После Майдана Как Украина изменилась за год

В 2014 году Украина столкнулась с ситуацией, подобной той, что пережили некоторые ее соседи по ближнему зарубежью после распада СССР. После «революции» ее территориальная целостность оказалась под вопросом. Новым властям пришлось дважды принимать решения по поводу того, как реагировать на угрозу потери регионов, ориентированных на Россию.

Оба решения можно признать в разной степени неудачными для Украины. Крым уступили России, благодаря этому военного противостояния удалось избежать, однако некоторые полагают, что если бы украинская власть тогда продемонстрировала готовность отстаивать целостность страны, то в дальнейшем на территории Донбасса до военного конфликта дело бы уже не дошло.

На востоке украинская армия вернула часть территории, занятой самопровозглашенными Донецкой и Луганской республиками, однако погибли тысячи людей, включая и мирных жителей. Военная кампания тем не менее завершена не была (в Киеве заявляют, что помешало вмешательство российских войск, в Москве это отрицают). Конфликт, по сути, заморожен на неопределенный срок — случилось именно то, чего украинские власти изначально пытались избежать.

По результатам опроса, проведенного в ноябре группой «Рейтинг», за продолжение военных действий до тех пор, пока на всей территории Донбасса не будет восстановлена украинская власть, высказались около трети респондентов. Примерно 40 процентов выступили за сохранение региона в составе Украины на особых условиях (расширенные полномочия или статус субъекта федерации), отделение поддержали около 10 процентов.

Военные действия и предшествовавшие им события способствовали усилению негативного отношения к России, которую Киев винит в аннексии Крыма и разжигании конфликта на территории Донбасса. По данным Киевского международного института социологии на октябрь, доля тех, кто негативно относится к России, выросла примерно до 40 процентов, еще больше — около 70 процентов — негативно оценивали российскую власть (вместе с тем россиян, как отмечали социологи, большинство украинцев по-прежнему воспринимают положительно).

В ходе другого опроса, проведенного за несколько месяцев до этого, в разгар военного конфликта, большинство респондентов (около 60 процентов) охарактеризовали отношения с Россией как войну, выразили уверенность, что к происходящему на территории Донбасса причастны российские спецслужбы, и предложили закрыть границу с РФ. По данным Центра экономических и политических исследований имени Разумкова, около 80 процентов украинцев считают Россию источником разного рода угроз (экономической, информационной, военной). Доля тех, кто рассматривает Россию в качестве стратегического партнера Украины, за два года сократилась с 40 до 10 процентов.

За год Украина пережила рост патриотических настроений. Увеличилось число тех, для кого наиболее важным в плане самоидентификации представляется наличие украинского гражданства (важнее, чем, к примеру, статус жителя конкретного города или села, национальность или профессия). Украинцы, по оценке социологов, стали чувствовать больше гордости за свою землю, государство, язык, флаг, герб и гимн.

Проявление патриотизма было в определенной степени ритуализировано — характерным примером стало раскрашивание улиц (заборов, мостов) в цвета украинского флага. Целесообразность подобной деятельности ставили под сомнение, в том числе и сторонники Майдана. Как писала главный редактор «Зеркала недели» Юлия Мостовая, речь фактически идет о замазывании цветами флага грязи и ржавчины.

По мнению директора фонда «Центр современного искусства», одного из создателей стратегии культурного развития Украины Катериной Ботановой, «лубочный патриотизм» такого рода можно рассматривать как следствие страха и «желания закрыться», присутствующих в общественном сознании. «Вот это расписывание городов в национальные цвета и завешивание окон флагами, — рассуждает она, — все это просто чистая "гоголевщина": давайте очертим круг, и Вий за него не зайдет».

2014 год на Украине был отмечен ослаблением государственных институтов, возникновением альтернативных структур, частично взявших на себя функции государства. Процесс активизировался еще в период «революционных» акций, когда центр Киева на несколько месяцев перешел под контроль протестующих: вместо милиции порядок там пыталась поддерживать Самооборона Майдана. Позднее сформировались добровольческие батальоны, созданные при поддержке крупного бизнеса. Распространилось волонтерское движение.

Развитие волонтерства и рост гражданской активности считаются одним из главных результатов Майдана. Это выразилось в помощи армии, поддержке беженцев, помощи в эвакуации людей из зоны боевых действий. С другой стороны, самоорганизацию граждан вне рамок государства, как считает заместитель главного редактора «Вести. Репортер» Глеб Простаков, можно расценивать как свидетельство демонтажа последнего.

Как отмечает журналист, базовые функции государства — принуждение и перераспределение благ — пробуксовывают, возникает ситуация, когда волонтерство и благотворительность заменяют госрасходы на армию, медицину и образование.

Неэффективность государственных институтов компенсируется и распространением теневого сектора. «Мы арендуем квартиры без государства, продаем и покупаем вещи через интернет, платим за медуслуги наличкой, приобретаем краденые мобилки на рынках и получаем зарплаты в конвертах, — констатирует журналист. — На деньги из конвертов содержим армию, помогаем больным, сбрасываемся на взятки».

В 2014 году закон на Украине не раз отступал на второй план перед «революционной целесообразностью». Во время Майдана это вылилось в захват зданий, нападения на милицию, отстранение президента в обход Конституции. Далее последовало самоуправство действовавших под революционными лозунгами и претендовавших на то, чтобы контролировать власть (характерный пример — Саша Белый, позднее погибший при неясных до конца обстоятельствах). Эстафету подхватили добровольческие батальоны, самовольно арестовывавшие людей по подозрению в сепаратизме. Наконец, появились «народные люстраторы», преследовавшие людей, ассоциируемых с прежней властью.

Пренебрежение к закону оправдывали издержками постреволюционного периода, сложностями военного времени, некоторые пытались даже обвинять в этом российские спецслужбы. Хотя со времени «революции достоинства» миновал уже почти год и времени для наведения порядка (по крайней мере, на территории, где нет боевых действий) у новой власти было вполне достаточно. И если от батальонов в условиях войны наивно ожидать аккуратного соблюдения правовых процедур, то для «народных люстраторов», действующих, к примеру, в Киеве, война оправданием служить не может.

Определенным индикатором отношения к закону стал эпизод при открытии Верховной Рады нового созыва, когда по настоянию сторонников Майдана скорректировали конституционную процедуру принятия присяги (причиной послужило то, что старейший член парламента, который должен был зачитывать текст депутатской клятвы, оказался представителем бывшей правящей Партии регионов). После оживленного обсуждения, участники которого искали способ сорвать выступление регионала и при этом избежать явного нарушения закона, приняли решение, что присягу депутаты зачитают хором.

В итоге работа нового парламента — первого, что был избран после «революции достоинства», — началась с попытки обойти Конституцию. И даже без более или менее существенного повода. Власть в этой истории могла бы на деле продемонстрировать свою приверженность демократическим ценностям и готовность соблюдать закон, однако предпочла в очередной раз поступить в соответствии с «революционной» логикой.