«Мальчик влюбился в девочку, она ему изменила, он ее задушил» Андрей Геласимов о катастрофах, ранимости и элегантном британском консерватизме

С 12 по 14 апреля в Лондоне, в старейшем выставочном центре «Олимпия», прошла 45-я международная книжная ярмарка The London Book Fair. В составе российской делегации на форуме выступил прозаик и сценарист Андрей Геласимов, автор романов «Степные боги», «Нежный возраст», «Дом на Озерной». О британской публике, британских книжных магазинах и британских газонах, а также различиях между романом и сценарием, между старыми сказками и новыми с Андреем Геласимовым побеседовала обозреватель «Ленты.ру» Наталья Кочеткова.

Ваше впечатление от Лондонской книжной ярмарки? От публики?

Интерес к России и русской литературе был очевиден. Даже по количеству людей, которые приходили на встречу с авторами. Другое дело, что основная масса была все же русскоговорящих. Хотя ко мне пришел один дедушка с пачкой моих книг и фотографий за 10 лет, которые он наснимал на разных салонах в разных странах и все заставил меня их подписать. Но это какая-то фанатская история, про нее говорить смысла нет.

Интерес к России был на уровне политики или все же литературы?

О политике мы вообще не говорили. Говорили о России, о любви, о книжках. Люди спрашивали о том, что мы читаем из современного. Может ли писатель прожить в России на деньги, которые он зарабатывает литературой? Обычные жизненные вопросы. Конечно, мало кто говорит: «Старик, ты здорово решил вот этот композиционный вопрос в своем романе». Хотя и такие люди тоже встречаются. Меня однажды спросили: «Как вы придумали, что герой рисует себе лицо в финале «Жажды»? Я не знал, как на него ответить.

В этом году так подобрался состав российских авторов на Лондонской ярмарке, что нам практически никому не нужен был переводчик. И в свои 50 лет я был самым пожилым участником писательской делегации. Очень омолодился состав, все владеют английским языком. Все не просто отвечали на вопросы, а говорили на английском. Мы с Алисой Ганиевой устроили такой сейшн — она говорила по-английски, я — по-русски. Просто подумал, что хватит уже тут сидеть и всем доказывать, что мы классные. Все здорово говорят: и выпускники «Дебюта» Оли Славниковой, и Саша Снегирев, и Алиса… Все они замечательные большие писатели, хотя им только 30. Кстати, они очень интересовали публику.

Алисе задавали вопросы о ее романе про особенности дагестанской свадьбы (роман «Жених и невеста» — прим. «Ленты.ру»), и она рассказывала вещи, интересные не только англичанам, но и мне. И я с удовольствием слушал ее замечательный устный английский синтаксис.

Встречи в «Олимпии», где проходила ярмарка, и встречи в книжных магазинах как-то различались по атмосфере?

Я не добрался до книжного магазина. Программа была очень насыщенная. Когда мы шли по Пикадилли, я зашел в Waterstone's, прекрасный магазин. Он странным образом рифмуется с моей судьбой: меня издает Amazon в США, а Waterstone's, видимо, сотрудничает с Amazon, потому что я увидел, что в магазине продается читалка Kindle. И купив ее там, можно прямо сразу скачивать электронные книги по Wi-Fi в магазине. Здорово!

Недавно директор Британского совета в Москве высказался в том духе, что книжные магазины, конечно, сейчас живут очень интересной жизнью, совмещая в себе клубы и кафе, но книги все равно все покупают в интернете.

Помните старый анекдот? Американец спрашивает британца: «Как у вас получается такой газон?» Британец говорит: «О! Это очень просто. Нужно регулярно поливать и стричь траву». Американец отвечает: «Мы так делаем, но у нас ничего не выходит». Английский садовник говорит: «Так нужно делать 300 лет».

И эти 300 лет видны не только в газоне — во всем. Традиционность, консервативность и при этом элегантность, неброскость. Это как автомобиль Range Rover. Вроде некрасивая машина, он такой скучный и квадратный, не такой модный, как зализанные японцы или мощные немцы. Но он очень дорогой и очень надежный. Неброско, дорого, элегантно, удобно. Вот так выглядит и британский книжный магазин.

При этом народу в магазине много — я в Waterstone's сейчас видел. Это популярное место. Популярным местом был и зал «Олимпия», где проходила ярмарка. Пройти даже по центральному проходу к русскому стенду было трудно. Приходилось протискиваться. Нашими соседями были итальянцы, турки — у них тоже было очень оживленно.

Я видела публикацию отрывка из вашего нового романа «Время барабанов». Вроде он связан с первым полетом в космос. Когда ждать книгу?

Это пока очень дальние планы. Года два-три, я думаю. Я не спешу с этой историей. У меня сейчас в производстве несколько текстов. Также я работаю над романом о Невельском и присоединении Дальнего Востока к России в середине XIX века. Например, мало кто знает, что все эти важные события произошли всего лишь чуть больше 100 лет назад. Все Приморье, Сахалин мы присоединили после 1850 года. Эта история меня волнует — о ней я думаю сейчас.

Около года назад вышел ваш роман «Холод», а до этого был чуть ли не пятилетний перерыв — вы не выпускали книг.

Я просто очень много работал в кино. Вышло несколько фильмов, сериалов. И продолжаю работать. Вот сейчас на постпродакшн вышел фильм Сергея Соловьева «КЕ-ДЫ». Полнометражная картина с саундтреком рэпера Басты по моему рассказу Paradise Found. Этот фильм будет представлен на Московском Международном кинофестивале в этом июле. Не то чтобы я пять лет бездельничал. Сейчас, напротив, возьму некоторую паузу в кинематографе — хочу дописать историю о Невельском. Думаю, к следующему лету закончу.

Когда вы работаете для кино, понятно, зачем вам это: это и удовольствие от литературного труда, и одновременно зарабатывание денег.

У меня режиссерское образование, и актерская профессия для меня — одна из первых. Я писателем стал после того, как закончил режиссерский факультет.

Я знаю, что для вас это не халтура за деньги. Потому и спрашиваю: что дает вам роман в отличие от сценария? И почему вы, человек с режиссерским образованием, готовы сделать перерыв в кино ради романа?

В книге я могу рассказать то, что мне не позволяют продюсеры и режиссеры. Дело в том, что когда вы пишете сценарий, вы строго придерживаетесь правил драматургии. Вы обязаны заниматься только историей и действием. Вы можете рассказать о состоянии героя или дать его психологическую характеристику только через его поступок. Это здорово, интересно, но иногда раздражает, потому что хочется дать текст за кадром. И в этот момент продюсер тебе говорит: «Текст за кадром — дурной тон». И весь этот текст за кадром уходит в прозу. Это особое удовольствие, когда нет гнета драматургии, жестких условий, единства места, времени и действия.

Но ваш роман «Холод» при этом очень драматургичен и насыщен по действию. По нему мог бы быть снят отличный фильм.

Это был бы чистый артхаус, который никогда не окупится. Нужен режиссер уровня Содерберга или Иньярриту, с которым мы внезапно совпали. В Лондоне Amazon устраивал ужин. Издатели мне говорят: «Как интересно, одновременно вышел ваш роман "Холод" и фильм Иньярриту "Выживший". Они по мотивам одинаковые».

«Холод» слишком сложно выстроен для кино. В кино история должна быть проще. Мальчик встретил девочку, влюбился в нее, она ему изменила, он ее задушил, а потом раскаялся и умер специально, чтобы вернуться в ту ситуацию и ее изменить. Это я «Холод» пересказываю. Даже финал уже не киношный. Продюсеры все время говорят о «Холоде» только с точки зрения снять историю о замерзающем городе. Но у меня же не роман-катастрофа. У меня роман — личностная катастрофа. Мальчик дал девочке умереть, а дальше всю жизнь мучается. И демоны к нему пришли.

Когда к вам приходят киношники и говорят: «Мы хотим экранизировать ваш текст», вы сами пишете сценарий?

Сейчас Сергей Соловьев сам написал сценарий по моему рассказу. Я с интересом смотрю рабочие материалы, как они меняются, монтируются. Мне нравится, как Соловьев работает с этой историей. Но драматургию он выстраивает свою. Пока это единственный случай экранизации моих произведений, где я не писал сценарий.

Но я с удовольствием пишу сценарии по чужим текстам. Несколько лет назад я написал по заказу Алексея Гуськова восемь серий по Толстому: «Казаки» и «Хаджи-Мурат» — мы соединили две вещи. Работа была фантастически интересной.

Будучи человеком из профессии — театральной, кинематографической, — я прекрасно понимаю, что художественное произведение на экране не просто отличается от литературного первоисточника, оно обязано (произносит с ударением) отличаться. Там совершенно другие законы, иные правила существования материала. И это прежде всего будет зависеть от режиссера, от его ощущения не столько от моего текста, сколько вообще от жизни. И здесь уже он художник. Я свою работу сделал как автор текста. Поэтому меня нисколько не напрягает перемена сюжетных ходов или когда персонаж начинает иначе разговаривать.

Но в вашей ситуации есть другая опасность — прийти и сказать: «Слушай, я тоже киношник. Я все про это знаю, делай вот так».

Мальчики очень ранимые, я имею в виду режиссеров. Я это знаю и отношусь к их ранимости с нежностью.

Еще я недавно написал совершенно коммерческий проект — такую детскую новогоднюю историю. Он сейчас снимается на кинокомпании РВС. Семейный фильм — волшебный, смешной, дурацкий, в котором главные герои — двое детей и собака джек-рассел-терьер. Фильм называется «Семейка Триллера». Триллером зовут собаку. Он всех пугает. Мне было очень интересно написать кинотеатральный проект, строго для зрителя, со звездами на борту. Там много звонких имен: Заворотнюк, Света Иванова, очень ее люблю, Стас Садальский играет злого сумасшедшего профессора, Гриша Сиятвинда замечательный!

Я надеюсь, что через год начнет сниматься еще один детский сценарий, который я назвал «Митя из созвездия Барракуды». Он появился так. Мы начинали с Александром Адабашьяном снимать фильм «Хрустальный ключ». И из этого «Хрустального ключа» родился отдельный проект. Я придумал историю, как древний космический пират, которому 275 лет, бороздит просторы Вселенной. Его ссаживают с корабля, как в «Острове сокровищ», потому что он хотел устроить бунт. Он оказывается на Земле и попадает в тело семилетнего мальчика Мити.

И никто не знает, как пират выглядит на самом деле, — это большая тайна. Дети, которые с ним тусуются, все время спрашивают: «Какой ты на самом деле?» Я хочу, чтобы он говорил голосом Гарика Бульдога Харламова: «Вам не надо это знать». Такой 7-летний мальчик с ангельской внешностью и замашками пирата-злодея. Его задача вернуться на корабль, захватить его и улететь с этой, как он говорит, необитаемой планеты Земля. Он считает нас всех максимум насекомыми, поэтому говорит, что эта планета необитаема — здесь нет цивилизации. Такая вот космическая комедия.

Как вы относитесь к свежей тенденции говорить с детьми, как со взрослыми, обо всем, в том числе о вещах сложных и трагических. Насколько вам это свойственно?

Я пытаюсь в последнее время смотреть заметные голливудские мультики — «Головоломку», «Холодное сердце» — и я их не очень понимаю. В моем ощущении детского кино референсом являются фильмы из моего детства. Помните, был фильм про волшебные спички: ломаешь спичку, загадываешь желание, и оно сбывается. Потом, когда я уже был взрослым и мои дети начали подрастать, я с удовольствием смотрел «Электроника» с песней про крылатые качели. Мне нравится такое волшебство. Был такой жанр «повесть-сказка». Не знаю, кто его придумал, но я обожал эти книги. Из них вышел весь Кир Булычев. Для меня приключения Алисы и всех персонажей Булычева были четким референсом для сочинения «Мити из созвездия Барракуды».

Я хочу, чтобы детское кино было вот таким. Смешным, трогательным, милым, наивным, рассказывающим о борьбе добра со злом, понятным и близким ребенку языком. В той же «Головоломке» ход с разделением эмоций, которые сидят в разных углах и между собой соперничают, стал мне понятен через две минуты экранного времени. На нем нельзя строить драматургию целой истории. Мне было скучно. Для меня, если говорить о голливудских мультиках, лучше «Короля Льва» ничего не сняли.