«Фортуна повернулась к ним лицом» 30 лет назад появились «новые русские». Как люди в малиновых пиджаках изменили Россию?
00:01, 7 сентября 2022Кадр: Galich Ida / YouTubeРовно три десятилетия назад, 7 сентября 1992 года, в газете «Коммерсантъ» впервые появился термин «новые русские». Вероятно, его употребляли и раньше (например, в США говорили о неких new russians еще в 1990 году), но именно тогда главный мем 90-х начал входить в жизнь россиян. Причем 30 лет назад понятие «новый русский» имело положительное значение: журналисты описывали зарождавшийся в стране «опережающий класс», представители которого были материально обеспеченными, образованными, обладали новым менталитетом и, как следствие, новым стилем жизни. Но скоро под новыми русскими стали понимать людей с совсем другими качествами: наглых и жестоких громил в малиновых пиджаках, с золотыми цепями в палец толщиной, которые делали деньги на чем угодно без оглядки на закон. Кем на самом деле были новые русские, по каким понятиям они жили, чего добились и чем кончили, «Ленте.ру» рассказали свидетели эпохи.
«90-е были временем быстрых денег, и они смогли их получить»
Георгий Бовт, политолог, в 1992 году — журналист «Коммерсанта»:
Появление термина в значительной степени было случайным — его придумали ради прикола. Была попытка дать ему научное обоснование, но все это казалось натянутым. Образование и изысканные манеры в начале 1990-х не являлись обязательными качествами так называемых новых русских.
Более точное определение данного социологического слоя — это те люди, которые сумели вскочить в вагон новой экономики и как-то устроиться. Во многом это происходило случайно: кто-то просто оказался в нужное время в нужном месте (например, в управлении завода), и фортуна повернулась к ним лицом
Один мой знакомый работал в министерстве и поучаствовал в приватизации, благодаря этому сегодня он миллионер. Наверное, даже миллиардер. В 1990-е он был одним из новых русских. Это те, кто преуспел, кто сумел быстро встроиться в новую экономику. 1990-е были временем быстрых денег, и они эти быстрые деньги сумели получить. Одни торговали компьютерами, другие шмотьем, как [Михаил] Прохоров, который варил джинсы. Такие люди рекрутировались в этот класс. Образование в данном случае было совершенно не главным, важнее была личная предприимчивость: если ты лучше соображаешь, то и лучше устраиваешься. Люди с образованием — всякие научные сотрудники, учителя — шли работать в лучшем случае челноками.
Почему новых русских часто представляют тупыми громилами в малиновых пиджаках? Помню фотографию Владимира Путина в малиновом пиджаке, поэтому нельзя сказать, что все, кто их носил, были тупыми.
Продукция первого кооперативного движения была довольно причудливой. После советской серости хотелось одеться во что-то яркое. Это стало карикатурным из-за того, что советское общество не перестроилось и правящая элита не была этим никак озабочена
Это было глубоко патерналистское общество, взращенное коммунистической идеологией, которое считало, что если капитализм наступит, всем сразу станет хорошо. И для этого не надо ни работать, ни платить. Предпринимательский класс не пользовался в таком обществе уважением. Не зря об этом классе написали в газете «Коммерсантъ»: среди глубинного народа термин «коммерсант» был скорее презрительным, как и «торговец», «спекулянт». Совершенно иная ситуация складывалась в конце XIX века, когда тогдашние новые русские — предприниматели, купцы — имели репутацию уважаемых людей.
Экономика в 1990-е была дикой, многие вопросы решались с помощью бандитов. Но так было и в Америке во второй половине XIX века: в период первоначального накопления капитала криминал участвует в процессе во всех странах. И Россия не была исключением. [Наше] общество не уважало этих предпринимателей и до сих пор не уважает. Государство этим пользовалось и спекулировало на этом, все время гнобило коммерсантов. Никакой идеологии, которая воспитывала бы в массах уважение к тем, кто создает добавленную стоимость, не было.
Боялись ли иностранцы иметь дело с новыми русскими? Это было время надежд, когда Запад тянулся к нам, а мы — к нему. Новых русских принимали довольно охотно, стремились заключать с ними сделки. Ждали не с распростертыми объятиями, конечно, но Запад верил, что у нас растет предпринимательский класс, что появится средний класс — и мы станем нормальной страной. Страшно сказать, но чехи в ту пору давали [россиянам] вид на жительство. Можно было открыть счета [в банках западных стран], создать бизнес. Наших тогда всячески привечали. В первой половине 1990-х отношение было крайне благожелательное.
Потом уже [на Западе] начали немножко разбираться, что вот — появилась русская мафия, бандиты. Но это случилось не сразу. Во время чеченской войны в Европу хлынули беженцы, а вместе с ними пришли и мафиозные структуры.
А в России развитие капитализма пошло по государственному пути. Еще со времен залоговых аукционов крупный капитал был сращен множеством коррупционных схем с государством. Эта тенденция потом получила большое развитие. Новые русские должны были стать массовым и преуспевающим классом. В реальности же в нашем обществе произошло колоссальное расслоение на небольшую прослойку очень богатых людей, ничтожный по размерам средний класс и огромное количество бедных.
Высокая популярность сериалов, воспевающих новых русских и криминал, с точки зрения утверждения новой идеологии и уважения к предпринимательскому классу сыграла крайне гнусную роль. Это была подлая пропаганда, которая принесла свои плоды в виде роста иждивенчества одновременно с ростом популярности бандитских настроений.
Не было снято ни одного фильма, где бы уважительно рассказывалось о предпринимателях. Эти фильмы фактически паразитировали на низменных настроениях гопоты, ненавидевшей коммерсантов по той причине, что они богатые, а я — бедный. Рассуждали примерно так: «Я работать не хочу, а он, сука такая, заработал миллионы и не хочет со мной делиться»
Кадр: фильм «Бумер»
Вся рыночная экономика, в остаточном виде существующая в нашей стране, была создана в 1990-е. Уже потом все это подвергалось регулированию, совершенствованию, часто — в лучшую сторону. На мой взгляд, если бы не было 1990-х, то у нас сейчас не было бы и никакой рыночной экономики. Скорее всего, был бы социализм наподобие ГДР. Безусловно, новые русские оставили след в истории нашей страны. Этим следом мы сейчас пользуемся.
«Их могилы можно сравнить с усыпальницами египетских фараонов»
Андрей Тимин, в начале 1990-х ушел из НИИ торговать на рынке в «Лужниках»:
Я себе новых русских представляю так: деловые люди, связанные с криминалом. Этот термин носит какой-то негативный оттенок. Видимо, неспроста, поскольку он ассоциируется с людьми, которые ловко нахватали (не обязательно криминальным путем) и повернули ситуацию в стране в свою пользу. В моем понимании у основной массы этих людей не было ничего, кроме предпринимательской жилки. Их успех основан на умении делать деньги из чего угодно, причем в 1990-е нередко — из народного несчастья. Поэтому в народном толковании новый русский — отрицательный персонаж. На волне почему-то выплыли совершенно необразованные и жадные люди. В какой-то период в общественном сознании закрепилась мысль: если ты не умеешь делать деньги — значит, ты дурак. А если умный, то должен быть богатым.
К кормушке присосалось много бывших комсомольцев. В основном новыми русскими стали те, кому при советской власти не давали заниматься предпринимательской деятельностью. Деятельность эта, конечно, была дикой, но новые русские давали рабочие места, кормили людей. То есть и польза от них была
Почему у разбитого корыта оказались многие научные сотрудники? Они работали больше за идею, занимались любимым делом — наукой, поскольку и в лучшие времена их зарплаты были невысокими и позволяли разве что не умереть с голоду. Я, например, будучи старшим лаборантом, получал 110 рублей до вычета. Помню, что когда отпустили цены, моей зарплаты не стало хватать вообще ни на что. Ушел работать в коммерческую структуру и зарабатывал 300-400 рублей. Это уже позволяло как-то существовать.
Что до малиновых пиджаков, то и в 1992 году, и сейчас они мне кажутся верхом пошлости. Но в той среде важно было выглядеть своим. Наверное, на стрелку малиновый пиджак надевали в обязательном порядке, иначе грохнут без разговоров. Кроме того, образу типичного нового русского приписывают другие интересные атрибуты: массивную золотую цепь, борсетку, крутые часы. Думаю, в большей степени это пришло в общественное сознание из прессы и кино. Едва ли все они экипировались по единому шаблону. С другой стороны, за новыми русскими закрепился имидж людей, хорошо развитых физически. Мне представляется, что многие действительно уважали спорт и старались развивать свое тело. Некоторые из них имели склонность к психологическим издевательствам над своими знакомыми и подчиненными, так они самоутверждались.
Мне кажется, термин «новые русские» с самого начала вошел в обиход в юмористическом ключе. Этот класс не появился внезапно, прошло несколько лет, пока сформировался пласт лавочников. В какое-то время все люди данного направления оказались связаны с криминалом, ведь даже если ты сам не занимаешься обманом, то должен платить за крышу. Это незаконно, но позволяло работать без лишних проблем и делать деньги и лавочникам, и рэкетирам. Такой баланс сохранялся, пока не начали закручивать гайки.
Откуда пошла мода на криминал? Люди всегда хотели жить лучше и видели разницу между бандюганами и простыми работягами. Одни живут хорошо, но недолго, вторые мучаются всю жизнь. Видимо, у некоторых тоже появлялось желание быстро достичь материальных высот.
Постепенно класс новых русских укрупнялся, олигархировался. Лавочники сменили свои малиновые пиджачки на приличную одежду.
И новые русские пропали. Кто-то погиб, кто-то поднялся, третьи перестали себя неподобающе вести и занялись самообразованием. У меня есть знакомые, которые существенно повысили уровень культуры, даже брали уроки — как завязывать галстук, как поднимать бокал. Они понимали, что недотягивают до приличного общества. Если человек хочет общаться не только со своими боевиками, но и с приличными людьми, он начинает соответствующе себя вести. Чтобы моих знакомых начали воспринимать, они решили пройти обучение.
Могилы новых русских на наших кладбищах мы часто узнаем по роскошным надгробиям. Осознавая опасность выбранного стиля жизни, они стремились реализовать все желания здесь и сейчас, нахапать и погулять. А их могилы можно сравнить с усыпальницами египетских фараонов, которым для комфорта в загробном мире укладывали туда слуг, животных, оружие
«Прообраз новых русских — стиляги»
Леонид Максименков, историк-архивист:
Если бы на словосочетания существовало авторское право, то на «новых русских» его бы, безусловно, мог запатентовать Хедрик Смит — американский журналист, работавший когда-то шефом московского корпункта New York Times. 7 ноября 1990 года вышла в свет его книга New Russians. А до того, в 1974-м, он опубликовал свою книгу Russians, где сделал неутешительный вывод о нереформируемости советской системы прежде всего из-за человеческого фактора. Дескать, русские (по сути дела, советские, то есть граждане СССР) были не способны меняться и никогда не станут капиталистами, ибо главная черта их характера — зависть. Но десять лет спустя перестройка заставила Смита призадуматься, а затем полностью пересмотреть свое убеждение.
В его понимании новые русские были передовыми людьми Советской России, способными изменить систему и возродить капитализм на одной шестой земного шара. Уже из оглавления книги понятно, что новыми русскими были сторонники и энтузиасты перестройки не только в России, но и в Прибалтике, и в Средней Азии. Эта книга добралась до самой России, когда СССР уже, увы, распался, а мировой лагерь социализма превратился в груду мусора.
Когда в 1992 году сначала журнал «Огонек», а затем и газета «Коммерсантъ» ввели понятие «новый русский» в оборот и массовое обращение, в него у нас стали вкладывать другой смысл, скорее, отрицательный и уничижительный. Появился отвратительный образ «прораба» русского капитализма — так называемого нового русского.
Если запросить поисковик в интернете, то он выдаст стереотипный портрет нового русского. Прежде всего это — мужчина. Почему-то на «новую русскую» (женщину) поисковик не реагирует. Это персонаж славянской наружности, 30-40 лет от роду. Стрижка полубокс. Малиновый пиджак, массивная позолоченная или золотая цепь на бычьей шее, черная майка, борсетка. В облике чувствовалось спортивное прошлое. Разъезжает на шестисотом «мерседесе». Расплачивается долларами. В словаре изобиловали жаргонные слова «типа», «в натуре», «конкретно», «по-любому», которые с тех пор вошли в общенародный словарь русского языка и стали едва ли не самыми частыми по употреблению.
Классический образ нового русского в кино создал Никита Михалков в своей роли Михалыча в фильме Алексея Балабанова «Жмурки». Понятно, что показанный образ — карикатура. Ради чего? Для прикрытия реальных, а не ряженых новых русских. Легендирование для массового сознания таких хозяев жизни уводило удар от других людей, которые если и не стали правящим политическим классом, то движущей экономической силой новой России — точно. Они-то имели мало общего с образом громилы с атлетической фигурой, одетого в малиновый пиджак.
Окарикатурить можно всех, все и всегда. Например, советские сатирические журналы 1920-х годов («Крокодил», «Смехач», «Чудак») постоянно издевались над нэпманами и нэпманшами — проводниками новой экономической политики, которую придумал Ленин и освятил Х съезд РКП(б). Их называли перерожденцами, кровопийцами, дельцами, торгашами, советскими перерожденцами. А ведь эта красная буржуазия спасла Советскую Россию от голода, холода и коллапса военного коммунизма.
В середине 1950-х, после смерти Сталина, во время первых антисталинских реформ Хрущева, в том числе в области экономики, также появились прообразы новой русской молодежи — бизнесменов.
Народный гнев пал на их самых безобидных представителей — стиляг. Ведь для того, чтобы одеваться и отдыхать в коктейль-баре, нужны деньги. Тогда в Москве и Ленинграде, Прибалтике и Одессе появились валютчики. В другую эпоху они стали бы олигархами, но, опередив время на 30 лет, погибли
Все годы советской власти не исчезал дефицит, росли очереди, а руководство КПСС отвечало на это закрытыми письмами ЦК об усилении борьбы со взяточничеством и хищениями социалистической собственности и массовыми посадками тех, кто этот дефицит пытался ослабить.
В брежневскую эпоху Кремль представлял цеховиков этническими бизнесменами. Например, из Армении и Узбекистана, ну и, конечно, «лицами известной национальности». На деле эти люди закладывали фундамент будущей рыночной экономики.
Придерживаться закона и не уклоняться в криминал в бизнесе 1990-х было нереально. В течение 75 лет поколения советских людей сурово воспитывали на том, что бизнес — это грязь и преступление, и вдруг при Горбачеве оказалось, что частное предпринимательство, совместные предприятия (с иностранцами) и свободно конвертируемая валюта — спасение государства и нации. При этом драконовские ограничения не отменялись, а некоторые ужесточались
Власть сама металась из одной крайности в другую. Горбачевская перестройка — это набор противоречивых кампаний и лозунгов. Например, нужно развивать рынок, для этого укреплять плановую дисциплину и роль государственного заказа. Нужно строить многопартийность, а для этого усилить руководящую роль коммунистической партии. Эти шараханья разрушили многонациональное советское государство.
За пределами России новые русские оказались в интересной ситуации. Запад с таким контингентом прежде не сталкивался. Эти люди в подавляющем большинстве не были в положении неких просящих, бедных и несчастных, сирых и убогих беглецов, подобно представителям первой, белогвардейской волны русской эмиграции. Те — бесправные, с нансеновскими паспортами, проклятые большевистским правительством «бывшие» люди. Эти — совершенно другие.
Максименков: Новые русские также не были помечены клеймом бегства от нацистов или сотрудничества с ними на временно оккупированных территориях, как представители второй волны русской эмиграции. Те люди прошли фильтрационные лагеря для депортированных и были прокляты властями на Родине. Они до гроба вели себя тихо и смирно, всю жизнь прожили на подхвате у приютивших их стран и их компетентных органов, в смертельном страхе ожидая вопроса: «Чем вы или ваши родственники занимались в годы Второй мировой войны?»
Сегодня трудно представить то, как они дрожали, заполняя американские анкеты и отвечая на вопрос: «Состояли ли вы в НСДАП, КПСС или в любых аффилированных с ней организациях?» Разумеется, отвечали «нет», то есть обманывали. А как же общество садоводов-любителей и потребительская кооперация по сбору ягод и грибов в лесу? А футбольная команда общества «Динамо»? Или пионерский галстук?
Третья волна эмиграции была еврейской и отчасти немецкой. Этих людей при отъезде из СССР поголовно лишали гражданства, недвижимости, всех накоплений. Они пересекали госграницу с сотней долларов в кармане. Это были люди с объяснимыми и понятными чувствами по отношению к исторической Родине, которая в лице представителей ее эмиграционных и консульских служб и СМИ относилась к ним жестко и жестоко, как к врагам. Позитива в образ СССР они не добавляли.
Если Цветаева говорила о своем поколении на Западе «мы не в изгнании, а в послании», то четвертая волна в массе могла мурлыкать шлягер: «Хорошо, все будет хорошо. Я это знаю». И они были правы.
Что испытывали при виде новых русских граждане промышленно развитых стран Западной Европы и Северной Америки? Обычные страсти из греческих трагедий и шекспировских драм: неприязнь, злобу, ненависть. Чаще в основе всего этого была вульгарная зависть. Не любят богатых. Ничего с этим не поделаешь. На это наложились десятилетиями вшивавшиеся в подкорку массового сознания стереотипы и страшилки: советские агенты, коммунизм, гулаговская колючая проволока, НКВД-КГБ с их застенками, голодомор, «замордованные большевиками польские кобеты» и прочие ужасы.
Новые русские за границей принадлежат к четвертой волне, которая напоминала наводнение и ураган. Люди без комплексов и моральных угрызений, идеологических догм и религиозно-националистических предрассудков, они приезжали с большими деньгами, с действующими и продлеваемыми загранпаспортами граждан РФ, оставляя в неприкосновенности собственность в России, без проблем пересекая страны и континенты, постоянно приезжая на Родину и уезжая за границу. Отсюда их беспрецедентная в истории России да и в мировой практике эмиграции уверенность в сегодняшнем и завтрашнем дне и ощущение себя хозяевами жизни
Помню, как в начале 1990-х появились новые русские в Канаде. Многие без разговоров покупали особняки за три миллиона долларов, когда их продажная стоимость не дотягивала и до одного. Оплачивали наличными. Соседи, конечно, тихо радовались: цена их фазенд также автоматически поднималась. А вот стоявшие в очереди на «улучшение жилищных условий» работяги с долгами в банках и на кредитных картах тихо роптали. Десятилетиями копили и недоедали, а тут «понаехали всякие», и цены взлетели до небес. Разумеется, наши состоявшиеся соотечественники были не одиноки в таком поведении. В опустошении магазинов duty-free в аэропортах их конкурентами были китайские товарищи, капиталисты из школы Дэн Сяопина и Компартии Китая.
Новые русские не просто оставили след [в истории развития коммерческих отношений в новой России], они создали ту экономику, которая возродилась на руинах советского планового народного хозяйства, пережила дефолт 1998 года, выстояла во всемирный кризис 2008-го и неплохо функционирует сегодня, к искреннему удивлению всевозможных западных фондов, консультантов, биржевых гуру, правительств «семерки» и Брюсселя. В условиях гигантских и беспрецедентных санкций она доказала свою жизнеспособность.
Сегодня на кладбищах мы видим целые секции могил братков с типовыми плитами и портретными образами конкретных пацанов с сигаретами в уголках губ. Но эти щепки, которые летят при рубке леса, — мировое явление. Могилы наркобаронов в Мексике выглядят куда более впечатляюще. Там хоронят вместе с золотыми лимузинами, замурованными в фундаменты кладбищенских замков.
Главный вопрос феномена новых русских кроется в решении вечной проблемы русской политической культуры. Ведь у нас власть и богатство редко передаются по наследству. Вспомним царей, императоров и их фаворитов. Вспомним детей Сталина, Хрущева, Брежнева, Андропова, не говоря уже о судьбах всесильных Ежова, Берии, Абакумова, да и Щелокова с Пуго. В этой непередаваемости власти по наследству — непобедимая сила тысячелетней политической системы России.
Именно поэтому она уникальна. Каждое поколение создает звездные карьеры заново. Вопрос сегодня в том, какими станут новейшие русские и когда они заступят на бесперебойную вахту
«Повседневной униформой был все же спортивный костюм»
Мэган Виртанен, историк моды:
Кинематографический собирательный образ нового русского, конечно же, несколько утрирован, но в целом не слишком далеко ушел от правды. Малиновые пиджаки действительно мелькали на улицах, став, наравне с массивной золотой цепью, одним из признаков тех, кто считал себя хозяевами жизни. Считается, что эти пиджаки вошли в моду благодаря дизайнеру Джанни Версаче, а вернее, своего рода культу бренда Versace и некоторых других итальянских дизайнеров, который захлестнул страну в 1990-е.
Стоит учесть и символическую взаимосвязь пурпурного цвета с идеей власти и богатства, разумеется, воспроизводимую бессознательно
Далеко не всегда это были настоящие изделия Versace, благо подпольные цеха отшивали подделки тысячами экземпляров, так что малиновый блейзер смогли позволить себе и «миллионеры победнее», хотя такая одежда все равно оставалась претензией на статус и этой претензии нужно было соответствовать.
Впрочем, намного более распространенной одеждой, своего рода повседневной униформой, был все же спортивный костюм, желательно Adidas, и кожаная куртка с модными широкими плечами.
«Этот Mercedes прозвали кабаном»
Денис Орлов, автоэксперт:
«Шестисотый» в 1990-е был самым дорогим Mercedes. Наверное, поэтому он и стал непременным атрибутом нового русского. Тем более именно «шестисотых» было не так много. У завода Mercedes Benz эта серия называлась W140, она оснащалась разными типами двигателей. Цифра 600 на крышке багажника обозначала округленный до нулей литраж двигателя — почти шесть литров. У автомобиля 12-цилиндровый двигатель мощностью почти 400 лошадиных сил.
В этом же модельном ряду была модель S500. То есть Mercedes можно было бы назвать и «пятисотым». Это 300 лошадиных сил. Такой Mercedes был более распространен.
А Mercedes S300, скажем, по меркам людей с понятиями была совсем не пацанской машиной. Его называли «трехсотым», что не очень солидно. Образ новых русских в народном представлении таков, что «запорожец» мог врезаться только в шестисотый Mercedes. В тех кругах, о которых мы говорим, этот Mercedes прозвали кабаном.
«Шестисотый» был у Ельцина, Березовского, у патриарха Алексия II. Новые русские равнялись на власть, тем более машина эта очень дорогая. Не исключаю, что существовал ранжир, и далеко не каждому могли позволить приобрести «шестисотый». Многое значили и номерные знаки, по ним считывалось положение человека в той или иной касте
За «шестисотым» обычно двигалась охрана на Mercedes G-класса, более известном как Geländewagen. А до него высокой популярностью пользовалась американская марка Jeep. К нам привозили две их модели — Cherokee и Grand Cherokee (у этой машины было прозвище «Большой широкий»). С теми временами также прочно ассоциируется BMW 5-й серии — «пятерка», аббревиатуру в шутку расшифровывали «Боевая машина братвы». Чаще всего это был подержанный автомобиль, пригнанный из Германии.
Автомобильной культуры в нашей стране тогда по сути не существовало. Многие рассуждали примерно так: «У меня есть авто, поэтому мне многое позволено». В 1984-м вышел неплохой фильм «Колье Шарлотты». Там есть очень интересный эпизод: возрастной и молодой сотрудники КГБ едут на «Волге» по Ленинграду, в момент съемки проезжают на красный свет прямо через толпу людей. На заднем плане кто-то даже гневно машет рукой. Это попало в фильм, хотя понятно, что кино про сотрудников КГБ проходило жесткую цензуру. И никого этот момент не смутил! Судя по всему, автомобиль с оператором проехал, как у нас говорят, «на розовый», а герои ломанулись уже на красный. И это считалось нормальным. Вот так ездили люди. О чем говорить, если пешеходы на зебре в ту пору часто пропускали автомобиль, а не наоборот.
Но вернемся к новым русским. Покупая малиновые пиджаки и дорогущие цепи, они стремились показать себя особым образом и на дороге. Считалось нормой, когда авто нового русского разгоняло поток дальним светом. Если дальний свет не помогал, то, объехав «препятствие», могли припугнуть из окна пистолетом или автоматом. Ездили нагло, отвязно и, как говорится, на всю катушку. Садились за руль пьяными, хотя в этом новые русские ничем не отличались от обычных граждан.
Кстати, советские правила при движении автомобиля с эскортом предписывали остальным машинам прижаться к обочине и остановиться. Сейчас у нас даже президент так не ездит. Однажды в 1990-е я сам наблюдал, как милиционер догнал зазевавшегося «чайника», не заметившего авто с мигалкой, и жезлом бил ему по крыше. Так он наказал водителя за создание помех движению кортежа. Сегодня такое, конечно, немыслимо. В этом смысле в нашей стране за достаточно короткий срок произошли колоссальные перемены.