«Надо лечить судей от боязни оправдательных приговоров» Российский адвокат номер один — о процессе над Ефремовым, заказных делах и будущем судов

Уходящий 2020 год был богат на перемены в судебно-правовой сфере России. Суды поставили точки в громких судебных процессах над актером Михаилом Ефремовым и режиссером Кириллом Серебренниковым, свой пост покинула бессменный на протяжении 20 лет председатель Мосгорсуда Ольга Егорова, а Юрия Чайку на посту генпрокурора России сменил Игорь Краснов. В профессиональном сообществе существуют самые разные мнения относительно того, какие последствия будут иметь эти события и как они повлияют на процесс гуманизации российского уголовного законодательства. Свою оценку ключевым событиям года в области права в эксклюзивном интервью «Ленте.ру» дал Генри Резник — заслуженный юрист России, вице-президент Федеральной палаты адвокатов России, член президентского Совета по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ).

«Яркий пример в пользу присяжных»

«Лента.ру»: Какой судебный процесс, по вашему мнению, стал главным в 2020 году?

Генри Резник: Все дела затмил процесс Михаила Ефремова. Не припомню, чтобы довольно заурядное в профессиональном отношении дело исключительно благодаря шумовому сопровождению во всех видах массмедиа приобрело такой колоссальный резонанс. Наглядный пример могущества четвертой власти.

Какие уроки преподал этот процесс судейскому и адвокатскому сообществу?

Для судейского, думаю, никаких — не такой сложности и общественной значимости дела видели. Суд дело рассмотрел, доказательства оценил и вынес приговор.

А вот Федеральная палата адвокатов была вынуждена вначале сделать заявление, а затем возбудить дисциплинарные производства в отношении защитника Ефремова Эльмана Пашаева и представителя потерпевших Александра Добровинского. В результате оба лишились адвокатского статуса.

Советы разных палат — Северо-Осетинской и Московской — пришли к идентичным выводам, что публичные высказывания Пашаева и Добровинского явно несовместимы с сутью адвокатской профессии и подрывают доверие к институту адвокатуры.

Чтобы развеять ошибочные представления об основаниях таких решений, отмечу, что эти высказывания были допущены [адвокатами — прим. «Ленты.ру»] в интервью СМИ во время рассмотрения дела Ефремова.

Однако они не имеют прямого отношения ни к участию адвокатов в судебном процессе, ни к эпатажу в ходе его пиар-сопровождения, в том числе на многочисленных телешоу.

Правда, многие сочтут такое поведение неуместным для адвоката. Кроме того, в адвокатской среде традиционно нравственно осуждается самореклама. Но это все за рамками дисциплинарного преследования.

Претензии к тактике и качеству защиты адвокату может предъявить только доверитель. Однако кодекс нашей профессиональной этики регулирует не только отношения «адвокат — клиент», «адвокат — суд», но и «адвокат — сообщество». Адвокат не должен подрывать доверие к профессии и умалять авторитет адвокатуры.

Какие еще судебные процессы вы отметили бы в уходящем году — и по степени важности, и по уровню общественного резонанса?

Безусловно, процесс Кирилла Серебренникова: он показал истинную цену принципам состязательности и презумпции невиновности в нашем профессиональном суде.

Следствие с самого начала избрало оригинальную обвинительную конструкцию, объявив непоставленными спектакли, которые длительное время с успехом шли в театре и получали лестные отзывы в прессе.

Обязанность доказывания была переброшена на защиту, и экспертиза, проведенная в суде по ее ходатайству, полностью опровергла ту, что была выполнена на предварительном следствии. Но суд вместо вынесения оправдательного приговора назначил третью экспертизу — и в итоге оправдание [Серебренникова] подменяется условным осуждением.

Ни у кого из осужденных не обнаружено каких-либо ценностей — дорогой недвижимости, крупных сумм денег или активов. Вместо разрешения спора между сторонами в процессе суд выполнил функцию обвинения. Ярчайший пример в пользу расширения подсудности судов присяжных.

«Для столичного суда такое отношение к закону недопустимо»

В 2020 году впервые за 20 лет сменился председатель Мосгорсуда: на место Ольги Егоровой пришел военный судья. Как вы оцениваете работу Егоровой на этом посту?

Егорова унаследовала практику Мосгорсуда, которая складывалась долгие годы, поэтому считать ее зачинательницей встраивания судебной системы в вертикаль власти абсолютно необоснованно. Суд и в стране, и в Москве всегда был зависим от исполнительной власти.

При назначении в декабре 2000 года председателем Мосгорсуда перед ней, безусловно, была поставлена задача подновить вертикаль, слегка развинтившуюся в турбулентные 90-е.

Я хорошо помню те времена: в районных судах процветала волокита, плевые гражданские и уголовные дела не рассматривались месяцами, кое-какие — даже годами. Надо отдать должное Ольге Александровне, порядок в судах она навела.

Одновременно все уголовные дела или с политическим подтекстом, или инициированные Федеральной службой безопасности (ФСБ) России, а также гражданские — затрагивающие интересы государства — жестко контролировались руководством Мосгорсуда и лично его председателем.

Число таких дел в общей массе невелико, но они очень токсичны. Корежа психику судей, а также питая черствость и упрощенчество, подобные дела усиливают обвинительный уклон по обычным общеуголовным делам, который и так традиционно присутствует.

Оказывается, апелляционная инстанция Мосгорсуда «засиливала» приговоры районных судов с такими грубейшими нарушениями закона, как:
— предрешение вопроса о виновности и необходимости назначения наказания до вынесения окончательного решения по делу;
— вынесение приговора незаконным составом суда;
— нарушение процессуальной процедуры продления ареста нескольким обвиняемым;
— основание приговора на неподписанном протоколе судебного заседания;
— расхождение письменного текста судебного решения с аудиозаписью судебного процесса.

Для столичного городского суда такое пренебрежительное отношение к закону недопустимо — разболтались.

Как деятельность Егоровой на посту главы Мосгорсуда повлияла на судебную практику в России в целом?

Никакого взаимного влияния судебной практики разных регионов друг на друга нет: все региональные суды автономны. У всех свои проблемы, свои прокуратуры, органы следствия, спецслужбы — свои вертикали. Но они сходны до степени смешения, потому [в регионах] одни и те же показатели арестов, обвинительных приговоров, их отмены и изменений, удовлетворения жалоб и ходатайств. Разве что резонансных дел меньше, чем в Москве, но если они случаются, то решаются по сути идентично.

Ваше личное отношение к Ольге Егоровой отличается от профессионального?

Я, как президент Московской адвокатской палаты, был обречен на выстраивание нормальных деловых отношений с председателем Мосгорсуда, иначе мне была бы грош цена. И такие отношения сложились.

Вне рабочих контактов мы общались нечасто. Ольга Александровна — привлекательная женщина и в неформальной обстановке может быть очень обаятельной.

В приходе на пост Егоровой военного судьи прослеживается некий символизм. Вы согласны с этим? Чего стоит ожидать от прихода в главный суд Москвы нового человека, тем более военного?

Я бы не спешил с прогнозами, что с назначением Михаила Птицына Мосгорсуд окончательно оформляется в качестве придатка силовых структур. Военная юстиция всегда отличалась высоким уровнем профессионализма и более гуманной судебной практикой. Это объясняется тем, что судят своих: одни офицеры — других офицеров и солдат. Потому там всегда было больше оправданий и приговоров без лишения свободы. Но и на этом фоне практика военных судов, возглавляемых Птицыным, выделялась пониженной репрессивностью.

Так, количество оправданных гарнизонными судами, подчиненными Южному окружному военному суду, составляет ныне примерно половину из всех оправданных всеми военными судами России. Такая же тенденция наблюдалась в Балашихинском гарнизонном суде, когда им руководил новый председатель Мосгорсуда.

Все же нет оснований подозревать его в неприязни к штатской публике. Конечно, если высокий госзаказ или политическая мотивация останутся, как и прежде, то «оставь надежду всяк сюда входящий». Но, думаю, Птицыну вполне по силам в отношении всего массива уголовных дел начинать лечить судей от боязни оправданий.

«Остается надежда на суды присяжных»

Как вы оцениваете работу руководства Верховного суда?

Верховный суд (ВС) в последние годы откровенно радует. Здоровые инициативы, содержательные постановления и обзоры судебной практики и, главное, внесенные и принятые законопроекты, направленные на совершенствование судебной системы, снижение ее репрессивности и гуманизацию уголовной политики.

Декриминализирован ряд преступлений, а взамен наказаний планируется назначать меры уголовно-правового характера, избавляющие от клейма судимости.

Поддерживают руководители ВС и такие предложения, как расширение судов присяжных, введение процессуальной фигуры следственного судьи и права стороны защиты вводить в процесс эксперта.

Что касается обвинительного уклона в местных судах, то тут ВС пока бессилен — он далеко, и до него приговоры районных судов не докатываются. Местные прокуратура, следственное управление и оперативные службы к ним куда ближе. Остается надежда на сплошную кассацию и суды присяжных.

В 2020 году большие изменения коснулись работы Конституционного суда (КС) России — прежде всего речь идет о запрете на особое мнение судьи. Возможно, этот суд себя изжил?

Право на особое мнение судьи сохраняется — под запрет подпадает только его публикация. Запрет ненужный, излишний. Цель его внятно не определена. Напрашивается единственная — скрытая: побудить судей отказаться от особых мнений, чтобы все шли в ногу.

Но, с другой стороны, создается тест на принципиальность и профессиональное достоинство судей: «Вы, отцы и матери-законодатели, решили соорудить препятствие для вынесения нами особых мнений. Не получится — при несогласии с большинством мы будем продолжать их выносить!»

А сохранить в тайне особое мнение не удастся — в каком-нибудь самиздате рано или поздно выскочит. Конституционный суд себя нисколько не изжил, хотя временами выносил уязвимые и компромиссные решения, как в случае с одобрением всех без исключения недавних поправок в Конституцию.

За почти три десятка лет существования КС его деятельность в целом заслуживает положительной оценки. Он принимает немало важных и полезных решений для ограждения прав и свобод наших граждан, а также конституционного толкования законов. Стране он необходим так же, как сама Конституция.

В 2020 году сменился генпрокурор России. На смену Юрию Чайке, который занимал эту должность с 2006 года, пришел выходец из Следственного комитета России (СКР) Игорь Краснов...

То, что Игорь Краснов работал следователем, не беда. Был бы умным человеком — остальное приложится. Поведение любого работника — снизу и до самого верха — ролевое, функциональное.

А пополнить их в уголовном процессе действительно необходимо. В частности, нужно обязательное согласование с прокурором ходатайства следователя об аресте обвиняемого, предоставление прокурору права давать следователю указания, обязательные к исполнению, а также не только возвращать дела на доследование, но и прекращать их. У Чайки это не получилось — может, удастся Краснову.

Какие еще события 2020 года вы отметили бы как влияющие на жизнь страны?

Еще один закон об «иноагентах». Похоже, скоро будут, как при советской власти, сажать за связь с иностранцами. Или преследование «Свидетелей Иеговы» [запрещенная в России экстремистская организация] — за то, что молятся не тому богу. Просто позор.

Впрочем, все события 2020 года бледнеют перед лицом пандемии COVID-19. Так что берегите себя. С подступающим Новым годом!