"Я не ищу гармонии в природе", - сказал поэт. Почему же мы ищем ее в делах человеческих? На этот вопрос есть старинный мифологический ответ. Что делает здесь у нас на севере это греческое имя? Древние греки считали Гармонию дочерью бога войны Ареса и богини любви Афродиты. И похожа она на отца и на мать. Почему же у сегодняшней нашей Гармонии такое не вполне человеческое лицо? Для Афродиты она слишком безобразна, для Ареса - слишком труслива.
Вот вам, к примеру, гармония церковная. Ну что заставляет диакона Андрея Кураева, наставляя на путь истинный будущих священников, преобразовывать слова из своего профессионального душеспасительного лексикона в нечто не совсем кошерное? Вот, к примеру, греческое слово "катехизис" обычно употребляется по-русски в значении "устное наставление, поучение, внушение". Но что тогда означает выражение отца диакона "катехизните по самое не могу"? То же и со словом "миссионер". Оно - латинское, но и по-русски употребляется в значении "человек, распространяющий свою веру среди неверующих или инаковерующих". Что в таком случае означает выражение "отмиссионерьте девочку с дискотеки"?
Инстинктивный ответ на этот вопрос гласит: слова "катехизните по самое не могу" и "отмиссионерьте" приобретают смысловую окраску бранных слов, обозначающих половой акт. Есть такая фигура речи, обратная эвфемизму (это когда вместо "в уборную" говорят "кое-куда"), - эсхрофемизм называется (это когда нельзя сказать "кончить", чтобы кто-то не подумал о неприличном). Эта фигура речи применяется, когда человек за всяким невинным словом видит непристойность. В романе Франсуа Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль" есть занятный персонаж - монах Ейвставий. Имя, как вы понимаете, придуманное переводчиком Николаем Любимовым, тоже русско-греческое, возникшее, если кто не понял с первого раза, на полпути от греческого имени Евстафий - "стойкий" (надо полагать, в монашеском подвиге) к русскому глаголу "вставить", чем-то неуловимо напоминающему столь же невинный глагол "кончить".
Большинство населения нашей страны постоянно пользуется подобными словами. Отчасти по той же причине, по какой это делал и Рабле. Ничто так не заедает, как пустосвятство, ханжество, лицемерие. Не ответить лживому пастырю его же монетой нельзя. Но что остается делать, когда сам промывающий по самое не могу мозги молодежи диакон заговаривает на этом понятном народу языке? Он ведь под другую гармонию подписку давал сам знает кому.
Итак, блатное слово перестало восприниматься как блатное. Перестало казаться блатным. Но перестало ли оно и быть блатным? Пока нет. Границы допустимого духовное и физическое начальство испытывает на людях регулярно. Сначала это может нравиться обеим сторонам: свой парень рубит сплеча. Но блатной словарь очень быстро кончается. А когда перестает действовать сильное разнузданное слово, в ход идет металл. И тут уж ничего не попишешь. Сильные слова нужно знать. Но их совершенно не обязательно засовывать в свою речь по самое не могу. Потому что насуют и тебе. По самые помидоры. Такова краснорожая гармония социальной природы.