В конце августа 2019 года два ЛГБТ-активиста из Санкт-Петербурга получили письма от гомофобного движения «Пила». Его члены взяли на себя ответственность за смерть активистки Елены Григорьевой и призвали получателей писем расправляться с ЛГБТ-людьми. Таким образом, считают представители российского ЛГБТ-сообщества, в стране продолжает накаляться атмосфера нетерпимости, которая поддерживается на политическом уровне и в массовой культуре. «Лента.ру» записала монологи людей с разной сексуальной и гендерной идентичностью из России, Украины и Белоруссии о том, как им приходится скрываться, как удается находить общий язык с близкими и насколько ЛГБТ-персонажи российского кино и телевидения на самом деле похожи на них.
Внимание: данная статья, как и все материалы на сайте «Ленты.ру», относится к возрастной категории «18+» и не предназначена для детей.
Мария, 20 лет, Москва, студентка, лесбиянка
Возникновение угроз со стороны организаций типа «Пилы» для меня является симптомом агрессии, природу которой я как не могла понять раньше, так и не могу до сих пор. Первой моей эмоцией был реальный страх — страх за любимого человека и подруг. Теперь — постоянная озлобленность и напряжение. Никогда не чувствуешь себя спокойно на улице. Назло ходишь, назло держишь девушку за руку, назло живешь.
Самое мерзкое — никто тебя не защитит. И от того, что «Пила» на самом деле никого не убивает, а только занимается запугиванием и шантажом, менее страшно не становится, потому что кто-то же все равно убивает. Не единая организация, а наше общество.
Меня не особо радует появление в сериалах и медиапродуктах ЛГБТ-персонажей. Обычно это делается не ради торжества справедливости, а ради включения меньшинств в поле потребления. Но могу сказать, что больше всего на мою сексуальность влияла не репрезентация лесбийства, а общая сексуализированность культуры, сексуализация женского тела и его постоянное мелькание. Я начала осознавать свое влечение среди этих образов, созданных мужчинами для мужчин. Но именно эта маскулинная оптика и мешает грамотно подавать лесбиянок как персонажей — почти всегда мелькает либо сексуализация женщин со стороны мужчин, либо полная неосведомленность о лесбийской культуре. Особенно это касается постельных сцен. Я не знаю ни одной, где секс был бы похож на реальный, а не на вымышленную картинку.
Мне повезло, что, живя в Москве, я умудрилась построить свою жизнь так, что почти в каждой из ее сфер я не встречаю гомофобии. Однако было несколько неприятных случаев в общественных местах. Например, в родном городе мне отказали в помощи во время ожидания скорой помощи в супермаркете, а в некоторых местах очень по-хамски себя ведет персонал, когда я прихожу туда с девушкой. Мы обе привыкли. Поэтому ничто не помогает преодолеть такие ситуации, кроме элементарного их избегания. Когда я жила не в Москве, а в небольшом городе, спустя месяц жизни я привыкла перемещаться преимущественно на такси и не выходить из дома после восьми вечера.
Я почти никогда не пыталась замаскировать свою ориентацию перед новыми формальными и неформальными коллективами и говорила о ней как о данности. Так было не всегда — лет с одиннадцати и до семнадцати я рассматривала свое влечение к женщинам как эксперимент и сознательно подавляла эти мысли, не считая себя лесбиянкой.
Сложнее с семьей — никто до сих пор не знает о моей ориентации, по крайней мере я никогда не говорила о ней вслух. Это очень сильно давит в психологическом плане. Мне все время хочется извиниться за себя, приходится следить за каждым своим словом, всегда наполовину врать даже в разговорах по телефону.
Анастасия, 23 года, Санкт-Петербург, преподавательница древних языков, бисексуальная транс-женщина
Трансгендерные женщины — достаточно невидимая группа, особенно в России. Большинство после перехода уходит в стелс, то есть скрывает свою трансгендерность, и представление о том, кто мы такие, как вообще выглядим и чем живем, у людей формируется исключительно на основании редкой и абсолютно ужасной репрезентации в культуре и медиа. Трансгендерных женщин изображают как что-то среднее между мужиками-фетишистами и драг-квин, как нечто экзотическое, комичное и одновременно довольно отталкивающее, если не отвратительное.
Негативный, отталкивающий и высмеиваемый образ транс-женщины, с которым я столкнулась в детстве, очень сильно испортил мне жизнь, заставил ненавидеть себя и оттягивать переход — я не хотела становиться этим фриком. Уже позднее, в интернете знакомство с тем, как реально выглядят и живут транс-женщины, постепенно помогло мне преодолеть внутреннюю трансфобию, но не окончательно, с остатками я борюсь до сих пор.
Трансгендерность проще не афишировать, и хорошо, когда есть такая возможность. Но я состою в отношениях с девушкой — и это совсем другое дело. Отношения часто приходится скрывать, и это тяжело. Мы не можем без страха идти по улице за руку или целоваться, не можем рассказывать друг о друге всем подряд, не опасаясь неадекватной реакции.
Однажды мы хотели взять кота, а женщина, у которой мы его брали, решила приехать к нам, чтобы посмотреть, как мы живем. Нам в очередной раз пришлось делать вид, что мы подруги, что живем и спим в разных комнатах, пришлось собрать диван, выдумывать какие-то оправдания — а что, мол, случится с котом, если одна из нас выйдет замуж. Это постоянное чувство тревоги и унизительная скрытность — как будто мы делаем что-то плохое, когда любим друг друга.
Сейчас репрезентации [в медиа] больше, она становится более реалистичной. Раньше со словосочетанием «трансгендерная женщина» у людей мог ассоциироваться, прости господи, Буффало Билл из «Молчания ягнят» (совсем не транс-женщина, но кому какое дело).
Но теперь есть немало хороших фильмов, где транс-люди показаны живыми, интересными, разными — взять вот хотя бы относительно недавнюю «Девочку» Лукаса Донта. По крайней мере, люди узнают о нашем существовании — это плюс! Важно, что трансгендерных персонажей начинают играть трансгендерные актеры, потому что типичная ситуация, когда транс-женщину играет цис-мужчина, усугубляет представление о нас как о каких-то странных мужиках в платьях.
Хотелось бы видеть больше примеров, когда трансгендерность или негетеросексуальность показана не как что-то трагичное или в принципе центральное для сюжета — а как простой элемент жизни персонажа, не являющийся его главной или тем более единственной чертой. Нужно больше говорить о том, что мы не исчерпываемся своей ориентацией или гендерной идентичностью.
Но у любого действия всегда есть противодействие. Чем больше публичности, тем активнее гомо- и трансфобы: раньше кто-то из них мог вообще не задумываться о том, что мы существуем, а теперь от этого факта не спрятаться, приходится реагировать. Но это естественное следствие борьбы за права, с этим приходится иметь дело.
Мне, правда, кажется, в какой-то степени высказывания некоторых политиков даже играют на руку ЛГБТ-сообществу. Раз Милонов ненавидит геев, то люди могут задуматься от противного: может, эти геи нормальные? Это, конечно шутка, но... Что касается закона о гей-пропаганде — то это, конечно, чистая дискриминация и без того угнетенной группы, и он в целом очень усложнил жизнь ЛГБТ-людей в России.
Я встречалась с проблемами, пока не поменяла документы: любая необходимость показать паспорт, проездной, читательский билет, что угодно могла привести к конфликту, разборкам, требовала как-то доказывать, что я — это я, и документы мои. Плюс в самом начале трансгендерного перехода, когда я еще выглядела достаточно неопределенно, я сталкивалась с неприятным отношением в бытовых ситуациях — взгляды, комментарии — но эту часть я довольно быстро миновала. Уже довольно давно ни у кого, с кем я сталкиваюсь в жизни, кажется, не возникало сомнений, что я женщина. Так что теперь единственное место, где у меня гарантированно могут возникнуть проблемы из-за моей трансгендерности, — это кабинет врача.
Камран, 22 года, Москва (родом из Азербайджана), социолог, бисексуал
Судя по истории с отобранием детей у трансгендера Френсиса Эрнст-Штергерта (известного в России как Юлия Савиновских) и попыток изъять детей у гей-пары из Москвы, складывается впечатление, что для властей защита детей — это их же закапывание. Важнее отобрать их у вполне здоровой и заботливой семьи, если эта семья кажется ей неправильной, чем защитить от насилия, как это происходило с теми же сестрами Хачатурян, которых отец насиловал. Это происходит и с тысячами ЛГБТ-подростков, над которыми издеваются и которые кончают жизнь самоубийством из-за отсутствия принятия со стороны окружающих.
Закон о запрете пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений, с одной стороны, по сути, разрешил насилие по отношению к ЛГБТ и распустил руки гомофобным организациям, как в случае с «Пилой», а с другой, еще больше убедил представителей ЛГБТ в необходимости бороться за свои права.
Жить скрытно — не очень приятно. Будто бы отказываешься от части себя и играешь роль, всем врешь. Возможность сказать кому-то и быть принятым обычно приносит облегчение и сближает — ты как будто впускаешь человека в те части жизни, которые раньше были закрыты. Наша романтическая жизнь — это все же огромная часть повседневности. И очень жаль, что многих, особенно родителей, я не могу сделать полноценной частью своей жизни.
Российские медиа обычно рисуют образ негетеросексуального мужчины как человека смешного, «женственного», слабого. В то же время, образы ЛГБТ-людей из западных медиа рассказывают более человечные истории о нас, помогают нас понять и научиться нам сочувствовать, так что я иногда показываю какие-то фильмы своим друзьям, чтобы нам было легче найти общий язык или чтобы проверить реакцию перед каминг-аутом. Важно транслировать, что мы тоже можем любить, мы не опасны, мы как все, и у нас есть проблемы, связанные с гомофобией — например, быть избитым или оказаться в плену стереотипов.
В 90-е было лучше: было больше свободы и диалога, по ТВ спокойно показывали Шуру, группу «Тату», Бориса Моисеева, Верку Сердючку — и ничего, никто не умер, страна от этого не вымерла. Наоборот, всем очень нравилось.
Владимир, 32 года, Москва, сомелье, транс-мужчина, гей
Мы все еще остались на уровне желтых газет: если гей, или трансгендер, или лесбиянка, — «ты просто с мужиками/девушками не пробовал(а)», или «у тебя плохое детство, пьющие родители», или «ты же сократишь себе жизнь», или каждый добавит свое. Сколько таких оскорблений и намерений влезть в чужую постель и душу пришлось выслушивать постоянно! Хотя больше в постель: все почему-то очень интересуются, что вы там делаете, в постели.
Закон о запрете гей-пропаганды так и вовсе развязал людям руки в отношении ЛГБТ — творите что хотите, бейте непохожих. Это сильно помогло некоторым устраивать самосуд, отсюда и жестокие убийства за ориентацию.
Мне постоянно приходится переписывать имена своих парней в женские, намекать на то, что сегодня у меня свидание с подругой, хотя потом ни одной фотографии в инстаграме или фейсбуке, но люди сами перестают задавать эти вопросы, когда тебе уже 32. Перед тем, как я совершил переход, многие не решались спросить: «Тебе уже под тридцатник, где дети, муж?» Я очень открытый человек, и я бы хотел в этом отношении больше возможностей, но этого не выйдет.
Как-то я открылся коллеге по работе, и потом мы долго с ней смеялись, что, если выйти в общий кабинет и признаться, что я трансгендер и гей, многие даже не попробуют понять, а самые впечатлительные люди старой закалки вообще выйдут в окно. Иногда меня опознают по цвету волос (я их крашу) как гея, и я могу потерять потенциальных заказчиков. Иногда я вижу снисходительность при прохождении таможни, например. Но это еще и потому, что гормоны сильно тормозят возраст — в свои 32 я все равно выгляжу как 20-летний парень. Это мой любимый вопрос после новых знакомств: угадай мой возраст — многие прокалываются на этом вопросе.
Именно благодаря нормальной репрезентации транс-людей в культуре я узнал о том, что можно совершить переход и при этом вовсе не быть пародией на мужчину, как нас запугивают в масс-медиа. Естественно, если читать всякую желтую прессу, то оно и будет выглядеть только так: «гормоны сокращают жизнь», «будете выглядеть, как переодетый парень/девушка», «все меняющие пол — извращенцы». И тому подобная ересь. Но много историй о том, как люди уезжали из России и совершали переход уже в Европе. Нет запугиваний в духе «у тебя ничего не получится», «ты неудачник».
На улицах Мюнхена в рождественские праздники мы встретили много плакатов, посвященных трансгендерам и геям. Они висели прямо на автобусных остановках и зачастую даже в неблагополучных районах, никто их не срывал. Если бы я жил там, то я бы мог не скрывать ни того, что я трансгендер, ни того, что я гей. Мне очень хочется верить в другую Москву, в которой я выйду на улицу и смело заявлю, что я открытый гей и трансгендер, и в меня не полетят камни. Пока же наше сознание остается где-то на уровне советского уголовного наказания за гомосексуальные отношения и ненависти некоторых религий к мужеложеству.
Илья, 23 года, Днепр (Украина), переводчик, небинарный бисексуал
Живя в провинции, тяжело найти людей, похожих на тебя, и то, как нас показывают в медиа и культуре, становится отдушиной, напоминает, что ты не один.
Я вырос в то время, когда по российскому телевидению тема ЛГБТ поднималась очень выборочно и не везде. Максимум из детства — группа «Тату», пошлые шутки про Сергея Зверева или манерный модельер Милко из «Не родись красивой». Как-то в детстве родители, по ошибке приняв за детский мультик, взяли напрокат кассету с мультсериалом для взрослых «Утка-Гей».
Мне было лет семь, и я испытывал смущение от непривычки видеть открытых и жизнерадостных геев по телевизору, но это было весело и забавно. Потом уже появился интернет.
Свою ориентацию я осознал еще в младших классах, и знакомство с иностранными кинофильмами и японской мангой, в которых были ЛГБТ-персонажи, помогло мне разбираться в самом себе. Я понимал, что то, что я ощущаю, нормально, и то, что я не один такой. С гендерной идентичностью было сложнее: небинарность и в наше время остается многим «непонятным зверем», поэтому основным фактором тут было общение с людьми.
К сожалению, в российском медиапространстве положительных образов пока мало: в телесериалах и фильмах парень-гей, в первую очередь, — собирательный образ не самых приятных стереотипов, а квир-людей можно увидеть только в комедиях. При этом часто обыгрывается, как цисгендерные гетеросексуальные люди их избегают, боятся, постоянно присутствуют какие-то намеки на изнасилования и харассмент.
Например, на канале 2х2 идет российский мультсериал «Подозрительная Сова». Один выпуск был посвящен эпизодическому персонажу-гею. На протяжении всей серии главный герой отпускал в его адрес очень вульгарные и неприятные шутки, и я с напряжением ожидал, что дальше сюжет пойдет по стандартному сценарию мультсериалов для взрослых, где главный герой осознает свои ошибки и признает, что «ЛГБТ-люди — такие же, как мы». Такие серии есть и в «Симпсонах», где Барт дружил с мужчиной-геем, и в «Американском папаше», где главный герой не давал соседям-геям удочерить ребенка, и в «Гриффинах», где один из второстепенных персонажей узнает, что его отец — гей.
Но к концу серии герой «Подозрительной Совы» никакого урока не извлек, и серия закончилась на том, на чем и началась. Создатели мультсериала не видят ничего некрасивого в таких стереотипах, и реальные люди и их опыт для них — повод для издевательств и шуток. И так во многих российских сериалах. Помню и эпизод «СашиТани», где главный герой очень боялся, что его сын вырастет геем, потому что тот начал пользоваться помадой. Никакой морали типа «мы его будем любить вне зависимости от ориентации» не было. В конце оказалось, что помаду он наносил потому, что хочет быть клоуном, а не потому, что ребенок может играть с косметикой вне зависимости от пола.
Ольга, Минск (Белоруссия), 24 года, переводчица, бисексуалка
В России и вообще странах СНГ ориентацию, отличную от «стандарта», в кино и литературе освещают как нечто смешное и нелепое, так, чтобы это выглядело негативно. Даже если не ассоциировать себя с такими персонажами, в голове складывается не самый приятный образ. Если всегда называть что-то плохим или смешным, оно и начнет считаться таким. Но я уверена, что ни один из гомофобов даже не подозревает, сколько людей с ориентацией, отличной от его собственной, он встречает каждый день.
До 18 лет я всегда жила в маленьких городах, и именно медиа помогли мне окончательно понять, кто я и почему это со мной происходит. У людей вокруг просто не было информации о том, что существует другая ориентация, кроме гетеросексуальной, или какие-то другие гендеры, кроме тех, что тебе приписывают в роддоме. Единственное, что я понимала, — что мои склонности отличаются от остальных людей, и что большинство такое бы не одобрило. Когда я впервые увидела в какой-то зарубежной передаче бисексуалку, я была поражена: то есть, так тоже можно было?! Все это время? И я не сумасшедшая, я в порядке, даже если хочу встречаться то с парнями, то с девушками? Супер!
Я никогда не афишировала свою ориентацию, потому что к моим открытым ЛГБТ-знакомым обычно было очень негативное отношение, оно ощущалось даже без оскорблений. Просто дают понять: ты не такой. Поэтому стараюсь общаться только с теми людьми, которые могут понять или поддержать меня, и у меня сильно ограничен круг друзей. Но все равно приходится молчать больше, чем другим, и следить за тем, что говоришь. Когда я впервые призналась другому человеку в своей ориентации и он это принял, я как будто сняла с себя какой-то невидимый щит. Это приятное, спокойное ощущение.
Меня беспокоит, что происходит с ЛГБТ-людьми в России: взять хотя бы случай, когда у женщины отобрали приемных детей только из-за подозрения, что она хочет совершить трансгендерный переход, или историю с приемными детьми у гей-пары из Москвы. В основе этого, очевидно, политические мотивы, которые ничем не отличаются от расизма или ксенофобии, но маскируются под якобы моральные ценности, и от такого просто мерзко.
Дарья, 22 года, Тюмень, студентка-медработница, бисексуалка
Сейчас у меня нет детей, и мне проще скрывать свою ориентацию. Но что будет, если я захочу растить своих детей с женщиной, которую я люблю?..
Из множества медийных лиц-бисексуалов в России я знаю только про певиц Еву Польну, Юлию Волкову, белорусскую писательницу Светлану Алексиевич и, пожалуй, все. Все боятся совершить камин-аут из-за того, что люди могут отвернуться от них, поэтому так мало тех, кто «выходит из шкафа».
На Западе звезды разной величины открыто говорят о своей ориентации, не боясь потерять доверие публики. В фильмах и сериалах США все чаще стали мелькать персонажи-бисексуалы, в то время как в российских сериалах тема ориентации, как правило, не обсуждается.
Ситуацию с изъятием детей у ЛГБТ-людей социальными службами я считаю отвратительной и безумно несправедливой. По моему мнению, такие сотрудники сами разрушают пресловутые семейные ценности, не давая детям вырасти в семье с любящими их родителями. Какая разница, какого пола твой родитель, если он тебя любит и заботится о тебе? Не вижу и понять не могу. И они, и люди, придумавшие список «Пилы», не хотят замечать ЛГБТ-сообщество. Они считают, что если запугать всех активистов, то ЛГБТ-люди как бы перестанут существовать, и о них тогда перестанут упоминать и как-либо защищать их права. Но это не так. Мы все равно никуда не денемся.
Кирилл, Уфа, 22 года, переводчик, рерайтер, транс-мужчина
Когда я только начинал осознавать себя как трансгендера, увидеть кого-то, кто похож на меня, было жизненно необходимым. До сих пор помню то, какое облегчение почувствовал, когда увидел блог неформального, гомосексуального транс-парня.
Долгое время я был в отрицании, потому что те изображения трансгендерных мужчин, которые показывали их с позитивной точки зрения, делали акцент на их маскулинности, часто гетеросексуальности и общей «нормальности». Меня сложно назвать феминным сейчас, но я был очень далек от маскулинного образа тогда.
Большинство людей не встречали или не знают, что встречали в своей жизни представителей ЛГБТ. Закон «о запрете гомопропаганды», по сути, закрепил на официальном уровне мнение о том, что ЛГБТ-контент — это нечто, способное «заражать» других, и о том, что негетеросексуальная ориентация или трансгендернось — это что-то нежелательное.
Гомофобно настроенные люди в России считают нормальными попытки добиться увольнения человека из-за его сексуальной ориентации или гендера, и многие считают, что этого требует закон. Мне пришлось избегать работы, где я должен был видеть работодателей и клиентов вживую. Но я живу со своим партнером, мы путешествуем вместе, и скрывать подобное просто невозможно, так же как невозможно скрыть тот факт, что делаешь трансгендерный переход. К счастью, меня принимает моя мать и самое близкое окружение, потому необходимости скрывать это от них не было.
Леонид, Казань (родом из Узбекистана), 29 лет, маркетолог, гей
Я изучаю западный опыт рекламы, и сейчас крупные бренды уже не могут быть нетолерантными. Они обязательно учитывают замечания, выдвигаемые ЛГБТ-сообществом, ведь их задача наладить коммуникацию с потребителями, которые готовы отдавать деньги только в том случае, если бренд отражает их ценности. Это своего рода индикатор настроения общества.
В России общество во многом консервативное, и бренды продвигают «традиционные ценности», якобы основанные на православном представлении о семье. Крупным компаниям сейчас экономически невыгодно быть свободными во взглядах, и они говорят с обществом исключительно на его языке.
Но делать видимыми представителей ЛГБТК в массовой культуре нужно — от этого зависит формирование нормы в обществе, снижается напряженность. При этом, на мой взгляд, важно не завышать частоту, вынося это, как главную повестку, и не показывать гей-сообщества как маргинальные, а транслировать идею, что жизнь людей с гомосексуальной ориентацией в целом мало отличается от жизни гетеросексуальных людей.
Думаю, что новое поколение видит, что происходит на Западе, и сейчас уже иметь друга гея для подростков совершенно нормально. Взрослое же поколение исключено из того информационного поля, где можно видеть геев нормальными людьми, поэтому они живут с мыслью о том, что закон о запрете пропаганды гомосексуальности правильный, потому что детей нужно оберегать от «западного влияния». К сожалению, так вышло в России, что принятие гомосексуальности считается частью «западных ценностей», которые нашей властью позиционируются как вражеские и опасные с моральной точки зрения. Поэтому геи, которые борются за свои права, позиционируются чуть ли не экстремистами.
У меня по поводу моего будущего есть тревога. Сейчас геи постоянно борются за свои права, но хотелось бы заниматься не этим. Хотелось бы наблюдать положительные гей-истории, видеть геев-стариков, видеть, как геи встречаются, влюбляются и живут вместе всю жизнь.