1917 год. Конец октября. Шел четвертый год большой войны. Войны, на тот момент самой страшной и масштабной в истории человечества. Войны, кардинально менявшей все, к чему она прикасалась: вещи, места, страны… но главное — людей. Москва и москвичи не стали исключением…
(Окончание, первую часть материала читайте здесь).
«Товарищи-граждане, расходитесь...»
К 27 октября (9 ноября) определились основные очаги боевых действий. В первую очередь бои шли за вокзалы и мосты через Москва-реку. Несмотря на отмену «Викжелем» всех воинских перевозок некоторые подразделения в частном порядке, на обычных гражданских пассажирских поездах в Москву все же пробирались. А потому контроль за московскими вокзалами имел стратегическое значение.
Определились и основные направления ударов противоборствующих сил. Красные стремились подавить очаги формирования Белой гвардии — Александровское военное училище на Арбате и Алексеевское училище в Лефортово.
В Лефортово основной силой красных стал Самокатный запасной батальон, базировавшийся поблизости. Самокатчиками называли стрелков-пехотинцев, передвигавшихся на легких складных велосипедах. В честь погибших бойцов этого батальона и названа Самокатная улица в Москве, знаменитая на весь мир благодаря расположенному на ней заводу «Кристалл».
Кстати, о «Кристалле»… С началом октябрьской смуты руководство большевиков приняло решение: все вино-водочные запасы завода слить в Яузу. От греха подальше. Долгие десятилетия вспоминали местные алкоголики тот бушующий водопад потенциального наслаждения…
Революционный народ на Красной площади
Изображение: «Великая война в образах и картинах», выпуск 14-й, 1917 год
Вспоминает Максим Горький:
«Перестрелка все растет, становясь гуще, раздраженнее, на улицах являются патрули и очень заботливо уговаривают зрителей:
— Пожалуйста, товарищи-граждане, расходитесь! Видите — какое дело? Не ровен час — убьет кого-нибудь, али ранит. Пуля — дура. Пожалуйста...
Зрители расходятся не спеша, некоторые спрашивают патрульных:
— Вы — чьи? Думские или Советские?
— Мы — ничьи. Порядок требуется, расходитесь, прошу…».
А в центре в это время белые всеми силами пытались пробиться к зданию Моссовета на Тверской (тогда Скобелевской) площади.
Эпицентром боевых действий стал участок Бульварного кольца от Арбата до Страстного монастыря и прилегающие переулки, ведущие непосредственно к Моссовету или к Александровскому училищу. Бои шли за каждый дом, из окон которого можно было контролировать эти направления. В эркерах квартир на Тверском бульваре стояли десятки пулеметов и даже артиллерийские орудия. По бульварному кольцу катались «бронетрамваи», колокольни московских церквей становились долговременными огневыми точками. Особенно досталось колокольне англиканской церкви в Вознесенском переулке. Несколько раз она переходила из рук в руки. Красные установили на ней четыре пулемета, тем самым перекрывая прямой путь к Моссовету. Лишь положив у церкви несколько десятков юнкеров, белые смогли взять колокольню. Но ненадолго, не прошло и суток как красные вернули себе удобную позицию.
Белые, ощущавшие острую нехватку в боеприпасах, порой прибегали к самым неожиданным приемам. Так один из командиров Белой гвардии, поручик лейб-гвардии Литовского полка со своими юнкерами, переодевшись в гражданскую одежду, дважды сумели получить по фальшивым накладным на Симоновских «огневых складах» по полному грузовику боеприпасов. На третий раз — не получилось. Поручик был убит, а юнкера арестованы. Имя героя-поручика, к сожалению, история не сохранила….
Красногвардейцы против ударников
А тем временем к Москве прибывали вспомогательные силы. Белым — казаки и различные ударные батальоны смерти. Красным на помощь спешили революционные матросы и солдаты из Питера.
Уже упомянутый выше полковник Трескин отправил на Брянский вокзал (ныне Киевский) группу юнкеров во главе с офицером с целью переманить на свою сторону 7-й Брянский батальон смерти поручика Зотова, занявший вокзал и арестовавший коменданта. В результате отряд Трескина пополнился 150 отменными вояками, которые в отличие от романтичных юношей-юнкеров на рожон не лезли. Так все ту же злополучную колокольню англиканской церкви сумел снова отбить у красных один единственный боец-ударник, не сделав при этом ни единого выстрела, действуя исключительно штыком.
«Контриков» ведут!
Изображение: «Великая война в образах и картинах», выпуск 14-й, 1917 год
Напряженной была ситуация и на окраинах Москвы. Вот рассказ начальника штаба Красной гвардии Бутырского района Качалина, занимавшегося поиском неизвестного ударного батальона смерти в районе современной станции «Петровско-Разумовская»:
«…Мы заметили солдат, перебегающих из леса через полотно железной дороги в низину. Не было сомнения, что это и есть те самые ударники, которых мы ищем. ... Мы обстреляли то место, предполагая, что они не замедлят ответить тем же… Однако ударники не отвечали. Мы двинулись дальше к тому месту, где видели солдат... Осмотрев местность и не обнаружив там батальона, мы отправились обратно по рельсам к станции. Как только мы поднялись на платформу, мы наткнулись на офицеров, вооруженных револьверами. Мы поняли, что они не одни и уйти нам от них не удастся. Надо было действовать. Товарищей я предупредил: "Исполняйте все, что я скажу, жизнь нужно отдать как можно дороже".
Поравнявшись с офицерами, я их спросил, из ударного ли они батальона и не могу ли я видеть их начальника... офицеры сказали, что их командир на станции, и повели нас с собой... Я оставил трех товарищей на платформе, а остальные вошли вместе со мной в станционное помещение. Вся станция была набита солдатами, ружья их были составлены в углу.
Меня подвели к молодому капитану с двумя георгиевскими крестами и еще несколькими наградами, а также красным, наградным темляком на шашке. Я заявил командиру батальона, что являюсь уполномоченным Ревкома для переговоров о сдаче оружия… Тем временем солдаты приблизились к нам, чтобы услышать разговор, и оставили винтовки без охраны. На мои слова офицер рассмеялся и ответил, что сдаваться не собирается... Я понял, что нужно действовать решительно, выхватил револьвер, направив его в грудь офицера, крикнул товарищам: "Захватить винтовки!". Товарищи подбежали к винтовкам, взяли ружья наперевес и направили их в группу солдат и офицеров… В результате нами в плен было взято 8 офицеров и 40 рядовых ударников».
«Шрапнелью стреляют, идиоты!»
29 октября (11 ноября) красные выбили юнкеров из здания Московской телефонной станции. Сразу начались артобстрелы центра Москвы — появилась возможность для активной работы корректировщиков огня по телефону.
Вспоминает Максим Горький:
«Бухают пушки, это стреляют по Кремлю откуда-то с Воробьевых гор. Человек, похожий на переодетого военного, пренебрежительно говорит:
— Шрапнелью стреляют, идиоты! Это — к счастью, а то бы они раскатали весь Кремль.
Он долго рассказывает внимательным слушателям о том, в каких случаях необходимо уничтожать людей шрапнелью, и когда следует «действовать бризантными».
— А они, болваны, катают шрапнелью на высокий разрыв! Это бесцельно и глупо...
Кто-то неуверенно справляется:
— Может быть — они нарочно так стреляют, чтобы напугать, но не убивать?
— Это зачем же?
— Из гуманности?
— Ну, какая же у нас гуманность, — спокойно возражает знаток техники убийства…
Круглые, гаденькие пульки шрапнели градом барабанят по железу крыш, падают на камни мостовой, — зрители бросаются собирать их "на память" и ползают в грязи...».
Демонстрация на Театральной площади
Изображение: «Великая война в образах и картинах», выпуск 14-й, 1917 год
С Воробьевых гор по Кремлю вел огонь 7-ой Украинский тяжелый артдивизион. Огонь дивизиона корректировал профессор московского университета, великий русский астроном и, как выяснилось, профессиональный революционер-большевик Павел Карлович Штернберг, имя которого и по сей день носит Государственный астрономический институт Московского университета.
30 октября (12 ноября) под угрозой уничтожения артиллерийским огнем были распущены по домам кадеты и юнкера в Лефортово. Сделано это было по приказу полковника Владимира Федоровича Рара, руководителя обороны Лефортовских казарм. Десятки юных жизней были спасены этим приказом…
В этот же день 30 октября (12 ноября) было объявлено перемирие. Но обе стороны использовали его лишь для перегруппировки сил…
Очень скоро стороны осознали бессмысленность «ожесточенного перемирия» и продолжили боевые действия.
Все очень устали
К 31 октября обе противостоящие стороны были крайне измотаны. Вот как описывает тот период один из руководителей большевиков Александр Аросев:
«От нечеловеческой усталости, оттого, что притупились нервы в последние два-три дня, мне вдруг сделалось решительно все равно: разобьют нас юнкера или мы их разобьем…
…Однажды днем из Столешникова переулка подкатил юнкерский броневик к Совету и ударил снарядом в угол здания. В одной из комнат стоял солдат и держал бомбу, просто рассматривая ее из любопытства. От неожиданности и грома, с которым ударил снаряд, руки солдата дрогнули, он выронил бомбу, которая разорвалась, легко ранив солдата и выхлестнув все окна в комнате Совета. Все сбежались в эту комнату. Переполох. "Как же так подпустили броневик к самому Совету?" — кричало много голосов. Я вышел на улицу к товарищам-артиллеристам и узнал, что дело объяснялось очень просто. Наши артиллеристы, измученные и переживавшие чувство тупого безразличия, просто в буквальном смысле вздремнули у пушек; в это время броневик-то и подскочил. Конечно, в следующий момент наша артиллерия открыла огонь, и броневик скрылся…».
2 ноября (15 ноября) юнкера сдали Кремль. По официальной версии белогвардейцев — для предотвращения разрушения исторических памятников и святынь Московского Кремля.
Революционные солдаты на Тверской улице
Изображение: «Великая война в образах и картинах», выпуск 14-й, 1917 год
К тому времени Кремль обстреливался практически со всех сторон: с Воробьевых гор, от Крымского моста, с Гончарной набережной и, практически в упор, от Бабьегородской плотины, что перекрывала Москва-реку напротив современного памятника Петру I. Велся навесной огонь и из центральных кварталов. Для предстоящего штурма посредством подрыва Кремлевской стены на Боровицкую площадь прибыл грузовик, груженый пироксилиновыми шашками.
Вот как описывает сдачу Кремля один из красногвардейцев:
«Из Николаевского дворца и других зданий высыпали офицеры, юнкера, студенты и пошли нам навстречу. Некоторые из них кончали самоубийством, другие падали в обморок тут же на площади Кремля. А некоторые во главе с полковником Пекарским выходили без оружия, но имели при себе спрятанные ручные гранаты. В то же время другим отрядом Красной гвардии под командой т. Петрова были освобождены арестованные революционные солдаты 56-го полка во главе с бывшим комендантом арсенала Кремля Берзиным. Освобожденные из тюрьмы вышли истерзанными и проголодавшимися. Около 5 дней их держали без продовольствия. Некоторые оказались больными после всего пережитого в плену у белых. Освобожденные солдаты тотчас, схватив брошенные юнкерами винтовки, бросились на полковника, который расстреливал их товарищей в Кремле, а также на юнкеров, державших в руках гранаты, и на месте их расстреляли. Остальные арестованные юнкера были отправлены в тюрьмы под строгой охраной, так как возмущенные их жестокостью рабочие и красногвардейцы хотели расправиться с ними на месте…».
Москва была опьянена кровью, взаимной ненавистью. И в то же время:
«…Задерганные, измученные люди зверски добивали раненых юнкеров, раскалывая им черепа прикладами, и эти же солдаты, видя, что в одном из переулков толпа громит магазин, дали по толпе три залпа, оставив на месте до двадцати убитых и раненых погромщиков. А затем помогли хозяевам магазина забить досками взломанные двери и выбитые окна» (М. Горький).
Когда Революция еще умела прощать
В тот день контрреволюционные силы подписали капитуляцию. Все белогвардейцы, не замеченные в явных злодеяниях, были отпущены на свободу. Офицерам было разрешено оставить при себе личное оружие. В юнкерские училища было возвращено оружие, необходимое для обеспечения учебного процесса. В свои первые дни Революция еще умела прощать.
Точное количество погибших в результате этой кровавой недели до сих пор неизвестно. Но ясно, что убитые исчисляются сотнями с обеих сторон. Кроме тех участников боев, что были торжественно погребены красными у Кремлевской стены и белыми — на Братском кладбище, было огромное количество погибших москвичей, чьи тела забрали родственники и без пафоса похоронили в семейных могилах московских кладбищ.
Так закончилось первое сражение Гражданской войны. Войны которая тогда еще вроде как и не началась…
Красногвардейский революционный патруль на одной из улиц города
Изображение: «Великая война в образах и картинах», выпуск 14-й, 1917 год
Действующие лица (post scriptum)
Аросев Александр Яковлевич, 27 лет. Учился на философском факультете в Льеже (1910—1911) и Петроградском психоневрологическом институте, но курса не окончил. На время описываемых событий — прапорщик Русской армии. Отец известной актрисы Ольги Аросевой (пани Моники). После революции — сотрудник ЧК, с 1927 года — на дипломатической работе. Расстрелян в 1938 году.
Полковник Рябцев Константин Иванович, 38 лет. Участник Русско-японской и Первой мировой войн. Литератор. Во время Японской войны молодым офицером чудом выжил в одной из провальных операций. Видел сотни погибших «по недоразумению» солдат. Обвинялся белыми в нерешительности. Однако «нерешительность» полковника Рябцева спасла сотни жизней в Москве. После событий октября-ноября 1917 года отсидел три недели. По освобождению — журналист ряда московских изданий. В 1918 году уехал в Харьков для воссоединения с семьей, где был арестован и убит белогвардейской контрразведкой «при попытке к бегству»…
Полковник Трескин Леонид Николаевич, 29 лет. Блестящий штабной офицер. Особа приближенная к Великому князю Михаилу Александровичу. Прибыл в Москву для проведения разведывательных мероприятий под видом раненого офицера. Считается, что именно собранный им отряд впервые назвал себя «Белой гвардией». Участник Белого движения. С 1941 по 1945 год в составе профашистского «Русского корпуса» воевал против югославских партизан. Умер в 1957 году в США…
Штернберг Павел Карлович, 53 года. Профессор Московского университета, астроном, профессиональный революционер, член РСДРП (б) с 1905 года, депутат Московской городской думы. И тем не менее в первую очередь — великий русский астроном. Зимой 1919 года участвовал в руководстве боевыми операциями 3-й и 5-й армий Восточного фронта Рабоче-Крестьянской Красной армии по овладению Омском. В этих боях тяжело заболел. Был доставлен в Москву, где умер в ночь с 31 января на 1 февраля 1920 года.
Полковник Рар Владимир Федорович (до принятия православия — Эрвин Теодорович), 37 лет. Боевой офицер, преподаватель Алексеевского военного училища и 1-го Московского кадетского корпуса. Участник Белого движения. Офицер Балтийского Ландесвера. Умер от тифа в 1919 году. Один из прототипов булгаковского Алексея Турбина.