Заповедник гоблинов Кто развязал войну в Приокском заповеднике: репортаж "Ленты.ру"

"В дурку едешь?" - спросил таксист на привокзальной площади подмосковного Серпухова, когда я попросил отвезти меня в деревню Данки. "Да вроде бы рано еще", - осторожно ответил я. "Странно, - сказал таксист. - Обычно в Данки едут те, кому в дурку. Или их родственники, мало ли". Но кроме психоневрологического интерната №2, расположенного на том самом 101-м километре от Москвы, в Данках есть еще и дирекция Приокско-террасного государственного биосферного заповедника. Его коллектив пишет открытые письма и заявления в прокуратуру на собственного директора. У того неизвестные сожгли машину, и он подозревает, что это сделали бандиты, с которыми сотрудничают некоторые подписанты открытых писем. В общем, полноценная война.

Со старшим государственным инспектором заповедника Николаем Князьковым мы встречаемся у входа в дирекцию. За несколько секунд до нашей встречи Князькову из дирекции сообщили, что его должность будет сокращена. Официальной бумаги нет, но информация из надежных источников. "Это же произвол, - говорит Князьков. - Допустим, директор хочет избавиться лично от меня. Но как заповедник сможет без старшего госинспектора? Это абсурд, у нас тут все так!" Рядом с нами мнется еще один мужчина - инспектор, его зовут Влад. Влада тоже пообещали уволить - за прогул, хотя в как бы пропущенный день он был на территории заповедника и тому есть свидетели.

Мы идем к Князькову домой, он живет здесь же, на территории заповедника - в небольшом уютном двухэтажном доме. Жена Князькова угощает бутербродами с козьим сыром; она его сама сделала, и козы тут неподалеку пасутся. Князьков рассказывает, что проблемы начались, когда после двух предыдущих руководителей - кандидатов наук - Приокский заповедник возглавил воевавший в Афганистане десантник Андрей Ивонин. "Позиционировал себя как борец с браконьерами, жесткий руководитель, а потом мы быстро поняли, что он обычный жмот", - рассказывает Князьков. Он говорит, что сотрудники заповедника - люди интеллигентные и неконфликтные. Но сначала они столкнулись со своеобразной манерой директора Ивонина вести рабочие совещания ("В слезах некоторые выходили, говорили: в душ бы, чтобы смыть эту мерзость"), а потом и с тем, что у них резко сократилась зарплата. Начало копиться недовольство, пошли разговоры.

Часом позже я переадресовал претензию о некорректном общении с сотрудниками самому Ивонину. "Ученые обижаются", - говорю. "Х*й я клал на ученых, - ответил Ивонин. - Я здесь Родину свою защищаю. А этим ученым лишь бы продаться куда, и желательно на Запад". Потом он немного смягчился: "Хотя и понять их тоже можно. Вот Михаил Калашников гений был, его автоматы на государственных флагах нарисованы. У него денег столько должно быть, чтоб мог на Луну летать - поссать, если приспичило. А живет в нищете, так что ладно". Представить, какое впечатление такие речи производят на проработавших тут всю жизнь экологов, биологов и геологов, стало совсем несложно.

Терпение сотрудников лопнуло, когда Ивонин назначил себя единственным распорядителем так называемой "черной кассы". В ней на тот момент было около 7,5 миллиона рублей. Она существует с 1990-х годов, с того времени, когда у государства на заповедник денег не было и он искал средства везде и всюду. В последнее время "черная касса" пополнялась из средств, которые платили экскурсанты. Неучтенные деньги спокойно лежали в сейфе и на пластиковой карте предыдущего директора. Расходовались на приобретение техники, мелкий ремонт, выдавались сотрудникам в качестве премий или материальной помощи. Это положение дел устраивало всех.

Один из работников заповедника написал на Ивонина в ОБЭП. Директор сказал, что он к этим деньгам отношения не имеет и принадлежат они трем женщинам-экскурсоводам - заслуженному педагогу и двум матерям-одиночкам. Им, если что, и сидеть. Возмутившись, 22 из 35 постоянных сотрудников заповедника написали открытое письмо сначала в Минприроды, а затем и Владимиру Путину . В нем было написано, что земли заповедника незаконно переводятся администрацией Серпуховского района под дачную застройку. Что некая организация ООО "Экогарант" была нанята Ивониным для расчистки леса, однако расчистила мало, а денег получила много.

"Этот "Экогарант" - его, Ивонина, друзья какие-то", - говорит госинспектор Князьков. "Какие друзья, Коля, братки это", - поправляет его жена.

Еще в письме говорится о том, что из 16,5 миллиона рублей, выделенных заповеднику из федерального бюджета, Ивонин смог освоить только 5,9 миллиона, и поэтому хозяйственник из него никакой. Зато в заповеднике весело прошел день ВДВ: с гонками на джипах и квадроциклах по заповедным тропам. Сотрудники, говорит Князьков, там даже марихуану потом нашли. На сороковом кордоне заповедника находится гостевой домик. Раньше там останавливались студенты-практиканты, временные сотрудники. Сейчас доступ им всем туда закрыт, а на гостевом домике появился транспарант "Кто воевал - имеет право". Кто в домике живет - непонятно.

Но вот что, по мнению авторов письма, самое главное: Ивонин является активным лоббистом перспективного генплана развития поселений Республика и Лужки, расположенных в самом заповеднике или на его границе. Перспективный план позволит высвободить для строительства не меньше 200 гектаров земли, которая оценивается в 3 миллиарда рублей. Князьков показывает несколько постановлений, подписанных главой Серпуховского района Александром Шестуном о передаче земель в районе Лужков под дачное строительство. От 150 тысяч квадратных метров. Князьков уверен, что Ивонин дружит с Шестуном и такие постановления - плод этой дружбы.

По итогам полицейской проверки было заведено уголовное дело по части 3 статьи 160 УК РФ (присвоение или растрата с использованием служебного положения - до шести лет лишения свободы). Рядовое дело неожиданно затребовало Главное следственное управление ГУ МВД Подмосковья, закрыло его и объявило строгий выговор тем, кто завел. Сотрудники заповедника написали письмо министру МВД Владимиру Колокольцеву и даже добились встречи с ним; тот дал команду возобновить дело. Следствие закончено, при этом где те самые 7,5 миллиона из "черной кассы" - никому не известно. Но точно не в материалах дела.

В кабинете Андрея Ивонина - юбилейные гравюры с праздников Рязанского десантного училища. В комнате отдыха при кабинете - портрет Иосифа Сталина с подписью "Наше дело правое. Мы победим" и фотография двух только что вылупившихся птенцов, тянущих вверх клювы. "Давай честно, не понимаю я ничего во всей этой биологии, я даже не знаю, чьи это птенцы. Для себя их Вова и Дима называю. Смотрю - и насмотреться не могу, прям кончаю, - рассказывает мне Ивонин. - Но я считаю так: если умеешь управлять, то справишься". Я интересуюсь, как он вообще оказался в заповеднике. "Вы, может быть, человек Бориса Громова?" - спрашиваю. Ивонин это отрицает.

Но даже то немногое, что он рассказывает о своей биографии, впечатляет. Ивонин воевал в Афганистане, был контужен и многократно награжден. С Громовым тогда не познакомился. Свою деятельность в 1990-е годы он в рассказе опускает, лишь упомянув, что знаком да и просто дружит со многими ворами в законе и просто с "уркаганами, которым тюрьма помогла, понятиям научила". В 2008 году баллотировался на должность главы Сергиево-Посадского района, но проиграл кандидату от "Единой России" ("Я на "Единую Россию" не в обиде, х*й с ним"). С Борисом Громовым Ивонина познакомил их общий, как утверждает директор заповедника, друг Иосиф Кобзон. Но подружиться с Громовым так и не получилось. "Нукеры не пустили", - предполагает Ивонин (нукер - это слово из монгольского языка времен татаро-монгольского ига; означает - вассал, приближенный). До заповедника Ивонин работал начальником службы безопасности охранного холдинга. Кто пригласил его в заповедник - он так и не сказал.

"Мне предложили приехать сюда замдиректора по административным вопросам, - говорит Ивонин. - Посидеть, подождать, пока нового директора назначат, опыта набраться. Я и согласился: хуже, говорю, не сделаю, потому что хуже, чем тут есть, просто невозможно". Новый директор так и не приехал, а старый ушел и забрал из кабинета вообще все, включая какие-то игрушки. Игрушки, правда, потом принес. "Я ему говорю: забери их на х*й и у*бывай отсюда", - вспоминает Ивонин. Так и произошла смена власти в Приокском террасном заповеднике.

С коллективом у Ивонина отношения сразу не сложились: "Не те это люди, чтоб сесть спокойно, по рюмке, поговорить". Плюс не приучены к дисциплине. "Да если б мне дали приказ и я его полгода выполнить не мог - я бы застрелился и в мусорный бак потом сам залез, чтобы боевые товарищи об меня не марались", - негодует директор. Он вспоминает, что на первом собрании объявил: или работайте так, чтобы стать самыми лучшими, или увольняйтесь. "Половина глупо заулыбалась, как будто из психбольницы сюда веселый газ периодически доходит, и продолжили работать на себя", - злится он.

Подписантов открытых писем Ивонин презрительно зовет "союзом писателей" и рассказывает много плохого про каждого из них: "Вон есть у меня некто Пилов, мастер участка, зарабатывает копейки, а сын в Англии учится. За счет заповедника двухэтажный домик себе с семьей построил. Машины меняет раз в полгода. Комиссия из министерства когда приезжала, они ему погоняло прих*ярили - Распилов". Зарабатывают сотрудники заповедника, по мнению директора, на охоте для высокопоставленных лиц, в том числе из правоохранительных органов (на территории заповедника она строжайше запрещена) и на вырубке леса (разумеется, тоже запрещена). Отметим, что упомянутая Ивониным комиссия нарушения нашла, но оргвыводов не последовало.

Еще один источник заработка и постоянных конфликтов - двухкилометровая охранная зона вокруг заповедника. Строить на ней по закону ничего нельзя, но каким-то непостижимым образом вся эта земля находится в частных руках, причем у некоторых лэндлордов солидное криминальное прошлое. "Перекрыл тут воздух одному чуваку-писателю, так вокруг меня сразу стал Граф бегать, кричать, что он меня завалит. Что вообще? Меня, бл*дь? Офицера-десантника?!" - негодует Ивонин. "Граф - это авторитет какой-то местный?" - спрашиваю. "Да какой там, - отмахивается Ивонин. - Граф в 1990-е подольскую братву помог упаковать. Парни по червонцу получили, так что какой там авторитет".

За несколько дней до моего приезда неизвестные сожгли Nissan Ивонина. Кроме того, на днях неизвестные разбросали на дороге шипы, и на нескольких автомобилях заповедника пришлось менять колеса. Ивонин подозревает в этом Графа. Он и его люди - вроде как через посредников среди сотрудников заповедника - претендуют на 15 гектаров земли стоимостью 15 миллионов долларов. "Я ему передал, что я ему, суке, дышать здесь не дам. Чтоб он от меня отвернулся и от семьи моей отвернулся", - говорит директор заповедника.

Я уточняю, действительно ли он подозревает подписавших открытое письмо в сотрудничестве с криминалом. Директор утвердительно кивает. Я спрашиваю его про деятельность ООО "Экогарант". Ивонин говорит, что с 2012 года предприятие очищает лес бесплатно, безо всяких договоров и буквально в промышленных объемах. На вопрос, как такое возможно, директор говорит: "Да у них руководитель друган мой, служили вместе, вот и договорились". Я спрашиваю про передел земли в случае реализации перспективного плана расширения деревень. Ивонин довольно улыбается и берет калькулятор. "Так, 7,5 миллионов из этой кассы я уже сп*здил, - приговаривает он, сосредоточенно считая. - Если еще добавить - мастерство же совершенствовать надо - получится... Миллион долларов! А что, нормально".

"Я на государственной земле сижу, она не в составе района, ну кому и как я ее продам - не понимаю. Зато писатели, наверное, понимают", - зло говорит он.

Потом мы идем курить в комнату отдыха. "Сколько ни разговариваю с директорами других заповедников, везде одно и то же. Лес налево толкают, охота эта. Недавно охотничью вышку нашли, обрушили, смотрим - а там ментовская шинель. Ну что такое". Ивонин мечтает проработать директором еще два года и создать в Приокском заповеднике что-то вроде зоопарка и просто парка: "Только особо одаренные же поедут за сто километров из Москвы - всего-то на зубров смотреть. А мы сделаем по-другому".

Я возвращаюсь домой к Николаю Князькову и спрашиваю про охоту и про то, что он лес рубит и продает. Про охоту и отдельных сотрудников, замешанных в ней, сотрудник заповедника подтверждает. Свое участие в рубке леса не просто отрицает - еще и показывает объяснительную записку об исчезновении древесины, оставшейся после вырубки деревьев, угрожающих упасть на ЛЭП. Договор о ее вывозе был заключен руководством заповедника без ведома главного госинспектора. "Колоритный у вас директор", - говорю. "Кадавр, - отвечает жена Князькова, - просто кадавр. Дотянется, до чего сможет, а потом лопнет. Стругацкие все правильно написали".

Князьков подвозит меня до вокзала в Серпухове. Мы проезжаем мимо дирекции, у входа в нее сидит человек. Увидев машину, он сразу берется за телефон. "Обо всех моих передвижениях докладывает директору, - реагирует Князьков. - Я привык уже". Ивонин обещает так или иначе уволить всех сотрудников, кто не откажется от своих подписей под открытыми письмами против него. Пока из 22 человек уволено 11.