Скандал на психфаке МГУ, устроенный его выпускником и отцом девятилетней студентки Алисы Тепляковой, взволновал не только сотрудников вуза, но и членов Совета по правам человека (СПЧ). Член Совета, психолог и завкафедрой психфака МГУ Александр Асмолов заявил, что над девочкой ставят опасный эксперимент, который может серьезно навредить ее психике, и призвал разобраться в происходящем, а если это будет необходимо — приостановить обучение Алисы в МГУ. Отец девятилетней студентки Евгений назвал слова психолога неэтичными, ее мать Наталья заявила о травле. «Лента.ру» поговорила с Асмоловым о том, какая именно опасность может грозить Алисе, как ей помочь и каким запомнился отец девочки в МГУ, когда сам был студентом психфака.
«Лента.ру»: Вы называете «опасным экспериментом» обучение Алисы Тепляковой в МГУ. А в чем опасность?
Асмолов: Каждый раз, когда мы говорим, что занимаемся ускорением развития ребенка и ставим эксперименты над детьми, очень четко нужно понимать, насколько подобный интеллектуальный спринт может повредить его психическому здоровью. Каждый раз надо понимать, что любой эксперимент над ребенком, за которым стоит разрыв личностного и интеллектуального развития, в буквальном смысле слова ставит ребенка в тяжелейшие ситуации.
В данном случае ребенок постоянно находится в среде студентов — людей 18, 19 и более лет. Девочке девять лет. Тем самым сложности общения, столь необходимого в любом возрасте, в котором идет социализация ребенка, так или иначе отсутствуют. Это также приводит к возникновению разрыва между личностной и интеллектуальной зрелостью.
Отец Алисы утверждает, что задачи общаться со студентами у Алисы нет. Якобы у нее свой круг общения, состоящий из ее сверстников, а в вуз она приходит только учиться. Поэтому родители и настаивают на индивидуальном плане, в котором им МГУ якобы отказывает.
Индивидуальный план предполагает знание, прежде всего мотивов, интересов и способностей ребенка. В этом смысле слова ситуация является ловушкой: невозможно построить индивидуальный план, если ты не знаешь ни что может ребенок, ни чего он хочет. Без этого учебный план перестает быть индивидуальным. И когда в коммуникации с преподавателями родители отказываются дать возможность понимания мотивов и интересов ребенка, то индивидуальный план, на котором они настаивают, становится тайной за семью печатями.
Сама специальность, которой обучается Алиса, подразумевает необходимость уделять ее возрастным особенностям больше внимания, чем если бы она училась на мехмате, или нет?
Когда мы говорим об обучении математике или музыке, то имеем в виду огромное количество случаев так называемой математической или музыкальной одаренности. В данном же случае непонятны причины, которые стоят за выбором факультета психологии Московского университета. Психология — область человековедения и человекознания. Причем одна из самых сложных.
Вы называете Евгения Теплякова просто Женей. Вы его знаете лично?
Для меня все студенты — мои студенты. Он слушал у меня курс лекций по психологии личности.
Каким он был студентом?
Те преподаватели, которые вели его дипломную работу и у которых он писал курсовые, говорили, что он был достаточно способным и занимался интересной разработкой проблем психологии мышления.
Как-то он признавался, что жалеет, что в свое время не пошел по такой «ускоренной программе», как Алиса. Как вы считаете, он был вундеркиндом?
Для того чтобы ответить на этот вопрос, надо очень много знать [о человеке]. У меня нет достаточной информации. Скорее, на этот вопрос может ответить внутреннее ощущение, как самого Евгения, так и тех преподавателей, которые с ним общались. Я не имею права ставить диагноз, не общаясь с человеком.
А его дочка? Все называют ее либо вундеркиндом, либо просто ребенком с хорошей памятью — люди разделились на два лагеря.
Опять же, именно мы говорим об обучении Алисы как об эксперименте со многими неизвестными. У нас нет никакой информации, которая дала бы нам понять, что перед нами уникальный ребенок с интеллектуальными способностями или ребенок, обладающий хорошей памятью. Поэтому я снова воздержусь от диагноза.
Но ведь одаренные дети — большая редкость. А в семье Тепляковых все идут по ускоренной программе. Это нормально?
Я не могу сказать, нормально это или нет. Но Евгений Тепляков считает своих детей одаренными. Для родителя это позиция, которая чаще всего является позитивной.
В семье Тепляковых происходит именно насилие одаренностью?
Я не могу исключить, что у них в семье происходит конструирование ребенка и его развития по образу и подобию мечты.
И как такое поведение родителей может сказаться на психологическом здоровье ребенка?
Когда ребенок живет в постоянном конфликте и видит, что его родители воспринимают мир как враждебный по отношению к нему — я думаю, вы сами можете ответить на свой вопрос. Подобного рода ситуация может привести к развитию травмы в развитии ребенка.
Конфликты и скандалы, которые ее отец устраивает в вузе, происходят при девочке. Взять хотя бы тот случай, когда отец Алисы пытался прорваться на факультет и отстоять ее право на другую оценку. Это не может пройти для нее бесследно.
Администрация факультета в этой ситуации должна сделать и делает все для того, чтобы минимизировать конфликт с родителями Алисы. Администрация пытается найти те или иные компромиссные пути, руководствуясь принципом «не навреди развитию ребенка», и постоянно делает Тепляковым предложения по этому поводу.
Может, все это происходит потому, что в России не умеют работать с вундеркиндами? Недавно в Госдуме прозвучало предложение каким-то образом упорядочить обучение одаренных детей, составив отдельный порядок учебного процесса. Это помогло бы?
Я считаю, что ситуация с детьми, мотивированными к обучению — это доказательство того, что для каждого ребенка существует свой индивидуальный темп развития. И в связи с этим любые ситуации, позволяющие детям идти своим путем, находить самих себя, а главное — свое собственное Я, такие ситуации, с моей точки зрения, являются невероятно важными. Вопрос в другом. Вопрос в том, что никакие законодатели не могут быть профессионалами в области психолого-педагогического сопровождения детского развития. Так что это вопрос для профессионалов и экспертов, а не для желающих создавать жесткие регламенты.
После вашего предложения приостановить обучение девочки глава СПЧ Валерий Фадеев заявил, что не собирается принимать решение в одиночку и обсудит обучение Алисы со специалистами. Это как раз то, о чем вы говорите? На какой итог обсуждения вы рассчитываете?
Мы не можем предрешать итог обсуждения СПЧ. СПЧ пойдет по пути создания комиссии для переговоров и более точной диагностики этой сложной ситуации. СПЧ не будет принимать решения, не разобравшись, насколько происходящая ситуация ранит или не ранит развитие ребенка. И прежде всего СПЧ рассмотрит эту ситуацию через оптику Конвенции о правах ребенка вместе с уполномоченной по правам человека [Татьяной Москальковой] и уполномоченной при президенте России по правам ребенка [Марией Львовой-Беловой]. Это главное для СПЧ.
Участие семьи будет требоваться в этой комиссии?
Без участия семьи и прежде всего родителей никакие решение, касающиеся судьбы ребенка, не могут быть приняты.
Но ведь если семья даже внутри факультета отказывается от психологического тестирования Алисы и воспринимает это как очередные угрозы, то о каком участии может идти речь? Получается замкнутый круг.
Пока живешь — надейся. Я надеюсь, что и мама, и отец Алисы, так же, как и мы, прежде всего, думают о том, чтобы она выросла счастливым человеком. И если эта позиция для них — а я в это верю — является главной, то они найдут пути общения с теми, кто хочет оказать социальную, психологическую и любую другую поддержку семье в трудной ситуации развития одаренного ребенка.
Не думаю, что они загонят ситуацию в тупик. Я являюсь в этой ситуации оптимистом и не хочу даже предполагать, что родители столь жестко пойдут против собственного ребенка.