Мой преподаватель по литературе всегда приводил один пример того, как устроены непродуктивные окололитературные концепции. "Возьмем, - говорил он, - все предметы в аудитории и разделим их на квадратные и круглые. Будет ли разделение этих предметов корректным? Вполне. Но даст ли оно нам какое-либо понимание того, что происходит в аудитории? Вряд ли".
На первый взгляд кажется, что собраться в 2011 году и серьезно обсуждать, какой писатель лучше - Трифонов или Искандер, Харитонов или Шукшин - это то же самое, что делить предметы в аудитории на круглые и квадратные. Однако именно это и предложили сделать организаторы литературной премии НОС, соскучившись то ли по жарким дебатам, то ли по хорошей литературе на русском языке.
Для того чтобы дебаты состоялись, организаторы даже вынуждены были прибегнуть к подтасовкам, собрав под брендом "литература 1973 года" и те произведения, которые в этот год были написаны, и те, которые были опубликованы. В истории литературы, однако, это не одно и то же, а в истории советской/эмигрантской литературы - тем более. 1973 год, который был воссоздан организаторами премии, на самом деле никогда не существовал: не было 38 лет назад человека, одновременно читавшего и прозу Холина, и "Пикник на обочине" Стругацких, и Strong Opinions Набокова.
Так что в итоге получилась скорее дискуссия о всех 1970-х, и контрпродуктивной она оказалась только на первый взгляд. Ведь каждая эпоха переосмысляет литературу прошлого по-своему, выделяя в ней что-то важное для себя. Пушкин в изводе Белинского, в изводе Достоевского и в изводе, допустим, Цветаевой – это такие разные Пушкины, что, кажется, речь идет о совершенно разных людях. Зафиксировать в 2011 году, кто такие для нас современных Ерофеев, Шаламов, Солженицын, Соколов – вот, как мне представлялось, главная задача подобного проекта. Во всяком случае, я шел на премию в Политех ровно для того, чтобы услышать, кто из этих писателей оказал большее влияние на современную литературу, чьи идеи сейчас активно развиваются, а чьи – остались достоянием пыльных книжных полок.
Увы, дискуссии не получилось. В зале собралась вся та же тусовка, что собирается и на "современные" литературные премии – но это-то ладно, это не беда: все равно другой тусовки в Москве нет. Тем более что всех людей, пришедших в Политех, я нежно люблю. В самом деле, где еще услышишь выражения типа "сталкер – это на самом деле такой антитрикстер", "семиотический механизм, извините за выражение" и "совьетизанская литература".
Дискуссия не получилась не из-за людей, а из-за их установки никого ни с кем не сравнивать и никого не ругать (не дай Бог кого обидеть!). Практически никто из экспертов не пытался ответить на вопрос, что значит то или иное произведение для современной русской литературы. Вместо этого они открыто признавались, что "голосуют сердцем", то есть по принципу: "Соколов лучше Ерофеева просто потому, что я его люблю больше". О состоянии дел в современной отечественной словесности не было сказано ни слова: разве что Марк Липовецкий по ходу дела "пнул" Дмитрия Быкова, а кто-то из экспертов упомянул Дарью Донцову в контексте "женской прозы" Людмилы Петрушевской.
По уровню осмысления дискуссия ничем не отличалась от создания списков – развлечения, некогда модного в ЖЖ. "Топ-10 самых удобных кафе в Москве", "топ-3 кулинарных книг", "топ-10 русских поэтов XIX века", "топ-5 произведений 1973 года", оставляйте свои комментарии. Показательно, что четыре голосования (на сайте, в зале Политеха, среди экспертов и среди жюри) дали разные результаты: одни выбрали Искандера, другие – Шаламова, третьи – Ерофеева, а четвертые – Синявского. Это означает, что результаты во многом случайны: посади на место экспертов людей из зала, итоги были бы совсем другими. Ни к какому не то что единому мнению, а даже к единому пониманию того, как надо оценивать литературу прошедшей эпохи, собравшиеся в Политехе не пришли, да и, кажется, не особо старались. Что, впрочем, не отменяет потенциальной продуктивности такого рода мероприятий: вот бы еще через годик устроить, скажем, литературную премию за 1873 год!