На рассмотрение в Госдуму внесен законопроект, упрощающий выдачу рецептов на психотропные и наркотические препараты. В случае принятия он кардинально изменит отношения между медработниками и онкологическими больными. Одни перестанут беспокоиться о легальности выдачи таких рецептов, а другим не придется в муках выпрашивать очередную дозу обезболивающего. Вот только шансов на то, что законопроект будет принят, не много. В стенах парламента находится сразу несколько аналогичных документов, и пока ни один из них не был принят.
До декабря 2012 года рецепт на получение обезболивающего препарата, в состав которого входит какое-либо наркотическое вещество, получить было исключительно сложно. Родственникам больного, который по состоянию здоровья не способен выходить на улицу, приходилось каждую неделю дежурить у кабинетов врачей, ожидая одну из необходимых подписей. Рецепт имел срок годности — пять дней. Если по каким-либо причинам (будь то отпуск или незапланированное отсутствие врача) на шестой день недоставало одной из подписей, сбор врачебных автографов приходилось начинать сначала. В декабре 2012 года стало слегка легче — в силу вступил приказ Минздрава. И для получения рецепта достаточно стало одной подписи лечащего врача или онколога. Но это на бумаге.
На деле же новое предписание работает далеко не везде, а необходимые тяжелым больным препараты по-прежнему достаются с большим трудом.
Улучшить ситуацию призван законопроект, предполагающий смягчение наказания за нелегальную выдачу рецептов на получение анальгетиков для больных раком. Его написал выпускник «Пироговки», а ныне член Совета Федерации — Антон Беляков.
По словам Белякова, зачастую врачи отказывают пациентам в назначении необходимых наркотических средств, боясь брать на себя ответственность. По той же причине они стараются не хранить сильнодействующие анальгетики в больницах. Все это объясняется страхом перед уголовной ответственностью: больницы часто подвергаются проверкам ФСКН. «Сегодня по уголовным делам, возбужденным против медиков, ФСКН отчитывается, как по оперативным мероприятиям по пресечению незаконного оборота наркотиков, — объясняет Беляков, добавляя, что выслеживать вооруженных контрабандистов с «проверенными каналами поставки, с коррумпированными сопровождающими намного сложнее, чем поймать медсестру на том, что она неправильно утилизировала шприц».
«Если у врача есть основания полагать, что конкретному пациенту необходимы обезболивающие, он имеет полное право их выписывать», — говорит Беляков.
Собственно, сенатор и предлагает наказывать врачей за неоправданный отказ в выдаче лекарства. В его законопроекте отказ нуждающемуся пациенту в получении сильнодействующего анальгетика приравнивается к неоказанию помощи и нанесению морального ущерба больному и его родственникам. Нарушителям грозит штраф на сумму от 500 до 2000 рублей. Вместе с тем в законопроекте четко прописано, что нарушившему порядок выдачи рецептов на необходимые онкобольному лекарства наркотического ряда не может быть применено наказание в виде лишения свободы.
«В отношении врачей идет «охота на ведьм», которая довела ситуацию до абсурда», — сетует сенатор от Владимирской области. По его мнению, для слежки за врачами в большинстве случаев нет особых причин. Но получается, что следят почти за всеми.
Безысходное отчаяние
На сегодняшний день почти 80 процентов онкобольных не могут получить необходимое обезболивающее лекарство. По статистике Всемирной организации здравоохранения, Россия занимает 38-е место в Европе и 82-е в мире по доступности наркотического анальгетика. Россиянину почти в 200 раз сложнее получить обезболивающее, чем европейцу. Отсюда нередкие случаи самоубийств и незаконной эвтаназии. По словам Белякова, доходит до того, что дети бывают вынуждены умертвить родных отцов и матерей, чтобы те не страдали.
Большой резонанс в обществе получило самоубийство контр-адмирала ВМФ Вячеслава Апанасенко. Мужчина страдал раком поджелудочной железы в терминальной стадии. 10 февраля он смертельно ранил себя, выстрелив из наградного пистолета и спустя четыре дня умер в реанимации. Причиной, толкнувшей 66-летнего мужчину на суицид, послужило отсутствие одной из необходимых печатей на получение анальгетика. Это была последняя надежда Апанасенко на уменьшение неутихающей боли. Его супруга многократно пыталась получить рецепт на необходимое обезболивающее, но тщетно. Контр-адмирал оставил предсмертную записку: «В моей смерти прошу винить правительство и Минздрав... Не могу видеть страдания и мучения своих родных».
Уже на следующий день после смерти Апанасенко вице-премьер Ольга Голодец попросила Министерство здравоохранения проверить, почему контр-адмиралу отказали в обезболивающих, и привлечь виновных к ответственности. Виновных нашли — трем врачам был объявлен выговор, а главного врача по медицинской части поликлиники уволили.
После этого случая федеральная служба РФ по контролю за оборотом наркотиков потребовала упростить выдачу обезболивающих больным. Кроме того, депутат Николай Герасименко внес в Госдуму законопроект об ускоренной выдаче сильнодействующих обезболивающих препаратов онкобольным и другим пациентам с тяжелыми заболеваниями. В том же документе предлагалось увеличить срок действия рецептов с 5 до 30 дней. Впрочем, пока законопроект так и не был рассмотрен.
Зато за решение проблемы вроде как взялось правительство. В апреле премьер Дмитрий Медведев подписал постановление, упрощающее использование наркотических средств и психотропных веществ в медицинских целях при сохранении необходимых мер контроля их оборота. А в начале мая правительство поручило сразу четырем министерствам и ведомствам до 22 июля 2014 года разработать документ, который позволит упростить выдачу тяжелобольным людям наркотических лекарственных средств, говорится в поручении, опубликованном на сайте правительства в понедельник, 5 мая.
Но пока чиновники разбираются в том, как совершенствовать законодательство, люди продолжают страдать. Все чаще сообщается о суицидах неизлечимо больных, которые не в силах справиться с собственной болью и болью, доставляемой близким. Только в марте 2014 года за две недели правоохранительные органы зафиксировали сразу несколько случаев самоубийств в Москве. Возраст погибших онкобольных варьируется от 52 до 76 лет. Как правило, большинство из этих людей оставляли записки, в которых указывали, что больше не могут мириться с болезнью и выносить мучения.
Первый Московский хоспис Веры Миллионщиковой
Фото: Павел Смертин / ИТАР-ТАСС
«Я жив, но, судя по всему, это временно»
«Если человека нельзя вылечить, это не значит, что ему нельзя помочь» — в Москве установлено большое количество придорожных баннеров с этими словами, но мало кто понимает их истинное значение. Антон Буслов — инженер-астрофизик узнал о том, что болен раком лимфатической системы в 2010 году: «Мне поставили диагноз в РОНЦе, там же списали на метрономную терапию, сказав, что большего сделать не могут. Тогда, в конце 2012 года я собрал в интернете денег на современный препарат, который был выпущен только в США, и уехал лечиться. После препарата была трансплантация костного мозга. И вот — живой. Хотя в Москве прогнозировали, что жить мне осталось года полтора-два».
Антон Буслов на себе испытал методы лечения рака в России и в США: «При выписке больного в Америке его снабжают полным набором таблеток, которые помогут ему справиться с нестерпимой болью. В США вообще любой пациент с признаками болевого синдрома получит обезболивание независимо от статуса и легальности пребывания в стране. У меня была боль — медсестра выписала мне рецепт, так как доктор все авторизовал ранее. Я пошел в аптеку, показал паспорт, и через 15 минут у меня были пластыри и таблетки. При том, что я — иностранный гражданин. После использования пластырь мне просто нужно было смыть в унитазе. А в онкоцентре Самары всем массово делали уколы кеторолака — это ненаркотический анальгетик. По сути, все онкоотделение обезболивали им, хотя в общей практике в США при таких же проблемах мне давали оксикодон (морфиевый анальгетик)».
Историей своей болезни поделилась Наталья Иванова. У нее рак молочной железы третьей стадии. Молодая женщина говорит, что испытывает постоянные унижения, когда приходит в больницу за помощью: «Во-первых, нет никакого сострадания, наступает адское одиночество и страх. Люди в основном черствые к чужой беде, думают, что их это никогда не коснется. Сейчас у меня еще подозрительно болят ноги, нужно делать сканирование костей, пока колю себе разные обезболивающие, но переживаю и боюсь того момента, когда мне понадобятся сильнодействующие препараты, а мне их негде будет достать. Мы никому не нужны, обидно до слез».
Впрочем, иные не могут и говорить. Дочь одной из онкобольных терминальной стадии в личной беседе с «Лентой.ру», призналась, что ее мать уже не может разговаривать, она только издает стоны от боли. Врачи в их случае советуют смешивать различные обезболивающие в надежде, что больному полегчает. При этом не дают точных указаний, в каких пропорциях разводить препараты.
Реалии таковы, что онкологически больной человек обречен на мучительное сгорание, а несогласие приводит к готовности добровольно уйти из жизни.
Пессимистично на ситуацию смотрят не только сами онкобольные, но и авторы законопроекта об упрощении выдачи обезболивающих препаратов онкобольным. Антон Беляков считает, что выдвигаемые в Госудуму тезисы будут усиленно опровергаться, в первую очередь, ФСКН. Поэтому сроки принятия законопроекта размыты. Хотя депутат также подчеркнул, что несмотря на все препятствия, будет продолжать вести консультации с медицинскими учреждениями, с хосписами, которые поддерживают его инициативу. В ближайших планах у члена Совета Федерации получить отзыв Верховного суда на внесение в Уголовный кодекс РФ изменений, направленных на предотвращение патологического преследования врачей: «Необходимо четко понимать, медицинские работники — это не мафия, а люди, которые помогают справиться пациентам с нестерпимой болью».
«Я жив, но, судя по всему, это временно... — вздыхает Антон. — Есть вероятность рецидива, есть какие-то не очень понятные сложности с текущими реакциями и болью в голове. И вот последний фактор для меня правда важен, потому что у меня наградного пистолета нет и если что, решить проблему так не получится. Хотя для себя еще на этапе начала лечения я твердо решил, что если придется — буду решать ее так, и не буду мучить окружающих», — откровенно признался Антон Буслов.