С 19 января в Киеве продолжаются уличные бои между оппозиционно настроенными гражданами и правоохранительными органами. Демонстранты кидают в милиционеров коктейли Молотова и брусчатку, те отвечают резиновыми пулями, светошумовыми гранатами и слезоточивым газом. Жертвами этого позиционного, но агрессивного противостояния все чаще становятся журналисты — за последние дни в Киеве пострадали более 40 сотрудников СМИ. Утром 23 января был задержан и избит оператор «Ленты.док»; ранее сообщалось о других журналистах, попавших под пули, гранаты и дубинки милиционеров. «Лента.ру» записала истории нескольких репортеров о том, что происходит с прессой на улицах Киева.
Одни считают, что журналисты случайно попадают под руку — просто потому, что все время находятся на передовой. Но другие убеждены, что «Беркут» целит специально в них — то ли из страха, то ли из злобы, то ли из-за приказа сверху. Кроме того, чаще всего страдают именно фото- и видеокорреспонденты, постоянно снимающие действия милиции. Да и случаи избиения, в которых милиция как будто не слышит крики «Пресса», повторяются все чаще (список всех пострадавших на 22 января можно найти здесь).
В МВД Украины при этом говорят, что рассказы о стрельбе по журналистам следует расценивать как провокацию. Со стороны протестующих, в свою очередь, представители СМИ агрессии не встречают, хотя иногда демонстранты своими действиями невольно вызывают на них огонь силовиков.
Андрей Киселев
Фото: Илья Азар / «Лента.ру»
Андрей Киселев, оператор «Ленты.док»:
Рано утром, было где-то 6:30, я и группа ребят с Майдана сели на минивэн, чтобы проехать по нескольким точкам — они собирались задерживать «титушек». Но нас, видимо, сразу вычислили, и за нашей машиной погнался автомобиль «Беркута». Хотя погоня-то и начаться толком не успела, нас подрезали и задержали (по некоторым данным, задержание минивэна с оператором «Ленты.док» запечатлено на этом ролике, с четвертой минуты — прим. «Ленты.ру»). Было жестко, били дубинками и ногами, у меня выбили камеру из рук, я до сих пор не знаю, где она. Я кричал, что журналист, но на мне не было жилета, и мне не поверили.
Вели себя с нами как с опасными преступниками. Сначала мы прилично, около часа, стояли в снегу на коленях. Потом нас повезли в РОВД, и это тоже было малоприятно. Ехали долго, мы все лежали в проходе между сиденьями, голову поднимешь — сразу тычок. Одному человеку было совсем плохо: разбита голова, его тошнило, он даже имя и фамилию долго назвать не мог. Привезли в Оболонский райотдел милиции, я к тому времени уже дважды показывал документы, что я журналист, только без толку. Нас завезли во внутренний двор, опять забрали документы. «Беркут» подобрел, стал прикалываться над людьми с Майдана: типа, сколько вам платят, еще что-то в этом же роде. Я два часа ждал свою очередь к следователю, потом еще час сидел у него, тут относительно доброжелательно уже все было. Потом в больницу поехал. Там сказали: сломан нос, на бровь и затылок швы наложили.
Дмитро Баркар, корреспондент киевской редакции «Радио Свобода»:
20 января рано утром после ночи на улице Грушевского мы с оператором Игорем Исхаковым продолжали вести онлайн-трансляцию на сайт. И так получилось, что мы довольно близко подошли к бойцам «Беркута». До них было метров тридцать, до баррикад, где были активисты — ну, около ста. Мы на «Беркут» и внимания особого не обращали, камеру даже не направляли на них, и, когда они побежали, мы не думали, что это именно за нами. Дальше все было в лучших традициях. Они повалили на землю Игоря, я бросился к нему и в считанные секунды сам оказался на земле. Они сорвали с нас защитные каски, заламывали руки, били, целясь в голову, потом повели в автозак.
Минимум повреждений я получил во время задержаний и максимум — пока меня вели. Каждый встречный беркутовец считал своим долгом ударить меня кулаком в лицо, один раз ударили в лицо ногой. Игорю было, наверное, еще хуже: его несли лицом вниз, и каждый бил его снизу ногой в лицо, у него серьезнейшие повреждения носа в итоге. Потом нас бросили в автозак, где мы при минусовой температуре провели следующие часов пять или шесть, я даже вспомнить не могу сейчас, временами все было как в тумане. Мы успели написать смс в редакцию, потом у нас отобрали телефоны. Потом до милиции медленно дошло, что мы журналисты, а не активисты, нас пересадили в другой автозак. Отвезли в РОВД и там предложили дать свидетельские показания. Я написал заявление о нанесении нам телесных повреждений.
Дмитро Баркар
Фото: RFE / RL
(Из РОВД журналистов освободили во второй половине дня после того, как туда приехало руководство редакции «Радио Свобода» и несколько депутатов. Обоих отвезли в больницу. У Игоря Исхакова зафиксирован серьезный перелом носа. Баркару наложили несколько швов на левую бровь, под правым глазом у него синяк такого размера, что глаз до сих пор не открывается. Кроме того, у обоих журналистов врачи констатировали легкую контузию — прим. «Ленты.ру».)
Евгений Фельдман, фотокорреспондент «Новой газеты»:
Иногда работающие в Киеве журналисты получают прицельно, иногда за компанию. Резиновые пули хоть раз прилетели уже почти в каждого, кто тут работает. В целом прямых столкновений тут нет, полчаса дубинками никто никого не бьет. Резиновыми пулями стреляют по первым рядам, а там же не только активисты, но и фотокорры, и видеооператоры. На квадратный метр прилетает несколько пуль, и получают все. В моменты затишья мы несколько раз видели, что «Беркут» целится конкретно по журналистам, особенно с аппаратурой. Оператору «Пятого канала» стреляли прямо в камеру. Наш корреспондент Паша Каныгин тоже свою пулю получил не в толпе, в него стреляли намеренно. Еще в одного фотокорра выстрелили в первую минуту работы на передовой — стреляли резиновыми пулями в голову, трижды попав в защитную каску. В меня кинули светошумовую гранату, когда я был не в толпе и милиция видела, что я работаю — я снимал горящий автобус. Граната попала в лицо, упала и сразу же взорвалась. Громкий хлопок, потеря равновесия, концентрации, потом приходишь в себя. Мне еще повезло — раньше «Беркут» использовал другие гранаты, которые тем, кто рядом, при взрыве осколками ноги иссекали.
Ефрем Лукацкий, фотокорреспондент:
Я не хотел писать о том, что в меня стреляли, потому что есть действительно много журналистов, которые серьезно пострадали, а у меня только вмятинка на шлеме и пуля как сувенир. Я фотографировал одного беркутовца, который явно негативно на это реагировал: когда он видел, что я поднимаю камеру, он все время прятался. В момент выстрела я говорил по телефону и смотрел в другую сторону. Я был на вполне безопасном от него расстоянии, но, видимо, он решил все-таки так меня «отметить». На мне были оранжевая жилетка и шлем с надписью «Пресса», на груди висела камера. Очень узнаваемо. На моих глазах парню из газеты «Панорама», на котором тоже была жилетка, прострелили руку. Я не знаю, чем его ранило — пулей или осколком гранаты. Теперь беркутовцы еще стали изолентой приматывать к светошумовым гранатам всякие гвозди, гайки, шарики.
Я могу однозначно сказать, что эти снайперы, которые стреляют резиновыми пулями, стреляют конкретно по журналистам. Предпочитают стрелять по половым органам, некоторые ребята так пострадали (оператор AP Дмитро Власов написал 22 января, что получил «три пули в область паха»; он объяснил, что произошло это в «условно „мирное“ время», в итоге Власов не заметил, в какой момент в него выстрелили — прим. «Ленты.ру»). В моем случае, я не знаю, почему так вышло, может, рука дрогнула.
Среди протестующих журналисты чувствуют себя в абсолютной безопасности. И совсем не в безопасности среди милиции. Тем не менее жилетки «Прессы» лучше не снимать — мы заметили, что, когда журналисты стоят толпой в жилетках, как правило, в их сторону не стреляют.
Анатолий Лазаренко, корреспондент интернет-канала Spilno.tv:
19 января я снимал то, что происходило на улице Грушевского, был в прямом эфире. Мы стояли группой журналистов — человек 10-15 — у памятника Валерию Лобановскому. У нас откуда-то появились охранники, которые не подпускали к нам митингующих, чтобы те не бросали камни или коктейли Молотова с того места, где мы стояли, и не вызывали на нас ответный огонь. Я стоял возле рекламного щита, когда из-за него появилась так называемая милицейская «черепаха». За черепахой вышли около пяти стрелков с помповыми ружьями, которые начали стрелять в протестующих. Когда один из милиционеров увидел, что я их снимаю, он целенаправленно выстрелил в меня. Попал мне в руку.
Я был одет в жилетку, на мне была каска с надписью «Пресса», на груди висел бейдж, и от него я стоял метрах в трех-четырех. Вокруг меня стояли человек десять журналистов, все в жилетках и с бейджами. Рядом с нами стояли медики, больше в радиусе метров тридцати не было ни одного протестующего. Не могла эта пуля в меня попасть случайно. Она теоретически могла от чего-то отскочить, но тогда остался бы только синяк. А здесь удар был очень сильный — она вошла мне под кожу.
В больницу я не обращался. Наши юристы посоветовали мне не делать этого, потому что в больницы приезжают представители правоохранительных органов и независимо от того, получил человек медицинскую помощь или нет, просто пакуют всех и увозят. У меня в руке осталась пуля, и только сегодня я смог ее вытащить — нашел человека, который может это сделать в частном порядке. Помимо того, что у нас стреляют в журналистов, у нас еще и нельзя получить квалифицированную медицинскую помощь.
Только из моих коллег со Spilno.tv в тот день пострадало шесть человек. [Оператора] Галю [Садомцеву] ранило гранатой — ей зашили ногу, еще одна рана была на лице. Янеку, нашему волонтеру, то ли пулей, то ли осколком гранаты попали в глаз. У него пошло осложнение, сейчас он не видит на оба глаза. Мы видели подтверждения тому, что к гранатам приматывают скотчем посторонние предметы: находили осколки гранат с остатками скотча, а рядом — какие-то железные штучки небольшие, шарики, болтики, гаечки.
Момент ранения Анатолия Лазаренко, видео Spilno.tv:
Максим Дондюк, фотограф-фрилансер:
Все четыре дня я был в самом эпицентре. В первый день столкновений мне попала в голову резиновая пуля, у меня треснула каска и образовалась шишка. Я был в жилетке «Пресса», и было похоже, что в меня целились. Но при этом вчера при разгоне, когда всех гнали и избивали, я просто поднял руки и сказал, что я пресса, и меня никто не тронул. Сказали только: «Вали отсюда нахер». Вчера мы стояли вместе с одним фотографом, и прямо подо мной разорвалась граната. Мы не видели, как она прилетела: может быть, она лежала неразорвавшаяся и возле огня взорвалась. Осколками мне изрешетило все тело, оно все в мелких ссадинах. Видимо, граната упала рядом с кабелем — мне в левую ногу по косой вошла шрапнель и там еще, проворачиваясь, прокрутилась. Вошла достаточно глубоко, на несколько сантиметров. Я не сразу понял, что произошло, а потом нога начала неметь, я пошел в медпункт. Они в течение тридцати минут меня оперировали, резали, доставали какие-то осколки. Я до сих пор хромаю.
Я не согласен с тем, что «Беркут» отстреливает именно прессу: они стреляют с бедра, и попасть из помповых ружей очень сложно. Если существуют какие-то снайперы, которые специально кого-то отстреливают, может быть, они и целятся по журналистам. Но часто возле прессы стоят какие-то мудаки, которые орут что-то или кидают камни, и «Беркут» просто стреляет в ту сторону. Вчера я даже разговаривал с «Беркутом» и ходил с ними, снимал. Потом подошел один капитан и сказал мне: «Иди отсюда на ***, а то получишь по голове».
Конечно, есть какие-то беркутовцы, которые не любят прессу. Но это скорее исключения, чем приказ, потому что вчера, повторюсь, меня никто не тронул. Пули часто бывают шальные, летят непонятно куда. Потом, каски оранжевые не только у журналистов, но и у многих протестующих, поэтому беркутовцы, которые видят в темноте только эти каски, могут просто не различить. Я принципиально хожу в жилетке. У меня железная военная каска и респиратор, и если я сниму жилетку, я буду вылитый нападающий. Шансы получить пулю так возрастают.
Пресса вообще старается кучковаться, чтобы милиция видела, что мы стоим все в жилетках и никаких провокаций не устраиваем. Но часто бывает так, что протестующие чуть ли не прячутся за журналистами, и милиция вынуждена стрелять в их сторону. Мы как-то стояли за «Беркутом», а протестующие внизу с ними воевали. «Беркут» нас не выгонял, разрешал нам снимать. Потом подбежал какой-то парень, встал за нами и начал кричать своим, куда «Беркут» кидает гранаты, а куда надо им кидать. «Беркут» начал в него палить через нас. Я попросил этого парня встать куда-то еще, на что он начал орать: «Тут война, вали нахер, я тебе разобью камеру».
Про гранаты с примотанными скотчем металлическими предметами ходит слух, да. Я не хочу этого утверждать, я такого не видел. Там просто много камней, осколков везде валяется, и я склонен думать скорее, что это они разлетаются от взрывной волны.
Корреспондент Рен ТВ Станислав Григорьев был ранен осколками от светошумовой гранаты в прямом эфире:
Юлия Макгаффи, бывший главный редактор сайта «Корреспондент.net»:
Вообще, мне кажется, что «Беркут» всех, кто по нашу сторону баррикад, воспринимает как угрозу. Стреляют прицельно в камеры (а есть куча видео) не потому, что журналисты, а потому, что в их понимании это угроза с каким-то предметом в руках, направленным на них. На передовой очень много журналистов, больше, чем активистов, поэтому в них попадают чаще — «Беркут» бьет по всему, что видит. На Банковой 1 декабря, когда был штурм администрации президента, было больше тридцати избитых журналистов — именно потому, что они ближе всего к «оркам» (имеются в виду спецназовцы — прим. «Ленты.ру»). Кроме того, журналисты сконцентрированы на работе, поэтому легко становятся мишенями. Для них главное — кадр, видео, а не собственная безопасность.