Скандинавский детектив, филологический любовный роман, исторический триллер, фантастика, лучшие образцы современной российской и переводной прозы, ироничная любовная беллетристика, история средневековой частной жизни и правдивая автобиография Терри Гиллиама. «Лента.ру» собрала лучшее каникулярное чтение.
Давид Лагеркранц «Девушка, которая застряла в паутине» (перевод А. Савицкой, изд-во «Эксмо»)
Вопрос, что делать с последней авторской волей вообще и неопубликованными рукописями в частности, после смерти писателя — всегда скользкий, щекотливый и однозначный ответ на него неочевиден. С одной стороны, хрестоматийный пример Франца Кафки показывает, что если бы Макс Брод выполнил желание друга и уничтожил после его смерти все черновики, то мир бы сейчас не знал писателя Франца Кафку. С другой — пример не менее громкий — с публикацией фрагментов неоконченного романа Владимира Набокова «Лаура и ее оригинал» демонстрирует, что иногда рукописи лучше оставить рукописями, а не пытаться капитализировать осколки интеллектуальной собственности покойных родственников. История с продолжением цикла Стига Ларссона «Миллениум» еще более запутанная. Якобы в рабочем ноутбуке покойного писателя сохранилась неоконченная рукопись четвертого романа (всего он их задумал 10, как известно). И вдова Ларссона Ева Габриэльссон даже готова была сама дописать книгу. Но сложная схема наследования (Ева — гражданская жена Ларссона) не позволила ей это сделать. Поэтому текст заказали журналисту и биографу Давиду Лагеркранцу. Вроде звучит диковато. Но ведь сделали же из Джеймса Бонда что-то вроде переходящего знамени (всего 8 авторов, не считая Флеминга, придумывали ему неприятности). Волею Лагеркранца в четвертой книге хакер Лисбет Саландер борется с собственными демонами, а Микаэль Блумквист — с недружественным поглощением своего журнала. Но общая цель — международная преступная организация — снова сведет их вместе.
Антония Сьюзен Байетт «Обладать» (перевод В. Ланчикова, Д. Псурцева, изд-во «Иностранка»)
Роман-лауреат Букеровской премии принес своему автору еще и орден Британской империи, позволив добавлять приставку «дама» перед именем. Книга — сложная, многослойная, витиеватая, столь же безупречная для вдумчивого каникулярного чтения, сколь и неподъемная для человека неподготовленного. Она для тех, кто любит читать с закладками и ссылками, с отчеркиванием карандашом мест, которые потом не худо бы проверить по другим источникам. Потому что по сути она — филологический детектив и любовный роман под одной обложкой. Молодой литературовед, занимающийся творчеством (вымышленного) викторианского поэта Рандольфа Генри Падуба, находит черновик письма, которое его герой отправил таинственной незнакомке. Недолго думая, исследователь выкрадывает черновики и продолжает искать имя той, к кому поэт был неравнодушен. И находит. Но это только начало. Филологическая страсть к мелким подробностям, желание коллекционера первым добраться до редкого документа, наконец стремление мужчины переспать с женщиной — все эти смыслы Байетт уложила в свой роман и его название — глагол «Обладать».
Джесси Бертон «Миниатюрист» (перевод С. Таска, изд-во «Эксмо»)
Оригинал и его уменьшенная копия, явление и символ, реальность и магия — все это мотивы романа «Миниатюрист». В XVII веке в богатых голландских семьях было принято изготавливать миниатюрные копии дома и его обитателей. Повторялось все — вплоть до костюмов и утвари. Такая игрушка считалась признаком высокого статуса. Петронелла Оортман получила такой дом в подарок уже будучи взрослой барышней. Ей подарил его муж — богатый купец. Джесси Бертон увидела этот кукольный домик в музее и написала роман о странном голландском семействе, в котором событиями управляют не люди, а их копии — жители кукольного домика. Довольно жуткий роман, надо сказать. Видимо, еще и потому так понравившийся публике.
Мишель Фейбер «Книга странных новых вещей» (перевод Е. Калявиной, изд-во «Иностранка»)
Трудно сказать, что тут интереснее: автор или его книги. Мишель Фейбер родился в Голландии, рос в Австралии, живет в Шотландии, пишет на английском, да так, что одну книгу можно легко принять за роман условного Диккенса, а другую — условного Брэдбери. Так что большое количество премий, которое Фейбер успел наполучать, вполне объяснимо. В России имя Фейбера стало известно после того, как вышел тяжеленный том (бумага Lux Cream, ленточка-закладка — все признаки полиграфической роскоши) «Багровый лепесток и белый» — феминистский роман о 19-летней проститутке по имени Конфетка. Новая книга ничего общего с викторианской Англией не имеет. Напротив того — это фантастический роман о молодом священнике-миссионере, который отправляется на другую планету обращать в христиан местных жителей, оставив на Земле самых дорогих ему существ — жену и кота. Звучит абсурдно и кажется, что это скука смертная. Но это один из самых захватывающих, мудрых и парадоксальных романов уходящего года.
Элис Манро «Луны Юпитера» (перевод Е. Петровой, изд-во «Азбука»)
После того как в 2013 году Манро присудили Нобелевскую премию по литературе, рассказы писательницы, которую иначе кроме как «канадским Чеховым» называть не принято, начали массово выходить на русском языке. И тут важны два момента. Во-первых, рассказы в современной русской литературной ситуации считаются жанром несерьезным и непопулярным. Издатели ждут от авторов «большого романа», а рассказы если и печатают, то с неохотой. Получается, что выход один за другим сборников Манро на русском языке реабилитирует жанр рассказа как таковой. И второе (важнее первого): читать ее новеллы — чистое, дистиллированное удовольствие. Потому что каждая — по сути маленький роман, в который укладывается и ностальгия по ушедшим временам, и воспоминания детства, и кризис среднего возраста, и грядущий развод, и страх, гордость и нежность по отношению к выросшим детям и внутренняя готовность бросить на родительскую могилу прощальный ком земли — вся жизнь, одним словом.
Джоджо Мойес «После тебя» (перевод О. Александровой, изд-во «Иностранка»)
Ищущая себя девушка по имени Лу Кларк нанимается работать сиделкой к Уиллу Трейнору. Он молод, хорош собой, из благополучной семьи, и ему суждено умереть спустя полгода. Но последние месяцы они проводят так, что оба по-настоящему счастливы. И самое главное, что Уилл показывает Лу другую грань ее самой. Заставляет иначе взглянуть на мир. Присваивает ей другую оптику. Но вот теперь его нет, и ей нужно учиться жить дальше без него. И получается у нее это плохо: идиотская работа, странные знакомые, отвратительные отношения с родителями, и в довершение всего она падает с крыши и чудом остается жива. Да еще внезапно на ее и без того не слишком ясную голову сваливается 16-летняя дочь Уилла, о существовании которой никто не подозревал. Розовая с черным обложка романа намекает на девичью сентиментальность и сулит море розовых соплей внутри. Отчасти эти ожидания оправдываются. Но, к сожалению, оформление книги никак не передает то, чем роман по-настоящему ценен. Отменное, по-британски сдержанное чувство юмора автора. Легкую иронию, с которой рассказана вся история. И, наконец, то умение ломать привычные сюжетные схемы и нарушать читательские ожидания, которое не слишком-то часто встречается у беллетристов.
«Большая книга победителей» («Редакция Елены Шубиной»)
Сейчас, спустя 10 лет от момента учреждения литературной премии «Большая книга», уже можно точно сказать, что на сегодняшний день нет конкурса престижней. 10 лет подряд каждый год «Большая книга» называет тройку лауреатов — авторов больших романов и сборников рассказов, литературоведческих трудов и биографий, представителей разных стилей, поколений и политических взглядов. И сборник «Большая книга победителей» — это тот случай, когда литература объединяет, а не разъединяет. 24 автора — от Владимира Сорокина до Захара Прилепина, от Михаила Шишкина до Дины Рубиной, от Дмитрия Быкова до Павла Басинского — прислали свои тексты для этого издания. Получился своеобразный срез современной российской словесности. Так что если есть желание и любопытство, прочитав одну книгу, составить представление о всей русской литературе сегодняшнего дня, то стоит взять в руки «Большую книгу победителей».
Мишель Пастуро «Синий. История цвета» (перевод Н. Кулиш, изд-во «Новое литературное обозрение»)
С чем сейчас ассоциируется синий цвет? Покой, миролюбие, мечтательность, меланхолия, нейтральность. В голубой красят стены больниц, транквилизаторы упаковывают в синие коробочки, на дорожных указателях синим обозначают разрешенные маневры, крупные международные организации выбрали себе эмблемы голубого или синего цвета: ООН, ЮНЕСКО, Совет Европы, Европейский союз. Но так было не всегда — показывает исследование Мишеля Пастуро, посвященное синему цвету. У римлян, например, он считался неприятным и принижающим — это цвет варваров. В раннем Средневековье к нему относились равнодушно. Позже синий начал постепенно набирать популярность во всех областях жизни: с XII века синие тона в одежде и в бытовой культуре становятся желанными и престижными. Но Пастуро подчеркивает, что история цвета — это всегда история общества. Именно поэтому красильное дело, ткани и одежда его интересуют не меньше, чем витраж, фреска или роспись по дереву.
«История частной жизни. Т. 2. Европа от феодализма до Ренессанса» (перевод Е. Решетниковой и П. Каштанова, изд-во «Новое литературное обозрение»)
«История частной жизни», «история повседневности» — сейчас это уже привычные словосочетания даже для неподготовленного уха. Однако идея подробного изучения деталей ради постижения общей картины, попытка понять, как и чем жил человек изучаемой эпохи, поставить в один ряд археологию, инженерное дело, химию, лингвистику, проповеди, жития святых и заставить их все служить исторической науке — то нововведение, которым человечество обязано в том числе так называемой Школе «Анналов», историческому направлению, сформировавшемуся вокруг одноименного журнала. И именно им мы обязаны пятитомником «История частной жизни» — исследованием, созданным в 1980-е годы группой французских, британских и американских ученых под руководством прославленных историков из Школы «Анналов» — Филиппа Арьеса и Жоржа Дюби. Огромный труд охватывает всю историю Запада с Античности до конца XX века. Второй том описывает частную жизнь Европы времен Высокого Средневековья в той мере, в какой ее можно назвать частной. Ведь любая кумушка могла подсмотреть в дверную щель за жизнью соседки, а потом разболтать всему свету об увиденном.
Терри Гиллиам «Гиллиамески. Предпосмертные мемуары» (перевод Ю. Полещук, изд-во Corpus)
«Стоило включить диктофон, как меня уже было не заткнуть, и в результате вышла автобиография в духе игры Grand Theft Auto: бешеная автомобильная погоня через всю мою жизнь, с заносами и авариями, так что лучшие мгновения со свистом проносятся мимо. В результате, чтобы хоть как-то упорядочить повествование, мне пришлось вставить в него написанные от руки или напечатанные фрагменты, извиниться за эгоцентрический характер моих воспоминаний, назвать тех, кого забыл, исправить вопиющие упущения и призвать своего внутреннего рассказчика к порядку. А ценителям изящного искусства придется приобрести для журнальных столиков что-нибудь другое». От скорости этой автобиографии и правда свистит в ушах: создатель «Братьев Гримм» и «Страха и ненависти в Лас-Вегасе» успевает предаться рассуждениям о маминых кудряшках, покрасоваться на фотографии верхом на свинье, признаться, что так и не отважился попробовать кислоту в Лос-Анджелесе в 1966-67 годах, когда «ее принимали все кому не лень», рассказать о работе в легендарной группе «Монти Пайтон», о Джордже Харрисоне и Робине Уильямсе, Уме Турман и Джонни Деппе, о встречах с Вуди Алленом и Фрэнком Заппой. В общем, если не врет на счет кислоты, то она ему и правда ни к чему. При таком-то образе мысли.