«Их дело просто было слито» Сестры Хачатурян годами страдали от домашнего насилия. Кто и почему хочет посадить их в тюрьму?

Громкое дело сестер Хачатурян рассматривается второй год. В середине июля Генпрокуратура утвердила обвинительное заключение. И оказалось, что за время рассмотрения дела позиция обвинения полностью изменилась. Теперь речь идет уже не о самозащите, а об убийстве в составе группы по предварительному сговору. Что повлияло на подобное решение прокурора и почему девушек, которые долгие годы страдали от физического и сексуального насилия отца, хотят посадить на длительные сроки — об этом «Лента.ру» поговорила с адвокатом средней сестры Ангелины Хачатурян, руководительницей Центра защиты пострадавших от домашнего насилия при Консорциуме женских неправительственных объединений Мари Давтян.

«Лента.ру»: Генпрокуратура утвердила обвинение по статье об убийстве по предварительному сговору. И это несмотря на то, что замгенпрокурора сперва говорил о необходимой обороне и экспертизы были в пользу этого решения, но Следственный комитет счел действия Хачатуряна просто смягчающим обстоятельством. С чем вы связываете такое решение?

Давтян: Теорий много, доказательных историй значительно меньше. Изначально, когда в конце декабря 2019 года Генпрокуратура отказалась утверждать обвинение, она сослалась на то, что действия сестер следует оценивать как необходимую оборону, при этом утверждалось это постановление заместителем генпрокурора Виктором Гринем. Но в этот раз, имея все те же самые материалы дела на руках, он почему-то утвердил обвинительное заключение. Это, мягко говоря, странная ситуация, когда один и тот же человек смотрит одно и то же дело и при этом полностью меняет свою позицию на противоположную.

Что могло повлиять на его позицию?

За это время произошло много разных событий, в том числе кадровые перестановки в Генпрокуратуре. Сейчас Генпрокуратуру возглавляет фактически бывший заместитель председателя Следственного комитета Александра Бастрыкина, и это тоже могло иметь значение. При этом буквально за некоторое время до того, как утвердили обвинительное заключение сестрам, был достаточно большой скандал, связанный с возбуждением уголовного дела в отношении одного из следователей Следственного комитета, и тот же самый Гринь отменял постановление в возбуждении уголовного дела. Сейчас происходят очень серьезные внутренние разбирательства. Я думаю, что дело сестер Хачатурян просто было слито, чтобы очередной раз не ругаться со Следственным комитетом.

То есть так сделали, чтобы не разбираться больше?

Первое обстоятельство — что генпрокурор Краснов пришел из СК в прокуратуру и привел свою команду, и Гринь — наверное, один из немногих, кто остался из старой команды Генпрокуратуры. Тем более что человеку осенью на пенсию. Ну и за неделю до утверждения обвинительного заключения произошла серьезная история. Может слышали про следователя Руслана Миниахметова (стал фигурантом о получении взятки в особо крупном размере — прим. «Ленты.ру»). Там как раз Гринь отменял постановление о возбуждении уголовного дела, которое выносил сам Бастрыкин. То есть это достаточно серьезное противостояние, учитывая, что перевес сил был на стороне обвинения. Я бы это так сформулировала, но это моя догадка.

В декабре было дело, посмотрели, сказали — «тут необходимая оборона». Потом полгода проводилось дополнительное следствие, за которое провели еще одну экспертизу, которая тоже сказала: «нет, ребята, мы тут все посмотрели, психолого-психиатрическую [экспертизу провели], девушки защищались, они это воспринимали как угрозу для жизни». Психологи и психиатры говорят, что у них создалось полное ощущение реальной угрозы для жизни и здоровья, что они действовали в состоянии необходимой обороны. То есть мы смогли еще больше доказать необходимую оборону, и тут тот же самый человек выносит противоположное решение.

Родственники Михаила Хачатуряна писали заявление о смене зампрокурора Гриня после того, как он оценил действия сестер как необходимую оборону, и просили направить дело другому прокурору. Это могло сыграть свою роль?

Я не думаю, если честно, что это вообще как-то повлияло. В любом случае утверждал обвинение Гринь.

Когда начался карантин, дело сестер чуть-чуть заглохло в инфопространстве, и сложилось ощущение, что пока все молчат, утвердили обвинение по статье об убийстве. Это могло как-то повлиять?

Нет, это с карантином никак не связано. В этом смысле мы не хотим жаловаться на самого следователя. У нас абсолютно разные позиции со следователем, он продолжает настаивать на обвинении, по переквалификации мы спорим очень жестко. Но по-человечески он, например, понимает, что девушки сейчас живут в разных местах, и для проведения следственных действий в самый опасный период пандемии им пришлось бы передвигаться общественным транспортом. И он сказал, что в это опасное время мы немножко подождем. И это было очень человечно с его стороны, здесь мы ничего не можем сказать. Это было никак не связано, потому что обвинение утверждали в начале июля.

Вы настаиваете на необходимой обороне. Как я понимаю, в этом случае сестер могут признать невиновными, а уголовное дело вообще прекратить. Да?

Да, мы продолжаем настаивать на необходимой обороне.

А есть ли какие-то шансы, что после поступления в суд дело переквалифицируют?

Да, конечно.

А эта практика распространена в подобных делах?

Таких дел, во-первых, очень мало. Во-вторых, такого дела, наверное, больше просто нет — оно исключительное. У меня практика 10 лет, у Алексея Паршина с Ярославом Пакулиным —  практически по 20 лет. Они тоже так говорят, хотя занимались сложными делами, в том числе необходимой обороной, это их квалификация. Но тут эксклюзивный случай.

То есть его можно назвать прецедентом?

То, что это нетипичное дело, — это факт. Но мы еще не знаем, будет ли это прецедент с юридической точки зрения. Посмотрим на какие-то более-менее сложные дела, связанные с необходимой обороной женщин в ситуации домашнего насилия. Вы помните, было замечательное исследование «Новой газеты» и «Медиазоны»? Но в то же время есть практика переквалификации на превышение пределов необходимой обороны, прекращения уголовного дела в связи с необходимой обороной.

Вообще, все, что касается необходимой обороны, в нашей стране сложно. И с мужчинами, и с женщинами. Но с женщинами особенность еще в том, что при ситуациях домашнего насилия суды очень часто не воспринимают домашнее насилие как реальную угрозу для жизни. И поскольку женщины основные потерпевшие в домашнем насилии, у них и возникает основная проблема: чаще всего женщины страдают и погибают дома, это факт, от рук близких. И если суды не воспринимают состояние домашнего насилия как угрозу для жизни, то и не признают необходимую оборону. Получается, что проблема чисто гендерная, женская.

А кто будет выносить решение о переквалификации после того, как дело поступило в суд? Это как-то во время процесса, слушаний может произойти?

Мы уже все-таки согласились на присяжных, поэтому дело будут рассматривать присяжные. У Генпрокуратуры еще есть возможность отказаться от обвинения.

А вообще по таким статьям бывает оправдательный приговор? Есть такие случаи?

По статье 105 часть 2 оправдательных приговоров очень мало. В коллегиях присяжных их больше, чем когда дело рассматривает суд.

Именно поэтому вы и выбрали суд присяжных?

Да.

Дело, скорее всего, будут рассматривать в закрытом режиме из-за «половой неприкосновенности». Если это произойдет, это как-то повлияет на ситуацию сестер?

Может ли это повлиять или нет — посмотрим. Мы считаем, что дело должно возвратиться в прокуратуру, а затем в Следственный комитет для переквалификации, и мы на этом будем настаивать. И если дойдет до коллегии присяжных, то тут уже будет работа на коллегию.

Младшую из сестер, Марию, хотят направить на принудительное лечение, но есть ли вероятность, что ей вынесут другое наказание?

Она признана совершившей деяние в состоянии невменяемости. Поэтому там два варианта развития событий: или ее оправдывают, или ее направляют на лечение. Но лечение может быть в том числе амбулаторное, необязательно стационар.

Когда стало известно об убийстве, мать девочек Аурелия рассказывала, что Хачатурян бил ее, срывался. Ее позиция отражена в материалах дела?

Да, она давала показания достаточно подробно и несколько раз. Многие обстоятельства насилия к Аурелии Хачатурян описывают сами девочки и другие свидетели по делу, то есть это все в материалах есть.

Как только стало известно об убийстве, журналисты начали выяснять подробности, они общались со знакомыми, соседями. Все они рассказывали о проблемах в семье. Если они знали о проблемах, что мешало им пожаловаться? Это связи отца или нежелание выносить сор из избы?

Это комплекс. Во-первых, он выглядел человеком не только агрессивным, но и имеющим достаточно серьезные связи. Его боялся, грубо говоря, весь двор. Он переругался со всеми. Люди его боялись. Он, в том числе, мог применять оружие на виду у людей. Он такой браток из девяностых. И это тоже, естественно, сказывалось.

И второй аспект — это принцип «сами дома разберутся». Я очень подробно исследовала, что там происходило, я сделала множество запросов, в том числе адвокатских, — действительно, девочки последний год фактически не ходили в школу. Их в итоге не допустили до сдачи экзаменов, потому что они просто не ходили в школу. Всем по большому счету было плевать, ходят они или не ходят. На происходящее не реагировала ни школа, ни комиссия по делам несовершеннолетних (КДН). В школе решили, что «раз папа запретил девочкам в школу ходить, то пусть не ходят». Хотя формально школа свою работу сделала — направила письмо в комиссию по делам несовершеннолетних. Комиссия опять же формально письмо рассмотрела. Но девочки продолжали не ходить в школу.

К ним даже участковый приходил, ему никто не открыл, и он ушел.

Да что там участковый. У нас в материалах дела есть история, как Хачатурян угрожал пистолетом сотрудникам ДПС, которые его остановили. И об этом говорит старшая из сестер — это было на ее глазах. И ему за это ничего не было. Попробуйте подойти к сотруднику ДПС, поугрожать пистолетом — и посмотрите, что будет. А ему ничего не было.

Родственники отца, разумеется, тоже знали о ситуации, не могли не знать, мне кажется. И они тоже не вмешивались. Почему?

Во-первых, он их всех содержал, там никто толком не работал. Фактически все содержание было на Хачатуряне. Плюс, они так жили всю жизнь. Он по отношению ко всем так себя вел, даже к родной матери. Для них это уже позиция нормы: «Он человек такой, вспыльчивый, агрессивный, побить может. Ну человек такой. Что такого?!»

Читая разные статьи от 2018 года, я нашла информацию о том, что Хачатурян открыто торговал наркотиками. Это действительно так было?

У нас таких доказательств нет в материалах дела, но действительно многие соседи про это говорили. Правда это или нет — не могу сказать, потому что доказательств в материалах дела об этом нет.

Девочек отправили под домашний арест вместо СИЗО. Я так понимаю, что у них довольно тяжкая статья, с чем это связано?

Это не домашний арест был, это называлось «запрет на совершение определенных действий». По таким статьям это бывает крайне редко. Но объективно, что такое СИЗО? Это мера пресечения, которая избирается до суда, чтобы человек не сбежал, не уничтожил доказательства, не повлиял на свидетелей. Они это сделать не могли. Здесь как раз тот случай, когда действительно было очень разумно выпустить их из следственного изолятора, потому что делать им там по большому счету было нечего. Они не опасны, они не могут никуда убежать, не могут ни на что повлиять, поэтому держать их в СИЗО смысла большого не было.

Еще в тот период времени, когда это происходило, как раз дело было передано из районного управления в Следственный комитет России, и очень активно следователи стали собирать информацию обо всех случаях насилия, в том числе сексуального. Мне кажется, это очень сильно повлияло на самих следователей, потому что они увидели, что происходило. И у нас действительно огромное количество доказательств. Следствие не спорит, следствие согласно, что весь этот период времени Хачатурян применял к сестрам разного рода насилие, включая сексуальное. И следствие это само доказало и собрало достаточно большое количество доказательств, все это есть в обвинительном заключении. Но вот духа переквалифицировать не хватило.

Они сделали все эти доказательства «смягчающим обстоятельством», да?

Фактически в обвинительном заключении и написано, что Хачатурян долгое время совершал против девочек физическое насилие, сексуальное насилие, истязания и что эти действия повлекли тяжкий вред здоровью. А потом вроде как и угроза была, и следствие тоже не отрицает, что девушки воспринимали все эти действия как реальную угрозу для жизни. Они признают это. Признают — длительный период времени, систематическое насилие, пролонгированное. С этим никто не спорит. Но при этом почему-то считают, что у девушек не возникло права на оборону, хотя очевидно, что как только в отношении вас совершают противоправные действия, ваше право на оборону есть. А если это системные, длительные противоправные действия, то ваше право на оборону есть весь этот период.

Активистки и активисты пытаются привлекать внимание, создать огласку. Это помогает? Девочки знают об этих кампаниях?

Девочкам запрещено пользоваться интернетом, но мы им рассказываем, и естественно, это их очень поддерживает.

Как они отреагировали на утверждение последнего обвинения? Вообще, какое у них сейчас настроение? Как они относятся к ситуации, как меняется их отношение?

Понимаете, через неделю будет два года, как все это произошло. Они очень устали, это чувствуется. Честно, я не боюсь присяжных, не боюсь идти в суд. Но я как представлю, что мне придется их допрашивать, что мне снова придется вот это все у них поднимать, — мне аж самой становится нелегко, хотя я человек достаточно выдержанный, я за эти 10 лет что только не видела. Но я вижу, что они очень юные, у них практически не было жизненного опыта. А тот жизненный опыт, который был, — невероятно негативный. И вот эти два года они как на канатном мосту, который туда-сюда раскачивается. Они достаточно спокойны, причем все трое, они достаточно спокойно восприняли утверждение обвинения, но я вижу, что они просто уже устали. Потому что это тяжело.

Ангелина (средняя сестра) вот не знает, идти учиться или нет. Они живут два года в подвешенном состоянии, не понимая, что с ними будет. Ты и раньше не могла принимать решения по своей жизни, а сейчас ты не можешь их принимать, потому что не знаешь, что с тобой будет дальше. Может быть и нет смысла поступать ни в какой институт, потому что завтра ты уедешь в тюрьму.

Вы говорили, что они в разных квартирах. Им нельзя общаться между собой, но им можно выходить на улицу. Они как-то пытаются узнавать друг о друге через адвокатов, переживают?

Конечно. Общаться им нельзя. Периодически они встречаются на следственных действиях, так видятся хоть иногда. Но, например, следственных действий они ждут на расстоянии в метре друг от друга. Но все равно мы рассказываем, как у кого дела, стараемся их поддерживать в этом.

У вас нет ощущения, что дело затягивается намеренно?

Ну я бы не сказала, что это умышленное затягивание. Такие дела бывают, что идут долго, такое случается. Это просто идет своим чередом.

Девочки получают угрозы от родственников отца или от тех, кто требует «посадить убийц»?

Их сейчас никто не беспокоит, это хорошо. Первое время их периодически кто-то пытался беспокоить. Кто-то узнал адрес одной из квартир, туда приходили, но им не открыли двери. Но сейчас вроде все спокойно.

А защита получает угрозы?

Я знаю, что Паршин первый год получал угрозы. Ему писали на почту, в личку. Но отношение к угрозам скептическое.

Насилие над девочками длилось много лет. Девочки терпели. Что стало триггером, после которого они не выдержали и убили Хачатуряна?

Последние несколько дней [перед убийством] Хачатурян стал вести себя совсем неадекватно. Если раньше девушки могли хоть немного предугадать, понять или увидеть, что сейчас что-то начнется, то последние несколько дней он вел себя постоянно неадекватно. В день перед убийством избивал, кричал на них. А в тот день триггером стало то, что он очень агрессивно вел себя с самого утра, а потом он распылил в лицо девочкам перцовый баллончик. Ужас в том, что для него это был прикол — брызгать им в лицо.

Не как наказание, не ответ на их поведение? Просто он так захотел?

В том и дело, что в последние дни это была вообще немотивированная агрессия, и они потеряли чувство контроля над ситуацией. Они ничего понять не могли. И когда он брызгал всем в лицо, Крестине (старшая сестра) стало плохо, и она начала задыхаться. Он это воспринял так, будто она притворяется. И он пытался ее мыть, и в это время еще и трогал ее. В общем, вел себя просто совсем… и они испугались.

Ангелина с Марией испугались за Крестину, потому что она теряла сознание в приступах паники, и они испугались, что когда-нибудь он или ее убьет, или их убьет, потому что он перестал себя контролировать. Это был основной триггер — они поняли, что он себя уже не контролирует, может случиться что угодно и они не в силах ничего предугадать. Ангелина еще очень переживала за то, что у Крестины был опыт суицида, и она боялась, что та что-то с собой может сделать.

Почему в отношении Михаила не завели дело посмертно?

А родственники не дали согласие. Нам бы хотелось поглубже исследовать, но в любом случае постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в связи со смертью подсудимого, согласно которому следствие считает установленными все эти обстоятельства насилия, лежит в материалах дела.

А есть ли шанс, что девочки получат условный срок по новому обвинению?

Это как гадать на кофейной гуще.

Правильно ли говорить, что защита настаивает на необходимой обороне, потому что было длительное насилие?

Да, мы говорим, что насилие имело пролонгированный характер, оно было продолжаемым, оно не останавливалось, оно лишь приостанавливалось на какие-то периоды — когда он ел, спал, был занят другими делами. Но само по себе насилие и, грубо говоря, противоправные действия продолжались во времени. И весь этот период времени у девочек было право защищаться, когда у них были силы, возможность. То есть момент этой обороны они выбирали, когда чувствовали, что эта оборона возможна. Очевидно, что они не могли обороняться, когда он непосредственно на них нападал. Потому что он здоровенный мужик, и любая оборона в этой ситуации для них закончилась бы печально. Три маленьких девчонки, они бы с ним не справились никогда — ни с ножом, ни с чем.

Это дело может повлиять на дела о домашнем насилии в будущем?

Вообще вся эта история повлияла на отношение общества к домашнему насилию. Дел о домашнем насилии громких в последнее время достаточно много. Дело Хачатурян — просто пример того, как долгие годы человек может просто уничтожать своих детей у всех на глазах, но всем нет дела.

Дело Маргариты Грачевой, которой муж отрубил кисти, дело сестер Хачатурян — эти дела могут ускорить принятие закона о домашнем насилии?

Сложно сказать. Все эти годы всем хочется от меня услышать, что все эти дела помогут принять закон о домашнем насилии. Было время, когда мне тоже так казалось, но за делом Грачевой шло дело Вербы, за делом Вербы шло дело Хачатурян. А закон все не принимается и не принимается. И ты сидишь думаешь, сколько еще нужно убитых и покалеченных женщин, чтобы принять закон.

Сейчас законопроект о домашнем насилии как-то обсуждается?

Да никак, ничего не происходит. Нам же сказала Валентина Матвиенко — как победим коронавирус, так сразу обсудим.