Гений музыки. Как великий Рахманинов вынужден был уехать из России и покорил мир, но всю жизнь тосковал по родине?

Пианист-виртуоз и композитор-визионер, одаренный дирижер, да что там — просто гений, который до сих пор остается олицетворением ХХ века в русской музыке. Сергей Рахманинов был популярен на протяжении десятилетий. Его значение для музыки необъятно. Русский композитор связал прошлое и будущее академической музыки, соединив в своих произведениях и мелодичность романтизма, и модернистские поиски. Его гастроли неизменно собирали толпы и приносили впечатляющие гонорары, но при этом Рахманинов всю жизнь сомневался в себе, страдал от депрессии, а в эмиграции тосковал по родине. О том, как композитор вошел в историю, рассказывает материал «Ленты.ру» в рамках проекта «Жизнь замечательных людей».

Нью-Йорк, Великая депрессия. Зал Карнеги-Холла полон: публика гудит в ожидании зрелища, которое хотя бы на вечер отвлечет от невзгод. Пришли, как ни странно, на «этого русского», от которого ждут «той песни». Тысяча зрителей моментально замолкает, когда на сцену выходит худой, высокий мужчина с короткой стрижкой. Он больше похож на финансиста, чем на артиста. Его аскетичное лицо словно выражает суровый цайтгайст — угрюмое, морщинистое, тщательно выбритое.

Маэстро ведет себя тихо и уверенно. Ни одного резкого движения, ни тени волнения на лице. И не сказать про него, что этот человек мучается ночами от неуверенности в себе, что чувствует себя бесконечно чужим и далеким от той публики, которая пришла его послушать.

Сгорбившись за фортепиано и широко расставив локти, он ударяет по клавишам. И происходит чудо. Чудо не прекратится еще несколько часов. Зрители уже не думают об этом странном русском, разрушающем их стереотипные представления о том, как должен выглядеть музыкальный гений. Они поражены и поглощены этим гением.

Такими, по воспоминаниям современников, были концерты русского эмигранта, композитора, дирижера и пианиста Сергея Рахманинова. Его путь в Новый Свет был довольно коротким и — на фоне настрадавшихся с подобной миграцией современников — простым, но в нем хватало необычного.

«Сидеть под роялем было в высшей степени позорно»

Дворянская семья, в которой 1 апреля 1873 года родился будущий великий композитор, была колоритной и до его появления на свет. Отец Василий был удалым и харизматичным офицером, способным очаровать любого. И очаровал Любовь Бутакову. Союз для Василия оказался удачным — у невесты, единственной дочери генерал-майора, было богатое приданое в размере четырех, а по другим оценкам, и пяти поместий. У жениха же были богатые амбиции и талант к музицированию, безжалостно, по мнению современников, растраченный на услаждение ушей светских дам на балах.

Родители постоянно ссорились, и симпатии Сережи чаще были на стороне отца — тот сильно баловал детей, а мать, наоборот, отличалась строгостью. По иронии на музыкальном образовании младшего ребенка настояла Любовь. Василий хотел, чтобы его сыновья служили в армии. Мысль о том, что Сергей станет музыкантом, представителем пролетарской в те времена профессии, была для офицера невыносима.

Но жизнь внесла свои коррективы. К тому времени, когда Сереже стукнуло девять лет, из всех поместий в распоряжении Рахманиновых осталось лишь одно. Остальные были промотаны кутежником-отцом, который так и не сумел принять новые реалии, наставшие для русского дворянства с отменой крепостного права и потерей бесплатного рабского труда. Учеба в дорогостоящем офицерском корпусе отпала сама собой, было решено, что Сережа поступит в консерваторию. К ней его сначала готовила мать, а затем — приглашенная учительница.

Сереже с легкостью давался рояль — на нем он играл перед гостями с четырех лет, а те, если игра была хорошей, угощали его конфетами, дарили бумажные рубли и подарки. Маленького мальчика это приводило в восторг.

Осенью 1882 года Рахманиновы поселились в Санкт-Петербурге, где Сережа поступил на младшее отделение Санкт-Петербургской консерватории. К этому времени ссоры между Василием и Любовью стали уже невыносимыми, и родители Сережи расстались. Неофициально. Развод в Российской империи конца XIX века все еще оставался крайне проблемным и сложным процессом. Отец попросту исчез из семьи, а за воспитание Рахманинова-наследника взялась бабушка.

Точнее, не взялась — любимая бабуля души не чаяла в умном и талантливом внуке, отчего ему сходила с рук любая шалость. Тоскующий же по отцу ребенок принялся нагло прогуливать занятия в консерватории, оказавшиеся для него чересчур сложными. После вступительных экзаменов преподаватели решили, что базовая теория развитому не по годам Сергею не нужна, и отправили его сразу на продвинутые курсы. Молодой студент же предпочитал катание на коньках и езду на подножке трамвая.

«Швырнул в меня первым попавшимся под руку предметом»

Непутевого ученика было решено перевести в Москву, поселив в частном пансионе сурового профессора Московской консерватории с говорящей фамилией Зверев. Там царила строгая дисциплина, а уроки фортепианной игры, начинавшиеся в шесть утра, сочетались с занятиями другими искусствами. Но учили и жизни. Зверев был суровым, тираническим даже педагогом: мог накричать, бросить в лицо бумаги или пнуть, не терпел вертлявости и лукавства и требовал от своих подопечных полной искренности.

Был у Рахманинова и другой важный наставник — преподаватель гармонии Аренский, который, по воспоминаниям самого композитора, хорошим учителем не был, но оказался превосходным музыкантом, который подначивал студентов сочинять собственные произведения. Увлекся этим и Сергей.

Сдавая экзамен по гармонии в Московской консерватории, Рахманинов так впечатлил Петра Чайковского (на тот момент уже международно признанного гения), что великий композитор выставил ему пятерку с четырьмя плюсами. Это был единственный в истории учебного заведения подобный случай. Слава выдающегося ученика прокатилась по всей консерватории, а затем и по всему городу.

В 1889 году между Рахманиновым и Зверевым произошел странный конфликт, суть которого от биографов ускользнула: якобы Сергею не хватало уединения от остальных учеников и времени для сочинительства, и он попросил у Зверева отдельную комнату и персональный рояль.

За месяц они не сказали друг другу ни слова, а затем Зверев попросту выгнал ученика из пансиона, заявив, что не может жить с ним под одной крышей. Рахманинов тем временем начал зарабатывать, давая уроки фортепиано. Жил он бедно, особенно для представителя дворянских кровей — на съемных квартирах, часто ложился спать голодным.

Исследователи предполагают, что причиной ссоры со Зверевым стало желание Рахманинова оставить пианино и заняться композицией, что оскорбило учителя, видевшего в Сергее будущего великого исполнителя. Он, впрочем, не ошибся.

«Меня совсем не обескураживает руготня газет»

7 мая 1892 года Сергей Рахманинов окончил Московскую консерваторию с Большой золотой медалью. К этому периоду он уже был автором двадцати с лишним сочинений, в том числе Первого фортепианного концерта. Его дипломной работой стала одноактная опера «Алеко», написанная по поэме Александра Пушкина «Цыганы» на либретто Владимира Немировича-Данченко. Ее премьера состоялась в 1893 году в Большом театре. На премьере присутствовал и Чайковский, который, говорят, аплодировал так, что чуть не выпал из ложи.

Рахманинов приобрел неслыханную для его сверстников-музыкантов популярность, прославился не только как композитор, но и как талантливейший пианист и дирижер. В 24-летнем возрасте он по приглашению известного мецената Саввы Мамонтова стал вторым дирижером Московской русской частной оперы.

Но страсть к композиторству не пропадала — и уже в 1897-м в Санкт-Петербурге состоялась премьера его Первой симфонии. Концерт, однако, с треском провалился. Ни петербургская публика, ни даже взявшийся за симфонию дирижер не поняли новаторскую сущность музыки, написанной Рахманиновым. Критики измывались над ним как могли. В частности, шутили, что если бы в аду была консерватория, то симфония Рахманинова привела бы чертей в восторг.

Провал сильно задел композитора. Нужно сказать, что мнительность и неуверенность в себе были постоянными спутниками Рахманинова, который большую часть своей жизни пребывал в настроениях пессимистичных и мрачных. Любая творческая заминка выбивала его из колеи. Даже годы спустя, получив международное признание, он часто убеждал себя в собственной бездарности. Но это раннее фиаско оказалось особенно тяжелым.

Первые дни его отчаянию не было предела — он бродил по городу без сна, помышляя о суициде. А затем на целых три года погрузился в глубочайшую депрессию. Рахманинов практически не сочинял, большую часть времени проводил на кушетке в своей комнате и зарабатывал на жизнь частными уроками. Он постоянно жаловался на боли в теле, усталость, бессонницу. «Был подобен человеку, которого хватил удар и у которого на долгое время отнялись и голова, и руки», — писал музыкант о своем состоянии.

Друзья, пытаясь вытащить композитора из депрессии, организовали ему встречу со Львом Толстым, который в те времена имел статус чуть ли не главного просвещенного духовного гуру России. Встреча, однако, не помогла, а только усугубила депрессию.

Из этого состояния композитора вытащил гипнотизер Николай Даль, практиковавший, как сейчас считают исследователи, некое подобие современной психотерапии. За пять месяцев бесед с Далем Рахманинову удалось вернуть и веру в себя, и желание писать музыку. Уже к весне 1901-го он закончил Второй фортепианный концерт. На титульном листе композитор написал благодарность своему лекарю, а на премьере и вовсе, говорят, заявил, что концерт принадлежит не композитору, но его врачу.

«Бессмысленное уничтожение всех возможностей»

Второй фортепианный концерт вернул Рахманинову статус известного российского музыканта. В 1900-х композитор развил бурную деятельность: вновь много писал, дирижировал (в том числе в Большом театре, где несколько сезонов руководил всем национальным оперным репертуаром), путешествовал. На несколько лет он поселился в Дрездене, а в конце десятилетия совершил большое концертное турне по Америке и Канаде в качестве дирижера и пианиста. В эти годы он написал свой Третий фортепианный концерт.

Революцию 1905 года потомственный аристократ воспринял с надеждой на социальные перемены, увидев и записав в мемуарах, однако, и изнанку массовых забастовок. По всей империи прокатилась волна террора и убийств, в Москве перестали функционировать разнообразные службы, не было света и воды. Театры поначалу продолжали работать с опустевшими залами, но затем и они закрылись — музыканты и рабочие сцены присоединились к забастовкам. Вспыхивали бои на баррикадах, а по ночам город, погружавшийся в непроглядную тьму, патрулировали банды грабителей, обыскивавших и обчищавших случайных прохожих.

При этом композитор понимал причины брожений и поддерживал требования бастующих. По крайней мере в дирекции императорских театров сохранились свидетельства того, что Рахманинов «уже много раз выговаривал администрации, что музыкантам платят мало». С началом Первой мировой войны композитор убедился, что страна на волне внедренного прессой бездумного ура-патриотизма катится к краху.

Февральская революция 1917-го была воспринята Рахманиновым с разочарованием. По его словам, он уже тогда предчувствовал «неизбежность приближающейся гибели». Когда же к власти пришли большевики, композитор окончательно убедился в необходимости покинуть родину.

На его счастье, из Швеции пришло предложение выступить на концерте в Стокгольме. В конце 1917-го Рахманинов с женой Натальей и дочерьми навсегда уехал из России. Он бежал практически без средств к существованию, оставив все банковские счета, поместья, квартиры и даже нечто куда более ценное — рукописи.

«Уехав из России, я потерял желание сочинять»

Рахманинов принялся активно трудиться, чтобы прокормить семью. С 1918-го он дал одиннадцать симфонических и камерных концертов в Европе, расплатившись с долгами и практически моментально завоевав славу пианиста-виртуоза. Уже в конце года он отплыл из Норвегии в США, где его встретили как настоящую знаменитость. И Рахманинов оправдал ожидания американцев, развив бурную концертную деятельность по штатам. Он стал одним из самых высокооплачиваемых исполнителей страны, а по известности мог сравниться со звездой комедии Чарли Чаплином. Все последующие десятилетия он не прекращал играть — и заработал настоящее состояние. 

Но неимоверные суммы денег исчезали словно пыль на ветру благодаря широте рахманиновской души. Маэстро не забывал о согражданах. В годы Гражданской войны он помогал оставшимся в России знакомым, друзьям и просто нуждающимся. Притом что в 1930-х советская власть объявила его «непримиримым и активным врагом» правительства. Он оказывал всяческую поддержку эмигрировавшим музыкантам, ученым и литераторам (в частности, спонсировал писателя Ивана Бунина). Говорят, что Рахманинов тратил на помощь эмигрантам до трети своих весьма больших доходов. 

Маэстро не оставлял мыслей о том, чтобы посетить СССР, а с началом Второй мировой войны искренне переживал за бывших соотечественников. По словам современников, душой Рахманинов так и не покинул далекую родину и продолжал тосковать по ней на протяжении всей жизни в эмиграции. Но на публике его невозможно было увидеть раздраженным, депрессивным или нервным — он всегда был тих, тверд и решителен.

Бурная деятельность, звездная жизнь — на написание музыки времени и сил долго не оставалось. К сочинительству Рахманинов вернулся лишь спустя восемь лет после начала эмиграции. За рубежом композитор создаст не так много произведений, но все они войдут в историю русской и мировой музыки. Среди них — Четвертый концерт, три русские песни для хора и оркестра, Симфония №3 и его финальная, созданная в 1940-м работа «Симфонические танцы». 

Впрочем, Рахманинов наотрез отказывался писать музыку ради денег. Он вспоминал, как однажды издатель попросил его сочинить несколько фортепианных пьес «средней трудности», на что получил вежливый отказ, но продолжал наседать.

Капиталистический подход к искусству не стал частью пути Рахманинова-композитора — он до последних дней продолжал идеализировать это занятие, отвергая любые попытки подойти к нему с точки зрения коммерческого успеха. Так, по его словам, можно потерять самое ценное — вдохновение. «Тот, кто пишет настоящую музыку, не может уподобиться портному, который отрезает кусок одежды для того, чтобы она пришлась впору ребенку. Музыку же нельзя резать ножницами», — говорил маэстро.

Творчество Рахманинова уже при его жизни было распространено настолько, что в какое бы кафе ни зашел маэстро, рано или поздно он услышал бы по радио собственное сочинение. Но слава его быстро разочаровала — Сергей признавался, что популярность нисколько его не трогает, а чужое исполнение его симфоний интересовало маэстро в исключительных случаях, когда за это брался какой-нибудь великий пианист. Но и таких было хоть отбавляй. А в быту маэстро ценил уединение и покой: когда въезжал в новый дом, самостоятельно ограждал участок забором из деревьев и кустов.

К моменту, когда Рахманинов отыграл свой последний концерт в Ноксвилле, штат Теннесси, он уже был смертельно болен, хотя и не подозревал об этом. Чуть более чем через месяц, 28 марта 1943 года, Рахманинов скончался в собственном особняке в Беверли-Хиллз, штат Калифорния, не дожив трех дней до своего 70-летия. На склоне лет его, заядлого курильщика, настигла меланома.

***

Всю свою профессиональную карьеру Рахманинов не мог определиться, в чем состояло его «истинное призвание» — быть композитором, пианистом или дирижером. Порой он считал, что гоняется за тремя зайцами одновременно, часто сомневался, что вообще выбрал правильную стезю. Тем не менее его музыкальная слава прокатилась по всему миру. Где-то он больше известен как пианист-виртуоз, где-то — как непревзойденный дирижер. Но для истории русской (да и мировой) музыки Рахманинов в первую очередь останется величайшим композитором. 

Рахманинов — важнейшая фигура эволюции авторского стиля. С самого начала своей карьеры он шел к созданию собственного уникального звучания, впитавшего влияние духовной музыки, народных мотивов, а также авангардизма и импрессионизма. Его оригинальное творчество впоследствии оказало влияние на всю мировую музыку XX столетия. 

Он прошел через невероятную борьбу с собственными страхами, влюбил в себя Россию, а затем и весь мир. Он принял нелегкое решение уехать и был объявлен врагом своей родины, но отказался разрывать с ней связь. Рахманинов, по словам даже зарубежных историков, оказался тем редким русским, который, уехав из России, полностью не ассимилировался. Если великий композитор Игорь Стравинский, покидая родину, разорвал с ней все связи, Рахманинов, кажется, так и не оставил мысли о возможном возвращении.

В российской истории найдется еще много выдающихся музыкантов, но по иронии судьба уехавшего в США Рахманинова и по сей день остается одной из самых патриотичных.

ЖЗЛ