Дима Мишенин, лидер легендарной digital art-группы DopingPong, давно грозился написать для нас мемуары о ряде знаковых для петербуржской культуры событий, которые мы в силу расстояния пропустили. В частности, это питерские Форты, по образцу которых делались многие подмосковные рейвы. Публикацию мы приурочили к двум выставкам, которые открылись на этой неделе: большой «Другой столице» в музее Москвы (Москва), которая посвящена ленинградскому искусству, но полностью игнорирует тесно связанную с рейв-культурой Новую Академию, и маленькой выставке вариопринтов DopingPong «Зодиак» в Savinagallery (СПб). Анимированными вариантами этих принтов мы иллюстрируем рассказ Димы Мишенина о первом рейве на Финском заливе. Чумной форт, 2000 год.
Думаю, мой запоздавший на 15 лет репортаж отличается от большинства написанного на данную тему одним — я никогда не был диджеем, промоутером или драг-дилером. А значит, был ужасно далек от рейв-культуры.
Я не помню, где и как узнал о первых фортах. Скорее всего, в клубе «Декаданс», который частенько тогда посещал, чтобы перекусить. Он находился на Английской набережной, и там подавали самый вкусный грибной жюльен. Мне нравилось там обедать с друзьями, обсуждая за столом всевозможные делишки. Новость была из разряда «как лучше провести уикенд». Типа — парни впервые устраивают большой рейв на настоящем острове, вроде никто ничего подобного до них не делал. А давайте поплывем все вместе и посмотрим на это чудо. Поплыли, конечно! Тем более — все вместе. Так гораздо интереснее!
И вот мы прибыли на условленный гранитный причал в центре Санкт-Петербурга и загрузились со всеми остальными счастливчиками на теплоход под названием «ХАН». Все были уже как следует разогреты и навеселе. Но даже те, кто еще не был, вскоре были обдолбаны и от этого счастливы.
Все, кроме меня. Жена потягивала коктейли и пританцовывала, а я ничего не употребил и стоял трезвый как стеклышко, флегматично подпирая стену. Друзья удивлялись, почему я такой грустный, предлагали зайти в рубку к капитану, который, с их слов, торговал счастьем. Но у меня возникло желание посмотреть на все происходящее безо всякой химии и алкоголя. Не было настроения изменять сознание. Было желание увидеть нечто новое и получить свой приход именно от этого.
Забавно, что мы с женой тогда снялись для обложки первого русского издания книги Ирвина Уэлша «Экстази», где передавали символическую Е-шку с одного языка на другой, как бы символизируя этим перевод культового романа с английского на русский. Но мы оказались чуть ли не единственными на этом корабле, кто экстази не съел.
Зажигательные танцы начались прямо там. Ночная дискотека должна была развлечь пассажиров до того, как они прибудут на таинственный остров. Работал бар, алкоголь лился рекой по бокалам и стаканчикам для подготовленных химическими допингами и ушедших в отрыв VIP-пассажиров.
Моя жена скептически оглядела присутствующую публику и заявила:
— Дима, если сейчас этот корабль затонет, то ко дну разом уйдет вся питерская богема и СПб наконец-то станет культурной столицей.
Действительно, там были буквально все: от Африки до меня. Мысль эта мне показалась крайне забавной. Угрозы я точно никакой не почувствовал.
И вот за такими слегка апокалиптическими фантазиями, очень характерными для Миллениума, среди экстатических танцев на палубах мы плыли неизвестно куда в полнейшей темноте, излучая свет и разнося волны музыки по Финскому заливу. Со стороны, должно быть, корабль выглядел как безумная версия Ноева ковчега, до краев заполненного всеразличными тварями...
Из обрывочных фраз, брошенных задыхающимися от счастья людьми, стало понятно, куда мы движемся. Целью нашего плавания был Чумной форт. Он получил такое название из-за «Особой лаборатории по исследованию чумы», которая находилась там долгие годы. Стрема и паранойи и по этому поводу не возникло ни у кого. Всеобщая эйфория располагала не к паранойе, а к полному расслабону. Страх как класс категорически отсутствовал на корабле.
Посудина наша, замысловато маневрируя, плыла довольно долго, наверное для того, чтобы распродать все запасы экстази и алкоголя. Мы нарушили все расписание и в связи с тем, что наш наркобот порядком задержался, попали на искусственный остров в самый разгар праздника. На разбитом временем и ветрами причале форта, уже глубокой ночью, впотьмах, нас радостным воем встречала жутковатого вида толпа. Многие, порядком измученные рейвищем, хотели на берег, в цивилизацию, которая была далеко. Мы же, в отличие от них, были свежи и открыты для новых впечатлений.
Как сейчас помню момент швартовки у Форта Александр и поток восторженного многоголосого мата, который пролетел над водой при виде удивительного зрелища. Мы подплывали к развалинам Форта, изнутри которого бил свет стробоскопов и звучала хаус-музыка. Вид был настолько диким, что все, кто стоял на палубе, восхищенно исторгали один лишь мат, которым русский человек испокон веков выражал всю глубину переживаемого счастья или горя. Учитывая химический контекст происходящего, все натурально преисполнились экстазом. Стало ясно, зачем мы плыли и куда. С корабля к берегу неслись голоса и свист… а нам отвечали электрозвуки из-за крепостных стен и лучи прожекторов.
Так я и прибыл на остров — в своем уме и без всякого умопомрачения. Остальные же в состоянии неконтролируемой эйфории подрагивали от нетерпения, пока к кораблю подавали трап. А потом десант счастья высыпался на причал и побежал вприпрыжку в форт — танцы танцевать. Я спокойно высадился и неспешно направился на экскурсию. Атмосфера, скажу вам, была сумрачная. Несмотря на бледные ошметки белых ночей и повсеместные огненные и лазерные шоу.
Всего на искусственном острове собралась пара тысяч человек из двух столиц. Сколько было танцполов — я сосчитать не смог. Танцевали везде. Даже там, где танцполов не было и, ввиду опасности, быть не могло. Говорили, что кто-то приплывал туда на резиновых лодках, кто-то на яхтах и частных катерах…
Не могу сказать, что увидел столпотворение. Все были растворены на большом пространстве форта, разных танцполах и закутках. Было нереально интересно гулять и наблюдать за всем, что происходит. Болтать в ночи со всеми, кого встречаешь. А встречались персонажи самые неожиданные. Вот Гоша Куценко в гранжевой шапочке, натянутой на лысину, а вот Олег Цветков в костюме морячка и совершенно убранный, или вот знакомый драг-дилер с улыбкой, как у голливудской звезды, и взглядом, как у героини в «Экзорцисте».
Главное было никуда не свалиться. На опен-эйрах это основное, о чем всегда следовало помнить. В 1997 году на рейве в «Знаменке», свалившись с одной из разрушенных стен дворца-усадьбы, разбилась девушка (никто, впрочем, этого не видел, но память об этом жила и передавалась как городская легенда из уст в уста). Хлипкие веревочные заграждения в проходах на высоте нескольких этажей, всеобщее многолетнее запущение, отсутствие ремонта и мер безопасности... Перспектива несчастного случая была, наверное, второй опасностью на острове, после наркотического обезвоживания организма. Впрочем, от последнего всех спасала минералка и бесперебойная торговля чаем. Угроза обрушения и обвала от нашествия невменяемых техно-варваров с их киловаттами звука была вполне реальной, но, как и наше плавание с командой, пребывающей в измененном состоянии сознания, это были риски, на которые в то время привыкли не обращать внимания ради хорошо проведенных выходных. Было страшновато забираться куда-то и смотреть как танцует народ на самом краю полуразвалившихся крепостных стен. Должно быть, из-за моей трезвости присутствовало тревожное чувство, что кто-то непременно сорвется, куда-то свалится и упадет. У всех же остальных его напрочь вытеснила химическая эйфория. Все заграждения в разрушающемся форте были весьма условные: облокотись на любое, и тут же свалишься вниз. Но обторчанным и пьяным людям, которые лазали даже там, где было строго запрещено, и танцевали, балансируя, на приличной высоте, везло невероятно. Бог Рейва берег свой дурной народ. Хотя слухи о том, что кто-то все-таки сорвался и сломал ногу, то и дело возникали. Как же без слухов!
И вот в тот момент я ощутил, насколько велика разница между этим безудержным праздником на грани веков и клубными вечеринками с напряжными бандитами в 90-х. Впервые за много лет я не встретил на таком мероприятии ни одного пацана в кожано-черной униформе. Это было как-то удивительно приятно и не по-здешнему расслабляло. Посильнее любых наркотиков. Было ясно, что наконец-то эпоха сменилась и бандиты ушли из нашей жизни. Что дальше все будет решать не пистолет, а слово, звук, цвет, образ. И от этого на душе становилось так же светло и ярко, как в эпицентре цветомузыки. Как и снаружи. Там, где постепенно наступал рассвет.
Наутро я оказался на крыше фортов, где нежился в рассветных лучах ночной народец.
Помню огромные черные зрачки Егора Острова, который вдохновенно говорит мне что-то прекрасное, а я не слышу, лишь киваю, смотрю в его горящие глаза и думаю: не знал, что зрачки могут быть такими большими. Величиной с радужку. Интересно, какого цвета его глаза? Но сейчас они были совершенно черными.
Но Егор не слышал мои мысли. Он что-то переспросил, а я перебил его словами:
— Ну у тебя и глаза!
Это вырвалось само собой.
И он ответил:
— Да здесь у всех такие!
Я огляделся и, действительно, увидел, что я как среди инопланетян. Отовсюду на меня пялились огромные черные зрачки. Исчезли человеческие зеленые и голубые глаза, все превратились в элиенов. И они окружали меня, последнего из нормальных людей, сохранившего человеческий облик.
Люди танцевали и не могли остановиться. Люди танцевали на входе в форт. Танцевали на пристани. Танцевали по дороге, когда пили и писали на ходу. Когда заходили на корабль. Когда их заставили погрузиться и уплыть, они плакали. Я никогда не видел столько танцующих людей с гримасой страдания на лице. Они делали это из последних сил. Все это походило на безумие. Я так понял, что в большинстве это были те, кого к утру не отпустило.
Тем же, кого отпустило, внезапно стало скучно. Наконец-то все вернулись в то состояние, в котором я пребывал с самого начала.
Мы плыли обратно и уже никто не спрашивал меня, почему я такой грустный. Экипаж сам погрустнел. Волна апатии и утреннего разочарования стремительно накатила на всех. Музыка начала затихать вместе с эйфорией.
В проходе мне пришлось переступать через лежащих вповалку DJ-див
Анжелу Шульженко и Лену Попову. Может быть, это были и не они. Но похожи: с блестками на лбу, как транс-богини.
Когда я отдохнул, выспался и пришел в себя после ночного путешествия, мне кто-то позвонил и рассказал, что спустя сутки, которые продлились первые Форты, там еще оказались люди, не покинувшие остров, предпочтя остаться там загорать и купаться.
«А еще, ты слышал, что там был Тот? И Этот! И Та! И знаешь, что они устроили?! Да был ли ты там?! О-о-о, что они устроили!»
И тут стало ясно: то, что нам довелось увидеть, было рождением стопроцентно культового опен-эйра. Довольно незаурядного даже для трезвого рассудка, но несомненно выдающегося для всех остальных. Такого, о котором вспоминают спустя годы, как о легендарном подвиге прошлого, слагая байки и побасенки.
Поэтому, когда на следующий год в том же «Декадансе» за обедом я узнал о Вторых Фортах, это стало главным приятным сюрпризом лета 2001. Но об этом и о том, как андерграундная вечеринка для своих стала коммерческим рейв-предприятием для 10 000 человек, мы расскажем в следующий раз.