От Лиссабона до Владивостока. В 2010 году мир верил, что Россия станет частью единой Европы. Почему эта идея провалилась?

Еще каких-то 12 лет назад российские и европейские политики вместе мечтали построить большую единую Европу, которая простиралась бы от Лиссабона до Владивостока. Экономическая интеграция, безвизовый режим, совмещение российских ресурсов с европейскими технологиями и капиталом — все это открывало невероятные перспективы для всех европейских стран. Однако в последующие годы Москва и Брюссель лишь отдалялись друг от друга, а с началом боевых действий на Украине из лексикона политиков и дипломатов исчезли последние упоминания о партнерстве и сотрудничестве. Даже в годы холодной войны контакты СССР и стран Западной Европы сохранялись на более высоком уровне. «Лента.ру» в рамках проекта «Крах однополярного мира» разобралась, как Россия и ЕС превратились из партнеров в соперников и почему мечта об общеевропейском доме так и не стала реальностью.

25 сентября 2001 года, спустя две недели после ужасных терактов в США, Владимир Путин поднялся на трибуну Бундестага. Поправив галстук, 48-летний политик, чуть более года назад официально вступивший в должность президента России, начал свою речь на русском, однако вскоре перешел на немецкий.

Он говорил немцам о том, что российский народ выбрал идеи свободы и либерализма и отринул «тоталитарную идеологию сталинского типа». Подтверждением тому, по его словам, стало историческое решение советского руководства о сносе Берлинской стены — символа раскола Европы. «Именно этот выбор позволяет нам утверждать, что уже никому и никогда не удастся развернуть Россию в прошлое», — заявил Путин под продолжительные аплодисменты немецких депутатов.

Путин говорил о европейской интеграции как о будущем России и призвал раз и навсегда покончить с наследием холодной войны. «Мы понимаем: без современной, прочной и устойчивой архитектуры безопасности нам никогда не создать на континенте атмосферу доверия, — продолжал Путин. — А без атмосферы доверия не может быть единой Большой Европы!»

Члены бундестага долго аплодировали российскому лидеру и были воодушевлены его речью. Немецкие СМИ позже восторженно писали, что Путин «взял Рейхстаг». Никогда еще перспектива принятия России в общеевропейский дом не казалась столь реальной и близкой.

Построим новую Европу

Концепция Большой Европы имеет почти вековую историю: европейские аристократы и интеллектуалы начали выдвигать идеи построения панъевропейского пространства еще в 20-30-х годах прошлого столетия. Дальнейшее развитие они получили после Второй мировой войны. Первым европейским лидером, заговорившим о построении единой Европы, стал президент Франции Шарль де Голль. Политик считал Европу неделимым конструктом, продуктом общей истории и географии, а разделение континента железным занавесом — искусственным. Именно этой единой Европе, по его мнению, предстояло играть главенствующую роль в мире.

Впрочем, в Москве заявления де Голля не оценили: его формула единой Европы фактически ампутировала две трети территории СССР. Первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев даже увидел в этом угрозу развала Советского Союза. Да и сам де Голль особых симпатий к Советам не испытывал: он считал, что рано или поздно на смену им придет новая власть, и потому предпочитал, описывая свое видение Европы будущего, говорить не об СССР, а о «вечной России».

Спустя почти два десятилетия к идее построения общего европейского дома вернулся президент СССР Михаил Горбачев. Он считал, что Европа — единое целое, и идеологические различия не должны влиять на отношения между европейскими странами.

По словам научного сотрудника Центра европейских исследований ИМИ МГИМО Артема Соколова, советское руководство таким образом стремилось отыскать свое место в изменившемся мире, и построение общеевропейского пространства, частью которого стал бы СССР, тогда казалось оптимальным решением. Это позволяло бы вписать Советский Союз в ту систему, которая формировалась после холодной войны.

В Москве верили, что построение общеевропейского дома позволит если не полностью исключить, то хотя бы минимизировать военные конфликты между странами Европы, добавляет заместитель директора Центра комплексных европейских и международных исследований факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ Дмитрий Суслов. Более того, Европа исторически была не только ключевым политическим игроком, но и важнейшим экономическим партнером Москвы — в ней видели главный внешний источник российской модернизации.

Идеи Горбачева нашли живой отклик у европейских лидеров, в том числе у французского президента Франсуа Миттерана, с которым советский лидер встретился в ходе своего первого зарубежного визита в 1985 году.

В том же году глава Комиссии европейских сообществ Жак Делор объявил о формировании единого европейского рынка, заложив основы будущего Евросоюза. Все в том же 1985-м было подписано и Шенгенское соглашение.

Символическим моментом в ноябре 1989 года стало падение Берлинской стены — символа разделения Европы на два враждебных блока. Стало понятно, что рушится и миропорядок, установившийся в годы холодной войны, что пора задуматься о будущем политического устройства всей Европы. Предчувствовал радикальные перемены и Миттеран. Через несколько недель после разрушения стены, 31 декабря 1989 года, французский президент призвал к созданию Европейской конфедерации, которая объединила бы все государства этой части света, включая СССР, в единую «организацию для торговли, мира и безопасности».

Панъевропейские устремления Миттерана поддержала премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер. В феврале 1990 года она поручила министру иностранных дел Дугласу Херду создать в противовес Европейскому экономическому сообществу «более обширную европейскую ассоциацию», куда могли бы войти восточноевропейские страны, а в долгосрочной перспективе — и Советский Союз. В разговоре с американским президентом Джорджем Бушем-старшим она подчеркивала важность Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (впоследствии — ОБСЕ) как фундамента общеевропейской структуры безопасности и предостерегала от изоляции СССР, который, по ее мнению, мог помочь в сдерживании объединенной Германии.

Одним из камней преткновения в политическом обустройстве новой Европы стало потенциальное членство объединенной Германии в НАТО. В 1990 году госсекретарь США Джеймс Бейкер, а вслед за ним и канцлер ФРГ Гельмут Коль пообещали Горбачеву, что если объединенная Германия вступит в НАТО, то юрисдикция или военное присутствие альянса не продолжит расширяться на восток, так как американцы не намерены извлекать какие-либо односторонние выгоды из происходящих процессов. «Не только для Советского Союза, но и для других европейских стран важно иметь гарантии, что если Соединенные Штаты сохранят свое присутствие в Германии в рамках НАТО, то нынешняя военная юрисдикция НАТО не распространится ни на дюйм в восточном направлении», — подчеркнул Бейкер.

Горбачев, изначально выступавший либо за нейтральный статус Германии, либо за ее членство одновременно в двух блоках, согласился. Впоследствии от этого обещания Бейкер открестился, заявив, что речь шла о том, что военная инфраструктура альянса не появится только в Восточной Германии, а не в Восточной Европе в целом.

В июне 1991 года в Праге состоялась конференция по созданию Европейской конфедерации, но последовавшие за ней исторические события — война в бывшей Югославии и августовский путч 1991 года в СССР — оставили миттерановскую конфедерацию пусть и амбициозным, но незавершенным проектом.

После распада СССР его правопреемница Россия активно выстраивала отношения с европейскими соседями, но проекты по построению единой Европы временно отошли на задний план. В 1994 году Россия и ЕС подписали Соглашение о партнерстве и сотрудничестве. В 2001 году Владимир Путин выступил с уже упомянутой программной речью в Бундестаге, а в 2003 году в Москве прошел знаковый саммит Россия — ЕС, где стороны договорились о создании четырех общих пространств: в экономике, свободах и правосудии, безопасности, а также в науке, образовании и культуре.

Однако идея построения единой Европы полноценно возродилась лишь в 2010 году. Путин, занимавший тогда должность премьер-министра, написал статью для немецкой газеты Sueddeutsche Zeitung, в которой предложил создать «гармоничное сообщество экономик от Лиссабона до Владивостока». По его словам, экономическая интеграция позволила бы построить общий континентальный рынок объемом в триллионы евро и превратить Европу в мегафабрику, объединяющую ресурсный потенциал России и технологический потенциал Европы. При этом крайне важным шагом на пути к объединению континента должна была стать полная отмена виз между Россией и ЕС.

Принципиальные расхождения

На словах экономическая интеграция России в общеевропейское пространство действительно звучала крайне привлекательно и снискала поддержку ряда европейских лидеров. Но на практике видение и будущего устройства Большой Европы, и роли России в новом объединении не совпадало с тем, на что рассчитывали в Брюсселе.

Россия стремилась к биполярной Европе, где Москва была бы равновеликим центром силы, а сотрудничество с Брюсселем выстраивалось бы на равноправной основе. Только вот в ЕС были заинтересованы в России скорее как в стабильной периферии, своего рода ресурсной базе, которая открыла бы для старой Европы новые возможности в развитии экономики и промышленности, гарантируя долгосрочные энергетические контракты.

Разногласия между европейцами и Москвой по ключевым для России вопросам наметились еще в 1999 году, когда были приняты «Общая стратегия ЕС в отношении России» и «Стратегия развития отношений России и ЕС». Первый документ был принят в Брюсселе, второй — в Москве. Заявленные цели этих стратегий заметно отличались. ЕС видел свою задачу в том, чтобы построить «стабильную и открытую демократию» в России, хотя та давала понять, что готова самостоятельно вершить свою судьбу, на равных развивая партнерство с другими странами. Стратегия Москвы предполагала, что партнерство России с ЕС «может выражаться в совместных усилиях по созданию эффективной системы коллективной безопасности в Европе на равноправной основе».

При этом еще в октябре 2000 года на саммите Россия — ЕС стороны заявили, что условия для формирования более прочных связей в области евробезопасности очень благоприятны. Москва и Брюссель договорились учредить специальные консультации по вопросам безопасности и обороны и разработать подходы к взаимодействию в сфере кризисного урегулирования. Однако вскоре стало ясно, что Европа не настроена взаимодействовать в таком формате: стремление Москвы стать «противовесом натоцентризму в Европе» в Брюсселе вызывало опасения. ЕС, напротив, пытался снизить планку ожиданий Москвы, подчеркивая, что совместные инициативы нацелены лишь на кризисное урегулирование, а вопросы геополитики и безопасности отводились в зону ответственности США и НАТО. Зная, что Москва ищет возможности для взаимодействия с Европой на равных, ЕС стремился скорее сдерживать расширение влияния России.

«В их модели Россия не была бы независимым центром силы глобального значения и равновеликим участником Большой Европы. Сама Большая Европа носила бы евросоюзоцентричный характер, а Россия была бы частью периферии этого пространства», — объясняет Дмитрий Суслов.

На эти разногласия накладывался начавшийся к тому времени общий спад в отношениях Москвы и ее западных партнеров. Еще в 2001 году, когда Путин описывал свое видение интеграции европейского континента, между Россией и Западом появились первые противоречия в понимании политического будущего постсоветских республик. Россия была заинтересована в сохранении союзнических отношений с бывшими соседями по СССР и своего влияния на их территориях. Усилия стран Запада, напротив, были направлены на ослабление российского влияния.

Вскоре эти противоречия вылились в «революцию роз» 2003 года в Грузии, расширение НАТО на бывшие советские республики — Латвию, Литву и Эстонию — в 2004-м и «оранжевую революцию» на Украине в 2004-2005 годах. Непонимание и осуждение Москвы вызвали и западные интервенции в Ирак и Афганистан.

Запад тоже негативно отнесся к некоторым действиям Кремля: европейские элиты насторожило и дело «ЮКОСа», и парламентские выборы 2003 года в России, которые сочли нарушающими западные демократические стандарты. Deutsche Welle писала тогда: «В 2003 году Россия политически отдалилась от Европы». Ситуацию усложнили последовавшие за этим российско-украинские газовые конфликты, а затем и российская военная операция по принуждению Грузии к миру в ходе грузино-югоосетинского конфликта 2008 года.

Болезненным для России оказался запущенный Евросоюзом проект «Восточное партнерство», нацеленный на развитие связей с Азербайджаном, Арменией, Белоруссией, Грузией, Молдавией и Украиной и, по мнению Москвы, вскоре переросший в «антироссийскую затею».

Кроме того, при непосредственном участии Великобритании и США в 2003 году началось строительство нефтепровода Баку — Тбилиси — Джейхан, целью которого была поставка на западные рынки нефти из Азербайджана и впоследствии Казахстана в обход России. Торжественная церемония запуска нефтепровода состоялась в 2006 году, никто из российских представителей ее не посетил, тогда как США отправили делегацию во главе с замминистра энергетики.

Однако именно украинский кризис 2014 года и воссоединение Крыма с Россией стали тем переломным моментом, когда противоречия, претензии и опасения достигли критической массы. На смену регулярным саммитам и переговорам о безвизовом режиме пришли санкции и тотальное недоверие.

Впрочем, отношения России с Европейским союзом все же оставались менее враждебными, чем с Вашингтоном. Евросоюз и Россия, вопреки взаимным претензиям и обвинениям в отрыве от реальности, не просто поддерживали диалог на высоком уровне, но даже предпринимали попытки совместно разрешить кризис на Украине. По инициативе ЕС в 2014 году для урегулирования этого конфликта был создан «нормандский формат» с участием России, Украины, Германии и Франции.

В дополнение к первому протоколу о прекращении огня, подписанному представителями России, Украины, ОБСЕ, лидерами ДНР и ЛНР в белорусской столице в сентябре 2014 года («Минск-1»), в феврале 2015 года лидеры четырех стран договорились о заключении вторых Минских соглашений («Минск-2»). Новый документ состоял из 13 пунктов, описывающих порядок урегулирования конфликта в Донбассе. За семь лет ни один из пунктов соглашения выполнить не удалось: переговорный процесс заглох, так и не принеся ожидаемых результатов.

Противоречия между Россией и Западом тем временем продолжали накапливаться. Особое раздражение в Москве вызывала сильная зависимость политики Евросоюза от США — российское руководство все чаще упрекало западных коллег в «подхрюкивании» Вашингтону.

Росла и напряженность между Россией и НАТО, куда входит большинство европейских государств. Военные маневры каждой из сторон воспринимались как целенаправленные демарши против другой, еще больше усугубляя недоверие. Осложняли отношения и многочисленные шпионские скандалы. Сначала Лондон обвинил Москву в отравлении бывшего советского разведчика Сергея Скрипаля, затем с аналогичными обвинениями выступили другие европейские страны: Нидерланды, Чехия, Польша, Австрия, Болгария, Германия, Италия — и так далее. Россию упрекали и в масштабных кибератаках, в том числе на немецкий бундестаг.

Однако, несмотря на все сложности в двусторонних отношениях, Европейский союз оставался крупнейшим торговым партнером Москвы: на ЕС в разные годы приходилось более 35 процентов совокупного внешнеторгового оборота России. Более того, Евросоюз был крупнейшим инвестором в России: в 2019 году объем исходящих прямых иностранных инвестиций (ПИИ) составил 311,4 миллиарда евро, а объем ПИИ России в ЕС оценивался в 136 миллиардов евро.

Пусть и в частном порядке, практическое воплощение начала приобретать идея Большой Европы. В 2015 году была запущена деловая инициатива по интеграции экономических пространств Евросоюза и Евразийского экономического союза (ЕАЭС) «Лиссабон — Владивосток», а в 2020 году, наряду с сотней объединений и предприятий ЕС и ЕАЭС, к ней присоединилась Торгово-промышленная палата России.

О построении Большой Европы продолжали говорить не только эксперты и предприниматели, но и первые лица Евросоюза. «Россия является глубоко европейской страной. Мы верим в эту Европу, которая простирается от Лиссабона до Владивостока», — говорил французский президент Эммануэль Макрон в 2019 году. Впрочем, заявления французского лидера в тот момент были продиктованы скорее опасениями в связи с поворотом России на Восток, предположил Дмитрий Суслов. По его мнению, Макрон боялся, что сближение России с Китаем может привести к формированию уже не Большой Европы, а Большой Евразии — без Европейского союза, который сам станет периферией мощного регионального объединения.

Из Европы без любви

После инцидента с отравлением Алексея Навального пошатнулся фундамент, на котором держалось взаимодействие России и Евросоюза: особые отношения Москвы с Берлином. 20 августа 2020 года Навальному стало плохо во время перелета из Томска в Москву, самолет экстренно посадили в Омске. Двое суток Навальный провел в местной больнице, где врачи ввели его в искусственную кому. 22 августа, после обращения супруги оппозиционера, больного переправили на лечение в берлинскую клинику «Шарите», и по итогам проведенных там анализов лаборатория бундесвера пришла к выводу, что он был отравлен нервно-паралитическим веществом «Новичок» — якобы тем же, которым был отравлен Скрипаль. Европейские СМИ и политики использовали случившееся как повод дополнительно обострить отношения с Россией. Так Канцлер Германии Ангела Меркель лично обвинила российское руководство в попытке избавиться от политического оппонента.

В Европе после этого безапелляционно заявили, что вести с Россией дела как обычно — business as usual — более невозможно. А когда вернувшегося в Москву Навального задержали и заменили ему условный срок на реальное заключение, Евросоюз не только обрушился на Россию с жесткой критикой, но и пригрозил очередными санкциями.

Но даже тогда в Москве не спешили хоронить идею Европы от Лиссабона до Владивостока. Выступая на форуме в Давосе в 2021 году, Владимир Путин вновь заявил о необходимости создания единой Европы и призвал европейские государства избавиться от фобий прошлого. «Любовь невозможна, если она декларируется только с одной стороны», — добавил российский президент.

Но любви не случилось. В следующем месяце Москву посетил высокий представитель Евросоюза Жозеп Боррель, но первый за почти четыре года визит главы евродипломатии обернулся скандалом. На пресс-конференции в российском МИДе Боррель заявил журналистам, что донес до Москвы обеспокоенность Евросоюза судьбой Алексея Навального. В ответ Сергей Лавров жестко осадил коллегу, обвинив европейские страны в многочисленных нарушениях прав человека и назвав ЕС «ненадежным партнером». Позже стало известно, что Россия выслала трех европейских дипломатов за участие в несогласованных митингах — об этом Боррель узнал во время обеда с главой российского МИД.

В Европе визит был расценен как исключительно провальный, и прочие голоса вытеснил призыв к новым санкциям и бескомпромиссной жесткости в отношении Москвы. Этот настрой всячески поддерживали в Вашингтоне, где к тому времени пост президента занял Джо Байден, сделавший ставку на укрепление евроатлантического сотрудничества и создание единого фронта борьбы с Россией.

Весь 2021 год напряжение между Россией и Западом неуклонно росло. Июньский саммит Путина и Байдена в Женеве дал небольшую передышку, но уже в июле последовал очередной виток эскалации — после того, как британский эсминец Defender зашел в российские территориальные воды у побережья Крыма. В следующие несколько месяцев российские истребители регулярно поднимались в воздух, чтобы перехватить или сопроводить самолеты НАТО над Черным и Балтийском морем, а в декабре самолет-разведчик альянса чуть не столкнулся с гражданским бортом, летевшим из Тель-Авива в Москву.

В Евросоюзе тем временем росла обеспокоенность в связи с усилением группировки российских войск у границы с Украиной.

В январе 2022 года Россия попыталась обсудить накопившиеся разногласия с Западом за столом переговоров, но серия встреч в Европе закончилась скорее неудачно. Российские предложения по гарантиям безопасности заинтересовали НАТО и США лишь частично, тогда как позиция Москвы была твердой и ультимативной: положения документов должны быть рассмотрены или целиком, или никак.

Окончательно застопорились и переговоры «нормандской четверки» по Донбассу. Последняя встреча в этом формате прошла 10 февраля, но, несмотря на солидную продолжительность — около девяти часов, российская делегация была разочарована результатами. Замглавы администрации президента России Дмитрий Козак упрекнул европейских коллег в недостаточной твердости и нежелании надавить на Киев в вопросе выполнения Минских соглашений. Менее чем через две недели, 21 февраля, Путин объявил о признании независимости Луганской и Донецкой народных республик, а на следующий день заявил, что Минских соглашений больше не существует, обвинив Европу в том, что она не смогла заставить Киев их выполнять.

Реквием по мечте

Начало боевых действий на Украине стало последним гвоздем в крышке гроба отношений России и Евросоюза, похоронив все надежды на создание подлинно единой Европы от Лиссабона до Владивостока. Слишком многое произошло за эти месяцы, чтобы можно было всерьез рассчитывать на доверительный разговор, который потребуется для решения столь амбициозной задачи. Доверия просто не осталось.

Разумеется, диалог продолжается даже в нынешних реалиях: один лишь французский президент Эммануэль Макрон провел больше 100 часов телефонных переговоров с Путиным. Но отношения с ключевыми странами ЕС — Францией и Германией, которые не отказывались от взаимодействия с Россией, вопреки сложностям прошлых лет, — без преувеличения обвалились.

В начале мая президент Германии Франк-Вальтер Штайнмайер констатировал: идея единого европейского дома потерпела крах. Не строят иллюзий и в Москве, но винят в произошедшем Евросоюз. «Все это позади, в прошлом», — сказал Лавров в конце июня.

И проблема не только в стремительной деградации отношений с Евросоюзом, отмечает Суслов. Дело в том, что впервые за 300 лет со времен Петра I Европа перестала быть для России главным источником технологической и экономической модернизации. Новым центром экономической и политической силы становится Азия — именно там Москва видит наиболее перспективных поставщиков технологий и капиталов, а также импортеров российских ресурсов.

***

Надеяться на то, что в скором времени отношения Москвы и Брюсселя вернутся на уровень начала нулевых, не приходится. Вопросы вроде будущего Украины и восстановления контактов с НАТО, официально признавшей Россию угрозой, быстро и безболезненно не решить. На преодоление кризиса уйдут годы, если не десятилетия.

В конечном итоге обвал отношений России и ЕС подойдет к своему логическому завершению, и стороны нащупают усеянное осколками дно.