Российское правительство готовит новую стратегию развития. Чиновники присматриваются к южнокорейскому варианту, основанному на чеболях — специфической форме мегакорпораций. Модель, где все предприятия поделены между сверхбогатыми семьями, обеспечила «азиатскому тигру» взлет в XX веке, но сейчас все больше раздражает простых корейцев, уставших от коррупции, социального расслоения и неуверенности в будущем. Если Россия выберет такой путь, ей придется не только пользоваться его преимуществами, но и решать специфические проблемы. Семья превыше всего — в материале «Ленты.ру».
Российские власти начали готовить новую стратегию социально-экономического развития страны. В отличие от предыдущих — достаточно общих — документов, речь в ней пойдет о конкретных способах достижения национальных целей из указа президента страны Владимира Путина. Официально работу пока не комментируют, но первые подробности уже известны.
В конце января назначены руководители пяти групп — «Новый общественный договор» (вице-премьер Татьяна Голикова), «Клиентоориентированное государство» (глава аппарата правительства Дмитрий Григоренко), «Агрессивное развитие инфраструктуры» (вице-премьер Марат Хуснуллин), «Новая высокотехнологичная экономика» (первый вице-премьер Андрей Белоусов) и «Национальная инновационная система» (вице-премьер Дмитрий Чернышенко).
На предварительном этапе стратегии, в постановке задач и описаниях много англоязычной лексики (kick off, as is, to be, action plan, change, disrupt, know your client), а названия групп отличаются от национальных целей развития, то есть предполагается некий новый взгляд. Идеологом программы называют самого премьер-министра Михаила Мишустина. О предыдущем документе, созданном по заказу Путина и представленном в октябре 2020 года, говорят как о долгосрочном проекте, который в целом не пересекается с новым и больше заточен на создание всеобъемлющей системы контроля.
Само по себе поспешное написание свежей стратегии может означать, что перемены готовят серьезные, и без них решить задачи не получится. На этот вывод наталкивает и отказ от традиционных аналитических центров, таких как Высшая школа экономики (НИУ ВШЭ) и РАНХиГС. Последние разработали «Стратегию 2030» несколько лет назад, но правительство отказалось принимать ее к исполнению, как и многие другие предложения ученых.
В новом документе вообще нет независимой экспертизы, любые комментарии со стороны исключены, указывает директор Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Александр Широв. Вместо них к штабам приписаны «топовые эксперты», например, глава Сбербанка Герман Греф, основатель венчурного фонда Almaz Capital Partners с офисами в США и Германии Александр Галицкий, глава IBS Group Сергей Мацоцкий, председатель правления «Интер РАО», сын совладельца банка «Россия» Юрия Ковальчука Борис Ковальчук.
А еще в материалах есть момент, в последний раз звучавший в начале века. Один из пунктов раздела «Национальная инновационная система» предполагает «уход от токсичных государственных денег через вовлечение компаний в повестку развития». И рядом с ним упоминается «модель корейских чеболей».
Выбор выглядит интересным, ведь чеболи — специфическая экономико-политическая система, поворот к которой, если на него пойдут, с одной стороны, выглядит революционным изменением, а с другой — в чем-то даже логичным развитием текущей российской действительности.
В контексте рассуждений о желательных путях развития экономики России принято выбирать между тремя вариантами. Это западная модель, Китай и СССР. Последнее во многом объяснимо ностальгией старшего поколения, аберрацией памяти и революционными взглядами части молодежи. Либо, как в случае президента Белоруссии Александра Лукашенко, отсутствием альтернативы для него лично. Западный вариант очевиден — самые богатые страны мира с самым высоким уровнем жизни. Китай привлекателен тем, что показывает, чего можно добиться всего за 20 лет. Рост ВВП с 2000 по 2020 год более чем в десять раз.
Другие истории успеха выглядят либо не слишком впечатляющими, либо заранее невозможными. Например, Россия не может ориентироваться на монархии Персидского залива, ведь нефти и газа в стране на душу населения в несколько раз меньше, чем в Саудовской Аравии или Катаре, да и добывать их дороже.
А вот выбор Республики Корея с точки зрения экономики отвергнуть сразу же не получится. Страна менее чем за полвека прошла путь от отсталой, по классификации Всемирного банка, до высокоразвитой. Еще в начале 1960-х годов ВВП на душу населения Южной Кореи, на тот момент глубоко аграрной страны, составлял порядка 70 долларов США. Это было меньше, чем в Сомали или в СССР в послевоенные годы. В 1970-м он достиг 280 долларов, но и это в 1,5 раза ниже, чем в КНДР. Однако к XXI веку показатель превысил 10 тысяч долларов, а менее чем за следующие 20 лет вырос до 30 тысяч долларов. В России и Китае номинальный ВВП на душу населения, по оценке Международного валютного фонда (МВФ), в 2020 году составлял 9972 и 10 839 долларов.
Немногим лучше дела обстоят с ВВП по паритету покупательной способности (ППС), где доходы на душу населения пересчитываются с учетом стоимости товаров внутри страны. Но и там Россия отстает более чем в полтора раза — 27,4 тысячи долларов против 44,3 тысячи, а Китай (17,2 тысячи) — более чем в 2,5 раза.
При этом корейское экономическое чудо случилось буквально в кольце врагов. Страна находится в состоянии войны с КНДР. Китай участвовал в боевых действиях на стороне Пхеньяна, так что дипломатические отношения с Пекином установлены только в 1992 году. С Японией Южная Корея договорилась в 1965-м, но помирить народы не получается до сих пор. Историческая травма (Япония оккупировала Корею с 1910 по 1945 год) по-прежнему дает о себе знать. В 2014 году о негативном отношении к Японии заявили 79 процентов южнокорейцев, а Южная Корея не нравится 37 процентам японцев.
В отличие от соседей, у Южной Кореи почти нет полезных ископаемых. После раздела страны у КНДР остались уголь, свинец, вольфрам, цинк, графит, магний, железо, медь, золото, а главное — промышленные предприятия. Юг полуострова был преимущественно аграрным, производство развивать было не на чем.
Однако при всех этих начальных условиях в XXI веке ведущими отраслями экономики Южной Кореи являются судостроение, производство электроники, автомобильная промышленность, текстильная промышленность, металлургия. Страна, по оценке МВФ, является четвертой по величине экономикой Азии и десятой в мире. По номинальному ВВП на душу населения она вторая после Японии в Азии и 26-я в мире, а по ППС — самая богатая в Азии и 24-я в мире.
За ошеломляющие темпы роста экономики Южную Корею вместе с Сингапуром, Гонконгом и Тайванем ближе к концу прошлого века стали называть «Четырьмя азиатскими тиграми», или «Восточноазиатскими тиграми». Но и среди них республика стоит особняком, ведь ее население в полтора раза, а площадь — почти в три раза больше, чем у остальных «тигров» вместе взятых.
Кроме того, в 2009 году Южная Корея стала первой страной в мире, которая сумела от статуса получателя помощи Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) перейти к статусу донора.
Промышленность Южной Кореи неразрывно связана с такими гигантами, как Samsung, Hyundai, Daewoo и другими. Со стороны они похожи на типичные западные акционерные компании, но на практике форму полугосударственных мегакорпораций не используют больше ни в одной стране мира.
С корейского языка «чеболь» переводится как «денежный клан». И это не дань истории — и по сей день конгломерат не просто принадлежит одной семье, а управляется членами семьи. На руководящих постах находятся родственники основателя, они же принимают главные решения.
Предшественники чеболей появились в Корее в 1920-1930 годы, в период оккупации. Компании, которыми владели местные жители, крупными быть не имели права — за этим строго следила японская администрация. Однако за десятки лет некоторые предприниматели проявили себя успешнее прочих.
Генерал Пак Чон Хи, де-факто пришедший к власти в стране в 1961 году после военного переворота, осознал, что эти люди — единственный ресурс предельно нищей страны, который может привести ее к успеху. За такую стратегию его до сих пор называют архитектором корейского экономического чуда.
Президент распорядился, чтобы самые инициативные бизнесмены получили правовые и налоговые послабления, крупные госзаказы и помощь в закупке технологий. Промышленность надо было строить с нуля, поэтому чеболи осваивали отрасли в зависимости от желаний государства. В 1972 году глава государства озаботился автомобилестроением, и Kia, Hyundai Motors, Asia Motors и ShinJu предоставили льготные кредиты и поддержку на высшем уровне. В обмен им поставили план по выпуску к 1980 году по 50 тысяч машин.
Исторические корни бизнеса значения не имели. Samsung до Второй мировой войны занимался перепродажей продовольствия. Когда основные склады и заводы в ходе Корейской войны сгорели, глава компании Ли Бен Чхоль переключился на выпуск текстиля, сахара и страховое дело. К настоящему времени Samsung помимо электроники занимается химической, легкой и тяжелой промышленностью, строительством, выпуском автомобилей, маркетингом, страховым делом и кредитами, имеет свою платежную систему.
Hyundai основан в 1947 году как мастерская по ремонту автомобилей. К 1990-м годам компания уже была вовлечена в автомобилестроение, строительство, химическую промышленность, выпуск электроники, финансовые услуги, тяжелую промышленность, судостроение. После смерти Чон Чжу-ёна, основателя чеболя, его разделили на пять независимых подразделений, которыми, однако, управляют родственники умершего. Например, Hyundai Motor сначала возглавлял Чон Монгу, сын Чон Чжу-ёна, а в 2020-м он передал пост своему сыну Чон Исону.
Всего в Южной Корее, по данным национальной Торговой комиссии, 45 конгломератов, определяемых как чеболи. По состоянию на 2019 год на десяток крупнейших из них приходится 27 процентов всех бизнес-активов страны. Пятерка главных чеболей (Samsung, SK, Hyundai, LG, Lotte) на тот момент занимала более половины фондового рынка страны, они отвечали за треть всех торговых операций страны и почти половину корейского экспорта.
Формально чеболи прекратили получать финансовую поддержку со стороны государства, но она им больше и не нужна. Ведь вся конкуренция в стране завязана исключительно на них. Малый и средний бизнес в случае локального успеха выкупается каким-нибудь чеболем.
Поэтому, несмотря на многолетнее лидерство в рейтинге Bloomberg Innovation Index (оценивает развитие инноваций по семи критериям), за все время в стране появилось всего шесть компаний-«единорогов», то есть созданных с нуля стартапов, чья капитализация превысила миллиард долларов.
Наиболее близким аналогом чеболей являются японские дзайбатсу. Более того, иероглифами эти слова из разных языков пишутся одинаково. Дзайбатсу появлялись с 1860-х годов и в свое время играли значительную роль в экономике государства. Некоторые из них, хотя уже с другой формой правления, сохранились до сих пор — например, Mitsubishi и Nissan. Однако американская администрация крайне негативно отнеслась к дзайбатсу, основе экономики имперской Японии, и сразу после завершения Второй мировой войны стала бороться с системой. На смену дзайбатсу пришли кэйрэцу — крупные конгломераты различных производств, но без подчинения одной семье.
США, решительно искоренявшие японские дзайбатсу, смотрели на корейские чеболи куда лояльнее, хотя понятно, что Пак Чон Хи, получивший японское образование, взял с них пример. Причины на поверхности — Южная Корея уважала интересы Вашингтона (порядка 300 тысяч корейских военнослужащих участвовали во Вьетнамской войне на стороне США), а противостояние с КНДР проходило в рамках холодной войны и позволяло на многое закрывать глаза.
Основатель корейской экономики Пак Чон Хи занимался не только ею, но и идеологией. Он сформулировал принципы чучхесон — ответ на более известное северокорейское чучхе. В обеих концепциях говорится о национальной самобытности, опоре на собственные силы и усилении роли государства. Но если в Пхеньяне переосмысливали коммунизм, то в Сеуле подгоняли под себя рыночную экономику с идеей неприкосновенности частной собственности и поощрением частной инициативы. Впрочем, госпланы готовили и те, и другие.
После первого избрания на должность главы государства в 1962 году Пак Чон Хи объявил, что в любом случае покинет свой пост в 1971-м, как и требовала конституция. Но в 1969-м он через подконтрольный парламент провел разрешение баллотироваться еще раз для себя лично. На очередных выборах действующий президент оказался единственным кандидатом, а после победы принялся менять конституцию. Новый основной закон усиливал его влияние, увеличивал промежуток между выборами до шести лет и отменял ограничение по срокам нахождения у власти.
Таким образом, в стране окончательно закрепился диктаторский, а то и тоталитарный режим. Вскоре Пак Чон Хи начал масштабную борьбу с коррупцией. В 1975 году под следствием находились почти 22 тысячи чиновников, а в следующем — 51,5 тысячи. Требования к чеболям скидываться на партийные нужды коррупцией не считалось. Впрочем, как отмечали все исследователи, личных состояний президент и его соратники не нажили.
В 1979 году, как только экономический рост немного замедлился, в стране вспыхнули массовые протесты. На этом фоне глава корейского ЦРУ Ким Джэ Гю застрелил президента, за что через год был казнен.
Следующий многолетний лидер страны Чон Ду Хван, пришедший к власти после военного переворота в 1980 году, продолжил экономическую политику Пак Чон Хи. При нем Южную Корею стали воспринимать как страну первого мира, инфляция остановилась, заработная плата выросла. Однако вскрывшиеся факты пыток оппозиционеров и давление США заставили Чон Ду Хвана отказаться от власти. Его преемником в 1987 году стал Ро Дэ У, а по-настоящему демократические изменения в стране начались спустя шесть лет с приходом к власти Ким Ён Сама.
И только тогда о неприглядных сторонах высшего руководства страны было объявлено публично. Политическая система оказалась коррумпирована целиком и полностью. В 1996 году Ро Дэ У приговорили к 22 годам лишения свободы, а Чон Ду Хвана — к смертной казни. Оба вышли по амнистии в 1998-м, но семью Чон Ду Хвана заставили возвращать государству украденные 370 миллионов долларов. Пятеро бизнесменов, в том числе главы Samsung и Daewoo, тоже получили тюремные сроки, но приговоры были приостановлены.
Слава Ким Ён Сама как борца с коррупцией закончилась, когда его уличили в использовании административного ресурса для помощи лояльным бизнесменам. Одновременно выяснилось, что на свою избирательную кампанию он потратил в три раза больше, чем позволял закон. В 1998 году популярность политика упала ниже пяти процентов, а его младший сын Ким Хен Чхоль получил три года тюрьмы за то, что за взятки действовал в интересах одного из чеболей.
Президент Ким Дэ Чжун стал первым и единственным южнокорейским лидером, кто отработал пять лет и покинул пост в 2003 году без каких-либо проблем. Но уже его преемник Но Му Хён после отставки покончил с собой на фоне обвинений в получении взятки. Пришедшего ему на смену Ли Мён Бака позднее осудили на 15 лет за растрату, взяточничество и злоупотребление властью.
Следом за ним выборы выиграла дочь генерала Пак Чон Хи — Пак Кын Хе. Надежды на нее рухнули после того как выяснилось, что первая женщина-президент принимала важнейшие государственные решения под влиянием гадалки, членов ее секты и жиголо. А кроме того, уже по традиции, были найдены неправительственные фонды, куда чеболи для получения преференций перечисляли сотни миллионов долларов. В 2016 году Пак Кын Хе объявили импичмент, спустя два года, в 2018-м, она получила 24 года тюрьмы.
Во всем мире такая перетряска элиты означает только одно: реальная власть находится в другом месте. Например, на Украине президенты меняются не реже, а вот олигархи свой статус сохраняют. Схожая ситуация и в Южной Корее, несмотря на все претензии к чеболям. Так, председатель правления SK Group Чей Тэ Вон провел за решеткой три года, но в 2016-м вышел на свободу и немедленно был восстановлен в должности. Причем случилось это с ним уже во второй раз. До этого Ли Мён Бак помиловал председателя Samsung Ли Гон Хи, главу Hyundai Motors Чон Монгу и Кима Сын-юна из Hanwha. В 2017 году вице-президент Samsung Ли Чжэ Ён получил пять лет тюрьмы, но через год срок заменили на условный. Впрочем, в январе 2021-го его опять посадили на 2,5 года.
Претензии к диктатуре Пак Чон Хи понять несложно. Спецслужбы максимально жестоко преследовали всех, кто подозревался в связях с нелегальной оппозицией или пытался высказывать недовольство. Ограничение прав и свобод президент объяснял опасностью агрессии со стороны Северной Кореи. СМИ были ручными, молодежи уделялось особое внимание. В 1973 году только за слишком длинные волосы у молодых людей и короткие юбки у девушек, угрожавшие, по мнению властей, идентичности корейцев, были задержаны более 10 тысяч человек. Чон Ду Хван на словах объявил движение на демократизацию общества, но начал создавать культ личности, переписывать историю ради героизации корейцев, а также пытать и уничтожать оппозиционеров. Более 60 тысяч человек были направлены на «перевоспитание», еще десятки тысяч молодых людей отправились в «образовательные центры», где их пытались сломать.
После демократических реформ на первый план вышли совсем другие вопросы, которые актуальны и в настоящее время. Например, гигантские переработки. Еще совсем недавно в Южной Корее рабочая неделя могла достигать 68 часов, то есть более 11 часов в день шесть дней в неделю. Лишь в 2018 году власти понизили максимальную продолжительность труда до 52 часов. Это самая длинная рабочая неделя среди членов ОЭСР. Южнокорейцы работали на 400 часов (50 рабочих дней в России) больше, чем их коллеги в Австралии или Великобритании.
Больной темой для южнокорейцев остаются пенсии. В 2012 году базовый размер покрывал только 16 процентов от минимального прожиточного минимума, но именно в таком виде ее получали 67 процентов граждан старше 65 лет. Из-за этого подавляющее большинство из них пытались работать как можно дольше. В 2016 году более 10 процентов граждан в тюрьмах были старше 60 лет. После окончания срока более 60 процентов пожилых людей совершали новые преступления, чтобы получить крышу над головой и питание.
Проблемы высвечивает и уровень самоубийств — самый высокий среди стран ОЭСР. По состоянию на 2018 год, от них погибают 23 человека на 100 тысяч жителей. Это заметно больше, чем в Японии, России, США и странах Европы. Сравниться с Южной Кореей может только Литва, у которой выше смертность среди мужчин. Самоубийство является главной причиной смерти людей до 40 лет. НКО «Корейская Ассоциация по борьбе с самоубийствами» указывала, что основной причиной являлись экономические трудности. Молодые люди не поступали в университет (или из-за отсутствия бесплатного образования не имели на это денег), не могли устроиться на достойную работу и отчаивались. Пожилые начинали считать себя обузой для близких и сводили счеты с жизнью. Из-за страха перед будущим в Корее сформировалась демографическая катастрофа. Уже к 2045 году она может стать самой старой страной в мире.
Описанные проблемы связаны с экономической системой. Чеболи не имеют социальных обязательств, а власти слишком слабы, чтобы исправить ситуацию. Тем более чиновники после выхода на пенсию стараются устроиться именно туда и не хотят портить отношения. Таким образом, с каждым годом в обществе растет запрос на обуздание семейных конгломератов. Как пишет Синг Онг Ю (Yu Sing Ong) в книге «Азиатский стиль управления», корейцев возмущают многочисленные злоупотребления, взяточничество, развращенность наследников империй. Граждане требуют упразднить семейный стиль правления, а в руководство компаний брать не родственников, а способных менеджеров.
Проблеме социального расслоения и нищеты посвящен фильм «Паразиты» корейского режиссера Пон Чжун Хо — первый неамериканский фильм в истории, получивший главного «Оскара». Газета The New York Times указывала, что в основе выглядящей гротеском для западного зрителя истории бедняков лежат обычные условия жизни значительной части населения Сеула.
Идеи по поводу «чеболизации России» высказывались еще в начале XXI века. В 2002 году комитет Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП) под руководством председателя совета директоров АФК «Система» Владимира Евтушенкова называл такой путь единственно возможным.
В качестве прообразов будущих чеболей назывались «Базовый элемент» Олега Дерипаски, «Интеррос» Владимира Потанина, «Менатеп» Михаила Ходорковского, «Северсталь» Алексея Мордашова и другие компании.
Категорически против выступило банковское сообщество. Как отмечал президент Пробизнесбанка Сергей Леонтьев, под видом чеболизации бизнесмены пытались протолкнуть «создание узкого круга олигархических групп, которые поделят экономику». Международный валютный фонд также предупреждал, что возможный краткосрочный позитивный эффект сменится долгосрочным ущербом, который остановит развитие страны. Позднее иностранные эксперты отмечали, что выбранный страной путь все же отличался от чеболизации.
Во-первых, эпоха первоначального накопления капитала и передела рынка в России закончилась. То есть случайных людей в бизнесе не осталось. А это важно, даже в Корее Пак Чон Хи понадобилось десять лет, чтобы отобрать тех, кому будут выдаваться средства. Во-вторых, у властей на данный момент есть возможность раздавать отрасли крупнейшим бизнесменам. Если в 1998 году доля государства оценивалась в 25 процентов, то уже в 2017-м достигла уровня 60-70 процентов.
Отличительной особенностью начала корейского чуда стала национализация банковской системы, позволявшая контролировать чеболи через выдачу кредитов. В современной России после ряда санаций половина системно значимых банков принадлежит государству. На госсектор приходится две трети активов банков, в первой пятерке крупнейших кредитных организаций частный — только Альфа-банк. По прогнозу рейтингового агентства «Эксперт РА», в 2021 году лишатся лицензии еще 35 банков, а значит, доля государства возрастет.
Как и в четверке «Азиатских тигров», в России развился «кумовской капитализм» (crony capitalism), обозначающий капиталистическую экономику, где успех зависит от связей бизнесменов с государственными служащими. В 2014 году в соответствующем рейтинге журнала The Economist Россия заняла второе место, хотя Гонконг лидировал в нем со значительным отрывом.
Появление национальных проектов также пересекается с принципами корейских пятилетних планов, на долгие годы определивших развитие южнокорейской экономики. В них государство выступало заказчиком, ставило цели и контролировало их исполнение, а крупные компании были исполнителями, за что получали определенные преференции. Программа импортозамещения и упор на национальную культуру, усилившийся в России, вполне отвечает идеям Пак Чон Хи в вопросе опоры на собственные силы и защиты традиций.
Однако есть на пути к развитию по корейскому образцу и трудности. Часть из них лежит в самой основе экономического чуда. Дело в том, что расцвет Южной Кореи начался с массовых закупок технологий, в первую очередь у США. Партнерство с Вашингтоном снимало препятствия для такого импорта. Россия, находящаяся под санкциями, на такого влиятельного союзника рассчитывать не сможет.
В отсутствие зарубежных технологий можно попробовать обойтись своими силами, но для этого следует вкладывать в науку серьезные средства. Как отмечает Счетная палата, пока этого не происходит. Аудиторы указали, что низкие зарплаты ученых провоцируют утечку мозгов, а темпы создания и обновления научной инфраструктуры существенно отстают от мировых. К такому же выводу пришел и профсоюз работников Российской академии наук (РАН).
Южная Корея с 1960-х годов делала ставку на экспорт своей продукции, пользуясь большим спросом и очень дешевой рабочей силой. На тот момент у нее практически не было конкурентов на этом поприще, но в XXI веке каждый, кто захочет пойти по такому же пути, столкнется с Китаем.
Еще одним препятствием в ближайшем будущем становится климатическая повестка. Продукция российских предприятий может оказаться недостаточно «зеленой», чтобы пользоваться спросом на крупнейших рынках. В случае введения экологических сборов, а также изменения правил инвестирования крупнейших мировых фондов Россия столкнется с ненужностью собственных товаров и нехваткой заемных средств.
Одним из главных преимуществ Южной Кореи стал интенсивный труд, которым компенсировали его слабую эффективность. В 2014 году по этому показателю республика была в среднем в полтора раза хуже развитых стран мира. В России эффективность труда также низка, но резкое увеличение количества рабочих часов в году вызовет социальные потрясения. Более половины граждан страны, напротив, считают необходимым увеличить число оплачиваемых выходных дней.
Придется как-то решать и проблему социальных выплат. Основанная на чеболях экономика не может справиться с ней десятки лет. В 2015 году социальные расходы по отношению к ВВП в Корее были почти в два раза ниже, чем в среднем среди стран ОЭСР. В России, где пенсионная реформа является крайне болезненной темой, а разработку очередной версии проводят под грифом «секретно», ухудшение ситуации может вызвать протесты.
Отдельным вопросом остается клановое управление чеболей, то есть через семьи владельцев (иная форма подразумевала бы уже кэйрэцу). Для традиционного иерархичного общества Южной Кореи такая политика позволяла удержать бизнесменов на родине и делала их более ответственными. Дети, воспитанные в специфических условиях, также оказывались сильнее привязаны к своей стране. В России общество значительно более космополитично, и решать задачу национализации элиты придется более сложным путем.
И наконец, эффективными в развитии экономики чеболи оказались в прошлом веке. С того момента ситуация сильно изменилась, и в самой Южной Корее их уникальность считают сдерживающим фактором. Даже вице-президент Lotte Group Хван Каг Гё, напоминая о заслугах чеболей, признает, что отношение в южнокорейском обществе к ним негативное. То, с чем соглашались люди в чрезвычайно бедной стране, становится неприемлемым в гораздо более богатой.
Таким образом, при всей привлекательности состояния южнокорейской экономики и ее места в мире, чтобы использовать подобную систему в России, ей потребуется существенная доработка. Иначе реализовать идеи, зародившиеся в условиях нищего, почти тоталитарного общества, на практике будет непросто.