столкнулся с обвинениями в коррупции. Его личное состояние стремительно росло, а его основу составлял крупный пакет акций Solidere, что позволяло делать вывод о наличии конфликта интересов. Известно, что Харири активно подкупал политических оппонентов, чтобы заручиться их поддержкой. Нефтяной отраслью (в отсутствие собственных ресурсов Ливан вынужден импортировать топливо из-за рубежа) руководили сыновья тогдашнего президента Ильяса Храуи. По некоторым данным, глава правительства заключил неформальное соглашение с властями Сирии, гарантировавшее ему независимость в экономических вопросах в обмен на контроль со стороны Дамаска, сохранившего влияние на Ливан и после войны, в остальных сферах, включая СМИ.

Официально же Харири выступал за скорейший вывод сирийских войск, однако случился он уже после его гибели в до сих пор не расследованном теракте в феврале 2005-го. За несколько месяцев до этого политик ушел в отставку на фоне правительственного кризиса, разгоревшегося как раз из-за невозможности решить давнюю проблему. Еще один итог противоречивого правления Харири — повсеместное развитие кумовства. Коррупция всегда была свойственна Ливану, но при Харири разрослась до впечатляющих масштабов. Ключевые отрасли национальной экономики были поделены между представителями нескольких семей, включая родственников самого премьера. Его сын Саад, выросший за границей и до 35 лет участвовавший в бизнес-проектах отца, в 2009-м возглавил правительство и с перерывом на 2011-2016 годы руководил им до начала 2020-го.

Распределением гуманитарной помощи, которую по различным поводам Ливану оказывают почти беспрерывно, тоже занимаются представители отдельных кланов. Правительства разных стран и международные организации, такие как Transparency International, постоянно призывают сделать процесс более прозрачным, но в итоге мирятся с разворовыванием средств и выделяют новые транши — в надежде, что хотя бы часть их дойдет до адресатов. Одни только США в 2021 году планируют выделить 372 миллиона долларов.

Поставили на место

Однако едва ли не самым спорным за время правления Харири-старшего стало решение зафиксировать курс национальной валюты. С 1997-го один доллар официально равняется 1507,5 ливанских фунта. Так центральный банк пытался противостоять инфляции, которая из-за хлынувших в страну кредитов и повышенного спроса на товары самых разных категорий росла гораздо стремительнее приемлемого уровня. Перед началом гражданской войны один доллар стоил около трех фунтов, а к 1992 году подорожал до 2,5 тысячи.

Подобные практики нельзя назвать уникальными — в той или иной форме к ним прибегают монетарные власти даже развитых стран и регионов. Специальный административный район Китая Гонконг поддерживает плавающий курс местного доллара в узком коридоре относительного американского — 7,75-7,85 за единицу валюты США. Управление денежного обращения Гонконга (HKMA, аналог ЦБ) может вмешиваться в ситуацию через сделки на валютном рынке, называемые интервенциями, но на практике делать это приходится редко. Здоровый деловой климат, статус международного финансового центра и высокие ставки привлекают иностранных инвесторов, вкладывающихся в облигации и депозиты городских банков.

Для их покупки необходимо сначала приобрести гонконгский доллар: спрос на него укрепляет курс, а удовлетворяются потребности инвесторов в том числе за счет выпуска (эмиссии) новых денег HKMA. Однако когда национальной валюты в экономике становится слишком много, ставки падают — параллельно со снижением потребности в заемных средствах у банков, компаний и населения. Гонконгский доллар теряет привлекательность для иностранцев: новые инвесторы не создают необходимого спроса, старые распродают имеющиеся активы и избавляются от валюты, ее курс падает. Так проявляется цикличность, свойственная многим сферам экономики.

Такой механизм позволяет добиваться предсказуемости, особенно важной для населения и компаний-импортеров. Но с ливанским фунтом он не работает: финансовая система страны слишком нестабильна и подвержена частым шокам и кризисам. История последних десятилетий показывает, что развитие и процветание там не длятся долго, а значит, в отсутствие притока инвесторов из-за рубежа, для поддержания выбранного курса необходимо регулярно распродавать накопленные резервы Центробанка (при условии, что их удалось предварительно накопить) или залезать в долги. Пример России, пережившей в 1998 году дефолт в том числе из-за отказа от поддержки рубля через интервенции, показывает, что добиться этого на постоянной основе очень сложно.

Тем не менее властям в лице бессменного управляющего Центробанком Риада Саламе удавалось поддерживать курс национальной валюты больше 20 лет, за которые Ливан успел пережить вторую волну собственного «экономического чуда». С 2005-го, когда в результате мирной «революции кедров» страну покинула находившаяся там 30 лет сирийская армия, ВВП на душу населения вырос на 32 процента. За два десятилетия с 1990 по 2010-й рост составил 119 процентов. Однако такой прорыв обернулся ограниченными результатами и принес пользу далеко не всем. Изменения к лучшему произошли в сельском хозяйстве. По уровню производительности труда в нем Ливан находится среди мировых лидеров и опережает такие страны, как Германия, Сингапур, Новая Зеландия и Италия.

Попали в яму

Однако в начале 2010-х страна попала в демографическую ловушку, связанную с резким ростом населения: наконец удалось выбраться из «ямы», вызванной затяжной гражданской войной. Дополнительную роль сыграл массовый приток сирийских беженцев, спасавшихся от вооруженного конфликта на родине. В настоящий момент их насчитывается около 1,5 миллиона (22 процента всего населения), а власти заявляют, что за неполные десять лет потратили на их содержание 40 миллиардов долларов. Некоторые экономисты говорили, что Ливану угрожает попадание в еще одну ловушку — мальтузианскую: так называется фаза развития, когда рост населения значительно опережает рост продовольственных ресурсов государства. Впрочем, избежать ее все же удалось — во многом за счет развитого сельского хозяйства.

К 2014 году реальные располагаемые доходы ливанцев (с поправкой на инфляцию и за вычетом обязательных платежей) снизились на два процента, а расслоение продолжало расти. Нагляднее всего это видно при сравнении доходов граждан из разных социальных групп с их «одногруппниками» из других регионов, прежде всего из развитых стран. Так, в 2016-м, в период относительного затишья и до начала острой фазы очередного кризиса, средний годовой доход представителя одного процента богатейших ливанцев был сравним с аналогичными данными по Западной Европе. Среди 0,01 процента самых состоятельных жителей страны доходы были на 40 процентов выше, чем в Западной Европе, в прослойке из 0,001 процента — на 90 процентов выше.

В то же время остальные 99 процентов довольствовались заработками на уровне 60 процентов от западноевропейских. Похожая картина десятилетиями наблюдалась в ЮАР, где во второй половине XX века существовал расистский режим апартеида, и в Бразилии. Неравенство сопровождало Ливан с середины прошлого века и в какой-то степени стало привычным, но в последнее десятилетие усилилось, ощущаясь еще и в политике: большинство граждан не имеет реального доступа к власти, где укрепились представители одних и тех же семей. Регулярное же вмешательство извне провоцирует политическую неразбериху, временами переходящую в настоящий кризис.

Каждому по куску

Их причиной нередко становилась «Хезболла» — группировка, признанная во многих странах (но не в России) террористической и борющаяся за построение в Ливане полноценного исламского теократического государства по образцу Ирана, от которого получает финансирование. Последний является одной из немногих стран, почти полностью населенных шиитами: в исламском мире они, напротив, находятся в меньшинстве и значительно уступают суннитам. «Хезболла» финансируется Ираном и Сирией (правящая династия которой тоже относится к одному из ответвлений шиизма — алавизму) и во время гражданской войны боролась с вмешательством Израиля, который, в свою очередь, стремился нейтрализовать оказавшихся в Ливане палестинских боевиков. Кроме того, на Сирию традиционно ориентировалась христианская община Ливана (в стране проживают представители маронитского направления этой религии).

Окончание войны стало возможным благодаря Таифским соглашениям 1989 года, заключенным при посредничестве Саудовской Аравии, Ирана и Сирии. Они расширили правила, действующие в Ливане с 1943-го — года обретения независимости от Франции. Тогда представители трех ведущих общин договорились о том, что за каждой из них будет закреплен пост во властной структуре: президентом всегда будет христианин-маронит, премьер-министром — мусульманин-суннит, а спикером парламента — мусульманин-шиит. Идеологи соглашения рассчитывали, что такой подход позволит наладить конструктивное взаимодействие между конфессиями и избегать конфликтов. Дальнейшие события показали, что расчет не оправдался, но правила закрепили в конституции и соблюдают до сих пор.

В Таифских соглашениях подробно прописали прежде размытую роль каждого из трех лидеров ливанской политики, а аналитики тут же провели аналогии с миром бизнеса. Президент стал похож на главу совета директоров, выполняющего надзорные функции. Премьер — на председателя правления, отвечающего за оперативное руководство (именно этот пост и получил три года спустя Рафик Харири). Роль спикера парламента больше всего похожа на полномочия гендиректора или президента компании, в чьи обязанности входит разработка внутренних правил и норм. И Ливан стал похож на акционерное общество, долями в котором владеют три главных собственника: Саудовская Аравия, Иран и Сирия. Они же, как и положено инвесторам, предоставляли Бейруту финансирование — на льготных условиях или вовсе безвозмездно.

В документе также содержался пункт о немедленном разоружении участников гражданской войны. Но выполнили его не все: «Хезболла» сохранила свой арсенал, а со временем значительно нарастила его (в основном за счет ракет), прикрываясь необходимостью защищаться от израильских атак. В дальнейшем группировка обзавелась политическим крылом и даже делегировала представителей в парламент, но не перестала быть угрозой хрупкому миру в Ливане. В 2008 году боевики «Хезболлы» захватили западные окраины Бейрута в качестве реакции на решение властей закрыть принадлежащую организации телекоммуникационную сеть. С тех пор некоторые столичные районы живут по строгим исламским законам и закрыты от чужаков, а «Хезболла» периодически обстреливает территорию Израиля, провоцируя ответные атаки.

Ветреный мужчина

Совсем дикий случай произошел в ноябре 2017 года. Находясь с визитом в Саудовской Аравии (гражданство которой он также имеет благодаря бизнесу отца), Саад Харири выступил по местному телевидению с громким и странным заявлением. В нем премьер-министр обрушился на Иран с обвинениями во вмешательстве во внутренние дела Бейрута и объявил о своей отставке. Наблюдатели предполагали, что Харири-младший подвергается давлению саудовских властей и стал орудием давней борьбы Эр-Рияда и Тегерана за власть в регионе (суннитская Саудовская Аравия является союзником США, в то время как шиитский Иран сотрудничает с Россией и строит вокруг себя «шиитский полумесяц», в том числе при помощи «Хезболлы»).

Вернувшись домой, Харири сообщил, что отставка отменяется по требованию президента Мишеля Ауна, и пробыл в должности еще два с лишним года. Его правление закончилось в январе 2020-го, через три месяца после того, как сотни тысяч ливанцев вышли на улицы. Еще двумя месяцами ранее Центробанк перестал справляться с поддержкой фунта, и в стране появился параллельный официальному черный валютный рынок. Курс на нем в несколько раз превышал зафиксированный в 1997-м. После трех дней протестов власти пошли на косметические уступки и демонстративно отменили самую суровую из мер — налог на WhatsApp.

Уже в марте 2020-го новое правительство под руководством Хасана Диаба объявило о дефолте — отказе отвечать по обязательствам, которые на тот момент составляли 1,2 миллиарда долларов. Фактически страна стала банкротом. Дальше ситуация только ухудшалась, чему способствовало введение карантина из-за коронавируса, закрытие многих предприятий и, как следствие, рост безработицы до 25 процентов. Диаб и его правительство не пользовались поддержкой населения, считавшего их ставленниками прежних властей. К тому же ливанские больницы не справлялись с наплывом заразившихся коронавирусом.

В середине весны появилась робкая надежда на улучшение, когда правительство договорилось с Международным валютным фондом (МВФ) о выделении помощи в размере десяти миллиардов долларов в течение четырех лет. Средства должны были пойти на реконструкцию промышленности и создание новых рабочих мест, но выделить их фонд готов был только при условии проведения срочных политических реформ и предоставления полной отчетности об экономической ситуации в стране, чего в итоге так и не было сделано.

Гвоздь в крышку

В начале августа 2020-го в порту Ливана произошел взрыв, признанный одной из крупнейших техногенных катастроф в истории человечества. 2,7 тысячи тонн аммиачной селитры, хранившейся на складах с 2014 года, унесли жизни 207 горожан (еще более 700 получили ранения) и повредили почти треть столицы. Некоторые районы были полностью погребены под завалами. Но самым болезненным последствием стало разрушение склада медикаментов и элеватора, где хранилось около 85 процентов всего национального запаса зерна. В целом порт обеспечивал около 60 процентов всего импорта Ливана, практически полностью зависящего от поставок самых необходимых товаров из-за рубежа.

Случившееся привело к моментальной отставке правительства Диаба, но новое назначить не удалось, поэтому министры продолжили работать на своих прежних должностях с приставками исполняющих обязанности. В феврале в стране начали работать следователи швейцарской прокуратуры. Они пытаются разобраться в деятельности Центробанка и лично Риада Саламе. Его подозревают в многочисленных нарушениях и растрате примерно 350 миллионов долларов. О ходе расследования пока ничего неизвестно, поскольку министерство иностранных дел попросило его засекретить.

Весной в Ливане почти не было демонстраций — условия одного из самых жестких в мире локдаунов запрещали свободное передвижение по улицам. Но как только ограничения были сняты, протесты возобновились с новой силой. В октябре прошлого года президент Аун поручил Сааду Харири в третий раз возглавить правительство, однако за следующие восемь месяцев они так и не сумели договориться о конкретных кандидатурах, и в июле 2021-го Харири-младший объявил о прекращении попыток сформировать кабинет министров.

Заграница им не поможет

За минувший год Ливан пережил еще много потрясений. Участились и стали нормой массовые отключения электричества и воды, перебои с газоснабжением. Нехватка бензина, поставляемого из-за рубежа, привела к многокилометровым очередям на АЗС и вынудила многих отказаться от поездок на личных автомобилях. Иностранные поставщики готовы отгружать топливо только на условиях полной предоплаты. В отсутствие топлива ливанцы не могут использовать электрогенераторы, что особенно критично летом, когда на улице очень жарко и люди привыкли включать кондиционеры. Больницы фиксируют острую нехватку медикаментов, в то время как многие жители Бейрута не оправились от последствий взрыва. На улицах городов массово исчезают канализационные люки из ценных металлов, а полиция фиксирует рекордное число самоубийств.

Банковская система переживает коллапс, в результате которого граждане страны потеряли доступ к своим валютным сбережениям, а обналичивание средств в фунтах строго ограничено. Курс национальной валюты опустился до десяти тысяч за доллар (в десять раз ниже пока еще действующего официального), а средняя зарплата за последние два года упала с 670 до 67 долларов. Глубокий кризис постиг и армию: военнослужащие не могут обеспечить семьям пропитание и массово дезертируют, несмотря на угрозу уголовного преследования. Руководство Минобороны боится уступить контроль над страной боевикам «Хезболлы» и просит у международных организаций помощи — но не деньгами, а едой и боеприпасами.

Положение могла бы исправить поддержка из-за рубежа, и многие страны, откликнувшись на призыв Франции, чувствующей ответственность за судьбу бывшей колонии, готовы предоставить целевой кредит в 11 миллиардов долларов. Но условием опять же является проведение реформ или хотя бы формирование правительства, которого страна не видела уже больше полутора лет. Еще в 2017 году, после внезапного объявления об отставке Саада Харири, в Париже была сформирована Конференция за экономическое развитие и реформы (CEDRE), целью которой была организация помощи Ливану. С правительством заключили «соглашение о доверии», которое должно было открыть Бейруту доступ к кредитным траншам, но условия соглашения так и не были выполнены.

Эксперты говорят, что лишь возобновление сотрудничества в формате CEDRE может сдвинуть ливанскую экономику с мертвой точки. Однако высказывается и другое мнение, согласно которому экономические и политические потрясения — неизменные спутники Ливана, после которых всегда наступает период развития и относительного благополучия. Несмотря на все невзгоды, страна по-прежнему принимает туристов, и специализированные порталы утверждают, что находиться на улицах крупнейших городов страны безопасно. Ближайшие месяцы должны показать, сумеет ли Ливан оправиться от кризиса, признанного одним из тяжелейших за 170 лет, или превратится в то, что политологи привыкли называть термином «несостоявшееся государство».