Минувшей ночью из жизни ушел Ли Куан Ю — сын и внук торговца, диктатор с репутацией либерала, создатель одного из самых успешных государств в Южной Азии, превративший Сингапур из нищего города, не имеющего никаких природных ресурсов и живущего за счет обслуживания иностранной военной базы, в одного из «азиатских тигров». Его имя стало символом экономического успеха. В чем же его секрет?
Учиться, учиться и учиться
Одна из черт, помогших Ли Куан Ю преуспеть — его готовность и умение учиться. Это качество, в принципе культивируемое в китайском обществе, он довел буквально до идеала. В школе, где Ли (или Харри Ли, как его звали) учился с детьми колониальных чиновников, он всегда был среди лучших, а педагоги отмечали его чрезвычайно высокое чувство ответственности.
Оказавшись в Сингапуре в период оккупации города японскими войсками, Ли поступил на службу в японскую администрацию в департамент пропаганды. Ему в этом помогли отличное знание английского (по собственному признанию, по-английски будущий премьер говорил лучше, чем на своем родном языке — китайском) и упорная работа: за несколько месяцев он овладел японским с нуля.
После войны Ли учился в Британии — сперва в Лондонской школе экономики, затем в Кембридже. Занимался самозабвенно, Кембридж окончил с двойным отличием, получив дипломы по экономике и праву. При этом он умудрялся выкраивать время на политическую и личную жизнь — в студенческие года Ли женился, а также на игру в гольф.
Тщательное планирование сингапурским лидером своего времени отмечали и те, кто работал с ним позже — в его напряженном графике было место для бассейна и велотренажера, а также для сеансов массажа.
Мастер маневра
Ли умел приспосабливаться к обстоятельствам, не стеснялся отступать и умел маневрировать. После прихода к власти он весьма трезво оценил сложившуюся в регионе обстановку. Рушилась британская колониальная империя. Малайцы и индонезийцы всеми силами демонстрировали ненависть к бывшим колонизаторам, а Ли сделал ставку на лояльность — установил с англичанами хорошие отношения и добился того, чтобы британская база в Сингапуре, дававшая работу и доход десяткам тысяч человек, задержалась в городе еще на несколько лет. Это помогло стране пережить трудный период.
Когда же индонезийцы и малайцы попытались перехватить торговые потоки, идущие через Сингапур — индонезийцы при помощи блокады, малайцы — перенаправив торговые потоки через свои порты, Ли предложил присоединить город к Малайе. Решение это далось ему нелегко — в своих мемуарах премьер признался, что принял его после «мучительных колебаний». Возникло новое государство — Федерация Малайзия. Сингапур лишился конкурентов на два года — царский подарок, позволивший спокойно отстраивать свою экономику. В рамках федерации Ли выступил горячим защитником китайской диаспоры в Малайзии.
Когда в стране начались погромы китайских торговцев и финансистов, Сингапур гостеприимно распахнул перед ними двери, а сам Ли выступил в качестве защитника их прав. Китайцы не остались в долгу — позже их средства оказались очень кстати.
Прагматик и меритократ
Одним из главных качеств Ли называли исключительную прагматичность: он был готов идти на союз хоть с дьяволом, чтобы поднять страну. Его не пугала зависимость от транснациональных корпораций, которой опасались многие лидеры развивающихся государств — Сингапур не располагал природными богатствами, которые можно было бы расхитить, промышленность находилась в зачаточном состоянии. Требовалось найти что-то, способное привлечь в нищее государство иностранные деньги. Ли решил, что козырем Сингапура должны стать ориентация на западные государства, низкие налоги и максимально дружественная для зарубежных компаний среда.
Ли предоставил корпорациям все условия для работы в Сингапуре, максимально упростив бюрократические процедуры. Было создано Агентство по экономическому развитию, через которое с небывалой скоростью проходили все инициативы — любого инвестора курировал персональный чиновник агентства. В 1971 году англичане закрыли свою военную базу, а в 1972-м экспорт в стране впервые превысил реэкспорт. Ли удалось продержаться самые трудные годы.
Правительство следило за трендами в мировой экономике, буквально с лету внедряя самые горячие идеи. Ли сразу заявил о себе как об убежденном меритократе: лучших выпускников сингапурских школ руководство страны отправляло учиться в лучшие вузы Британии и Содружества, США, Германии, Франции, Японии и Италии.
Созданную в Сингапуре систему можно назвать инновационным государственным капитализмом: госсектор развивался динамичнее, чем частный бизнес. Правительство Ли Куан Ю тщательно анализировало отрасли, где готовился технологический прорыв, и диверсифицировало риски. Если идея «не взлетала» или требовалось сосредоточиться на новых вызовах, госкомпании приватизировались. «Мы воспользовались расширением мировой торговли, привлекли инвестиции и в течение жизни одного поколения граждан Сингапура перепрыгнули из третьего мира в первый», — с удовлетворением писал Ли Куан Ю.
Отсутствие в Сингапуре коррупции стало легендарным: сочетая высокую зарплату чиновников с неотвратимым и жестоким наказанием, Ли очистил страну от взяток. Но вряд ли у него это бы вышло, не правь он железной рукой.
Мягкий диктатор
О сингапурском политическом режиме говорили как о «мягком авторитаризме» — впервые этот термин в отношении Ли употребил Френсис Фукуяма. Авторитаризм проявлялся в Сингапуре на всех уровнях. Ли Куан Ю, по сути, установил однопартийную систему: в стране практически нет оппозиции. Ли просто не позволял прийти к власти соперникам, которые могли бы разрушить его город мечты. Ему помогла британская мажоритарная система, доставшаяся Сингапуру по наследству от колониальных времен: даже когда популярность его Партии народного действия падала ниже 50 процентов, она получала подавляющее большинство мест в парламенте. В Сингапуре все еще действует пресловутый закон о внутренней безопасности, позволяющий содержать неблагонадежные элементы под стражей сколь угодно долго, не предъявляя им обвинений.
Правозащитники обвиняют Сингапур в нарушениях прав человека вплоть до применения пыток. В стране действует негласная цензура: Ли провозгласил, что свобода СМИ должна подчиняться интересам целостности Сингапура, а оппозиционным газетам платят зарубежные недоброжелатели страны.
Жесткость законов чувствуют на себе и рядовые сингапурцы: тысяча долларов штрафа за жевательную резинку или еду на улице, штрафы, общественные работы и тюрьма за выброшенный на землю окурок и плевок, за торговлю наркотиками — смертная казнь. За разжигание межэтнической вражды и ненависти, даже в интернете, можно получить реальный срок. Сингапур считается одним из самых регулируемых обществ в мире.
Притчей во языцех стали телесные наказания, применяемые в стране — битье тростниковыми палками, так называемый caning. Это наказание предусматривается более чем 40 статьями сингапурского уголовного кодекса, а также применяется в старших классах школ в воспитательных целях. Хотя правозащитников эта практика возмущает, сам Ли проблемы в том не видел: его самого, как и его одноклассников, били в школьные годы, и ничего страшного с ними не случилось. Первое наказание запомнилось Ли надолго: он поэтически описывал его как «три незабываемых удара по тому самому месту».
Отец сингапурской нации
Главный памятник Ли — созданная им с нуля нация. Хотя этнических китайцев в Сингапуре почти 80 процентов, национальным языком является малайский, в государственных учреждениях используется английский, официальными признаны английский, путунхуа (основной диалект китайского языка в КНР), малайский и тамильский, а на улицах можно услышать так называемые «синглиш» и «манглиш» — китайско-английский и малайско-английский диалекты.
Борясь с национальными кварталами, правительство Ли Куан Ю после сноса трущоб расселяло их обитателей в новые многоквартирные дома, намеренно смешивая этнические группы. Процесс шел трудно: привыкшие жить бок о бок с представителями своего этноса люди обменивались квартирами, снова наметились контуры моноэтнических кварталов. Правительство отреагировало жестко, введя квоты на число жильцов определенной национальности в доме.
Ли добился своего: по последним данным социологов, к моменту его ухода из жизни 95 процентов жителей города-государства считали себя прежде всего сингапурцами, а не китайцами, малайцами или тамилами. Новая нация состоялась.