«Терпели и терпеть будем» Социологи о страхах и надеждах россиян, с которыми они встретили Новый год

Чего боятся и на что надеются россияне в наступившем 2017 году? С каким настроением они смотрят в будущее? Кому доверяют граждане и к кому испытывают неприязнь? Насколько сильны в обществе протестные настроения? На эти и другие вопросы «Ленты.ру» ответили российские социологи.

Кандидат философских наук, руководитель Центра комплексных социальных исследований ИС РАН Владимир Петухов:

Если говорить об общей тенденции в формировании общественного настроения, то тут есть два взаимосвязанных процесса. Они вроде бы разнонаправлены, но создают некую общую атмосферу. С одной стороны, последние опросы показывают, что все страхи, которые сформировались во время вхождения России в кризис примерно в конце 2014-го — начале 2015 года, по мнению большинства наших сограждан, не оправдались.

Но существует вторая тенденция, противоположная первой. Сохраняется ощущение неопределенности того, что будет происходить в ближайшие годы. Нет ясности, насколько долгосрочным будет экономический кризис, который все-таки еще продолжается. Эта ситуация приводит к тому, что люди стараются жить в формате сегодняшнего дня, не разрабатывая долгосрочные стратегии и не делая инвестиции в будущее, которое туманно.

Они все больше рассчитывают на собственные силы и в меньшей степени — на патронаж государства. Эта тенденция постоянно усиливается. Еще пять-шесть лет назад 60 процентов населения открыто заявляли, что без поддержки государства они не в состоянии нормально жить. Доля таких людей уменьшается и из-за тех, кто в состоянии рассчитывать на себя, и из-за тех, кто уже отчаялся надеяться на кого-то и понимает, что лучше предпринимать какие-то усилия самому, чем ждать помощи (конечно, это не относится к таким категориям, как пенсионеры, это в основном работающие).

Что касается страхов, то очень сильны опасения безработицы, но это иррациональный страх. Показатели свидетельствуют о ее невысоком уровне по сравнению с развитыми странами. Согласно статистике, формально она вообще не растет, но это происходит лишь за счет работодателей и местных властей, тормозящих этот процесс, — многие предприятия работают себе в убыток, но рабочих не увольняют. Западная модель реструктуризации производства через сокращение рабочей силы у нас не применяется, это одна из особенностей российского рынка труда.

Тем не менее ощущение некоторой подвешенности (да, я формально числюсь где-то, но это может в любой момент закончиться) беспокоит многих.

Казалось бы, должно быть больше протестов, связанных даже не с политическими требованиями, а с экономическими, но этого не происходит. Одна из причин заключается в том, что люди дорожат и своей работой, и своим социальным статусом работающего. Лучше мириться со временными, как им кажется, трудностями, чем открыто демонстрировать свое недовольство.

В то же время протестный потенциал есть. Однако он выражается в основном не в форме каких-либо уличных акций или забастовок (тем более что по нынешнему законодательству организовать забастовку практически невозможно). Протестные настроения не приводят к действиям, но подспудно выражаются в росте агрессии в обществе (причем иногда направленной на близких людей), в росте пьянства, немотивированного насилия, в том числе и в семье, и так далее. Все это тоже симптомы неблагополучия, не находящие большого общественного осуждения. Были выступления учителей, врачей, академиков РАН. Но каждый бьется сам за себя, а какой-то широкой поддержки не получает. У нас такой менталитет: спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Люди пока не готовы к солидарным действиям.

Одна из особенностей нашей действительности заключается в том, что у нас политические и экономические формы отстаивания своих прав разорваны. Нет трансформации экономических требований в политические действия. Для этого нужны институты, которых нет. Поэтому вся ответственность и требования социума делегированы власти, а все недовольство и пожелания — первому лицу государства. Это последняя инстанция, от которой люди ждут каких-то изменений к лучшему. Мы видим, что при очень высокой поддержке населением президента она не транслируется ни на региональные власти, ни на правительство, ни на парламент.

Ведущий научный сотрудник Института социологии РАН Леонтий Бызов:

Российское общество находится сейчас в несколько депрессивном состоянии, потому внимание россиян постепенно переключается на внутренние проблемы. К развивающемуся кризису складывается очень противоречивое отношение. Многие считают, что его можно пересидеть, несколько сократив свое потребление, но другая часть начинает склоняться к пессимистической оценке, понимая, что он надолго и вряд ли мы из него в ближайшее время выйдем. Большинство находится на переломе от относительно оптимистического отношения к жизни к пессимистическому, но россияне ждут, что кризис нащупает дно и в наступившем году будут хоть какие-то обнадеживающие признаки.

От внешнеполитической повестки люди отвлекаются, но здесь тоже появились надежды, связанные с тем, что единый антироссийский фронт западного блока понемногу распадется. Происходит смена лидеров, и многие из них готовы выстраивать отношения с нашей страной заново. Особых ожиданий здесь нет, поскольку в обществе сохраняются антизападные настроения, но люди все же рады, что, по крайней мере, явная угроза конфронтации ушла и можно вздохнуть с облегчением.

Но нарастает недовольство в регионах. Люди начинают испытывать проблемы с самым насущным, с самым необходимым. Этот протест прежде всего направлен против региональных властей и в какой-то степени против правительства. Будет ли он во что-то оформлен, в какие-то новые структуры или общественно-политические решения, сказать трудно. Но что-то назревает. Совершенно очевидно, что все каналы, в которые должен уходить протест (в первую очередь — политические партии), никуда не годятся и никого не представляют, это бумажные тигры.

Пик интереса россиян к политике был в 2014-2015 годах, и теперь он начал снижаться из-за ухода внешнеполитической тематики. Люди все меньше следят за событиями на Украине, не очень интересуются Сирией. Их внимание переключается на внутреннюю повестку, но она не политизирована. Летом были выборы, которые половина россиян проигнорировала, и это говорит о том, что люди политикой не интересуются.

Директор «Левада-Центра», доктор философских наук, социолог Лев Гудков:

Состояние общественного мнения перед Новым годом было несколько странным. Складывалось впечатление, что общество оглушено, подавлено. Никаких резких настроений. Есть ощущение продолжения кризиса, ухудшения ситуации, подавляющее все прочие установки и ожидания.

При этом страхи населения даже ниже, чем в прошлом и позапрошлом годах. Возможно, это связано с тем, что публичное поле зачищено, нет действительно серьезных дискуссий. Возможно, еще действует посткрымский синдром мобилизации, но из всех коллективных эмоций присутствует несколько странное ощущение «стертости».

Сирия далеко, и происходящее там непосредственно нас не затрагивает. Они не видят прямой связи между положением дел внутри страны, собственным состоянием и тем, что им показывает телевизор, который рапортует о всякого рода успехах и клеймит действия Запада. Все это существует отдельно.

Большинство полагает, что в 2017 году будет не хуже, чем в 2016-м. Люди считают возможными техногенные катастрофы и массовые эпидемии, но страх перед ними ниже, чем обычно. Более реальными в глазах общества являются громкие коррупционные скандалы и отставки министров — 60 процентов говорят, что, скорее всего, мы это увидим.

Протестные настроения в связи с экономическими проблемами на более низком уровне, чем обычно, — 10-12 процентов, а в связи с политическими и того ниже — 8-9 процентов. Зато страх перед безработицей немного выше обычного. Люди ясно понимают, что доходы будут снижаться, но и это не вызывает резких реакций. Такой фон связан с неким фатализмом и ощущением невозможности повлиять на ситуацию. Поэтому абсолютное большинство готово принимать все это как неизбежность — терпели и терпеть будем.

Если говорить о повышении налогов, то, поскольку у нас большая их часть снимается автоматически, люди не чувствуют никакой связи между собственным положением и этими отчислениями. В других странах люди сами контролируют уплату налогов и понимают, на что они идут, а у нас такого нет. В большей степени россияне осознают повышение налогов на земельный участок. Хотя раздражение растет, но оно диффузное: некому предъявить претензии по этому поводу и, наоборот, есть ясное понимание того, что, раздражайся не раздражайся, все равно ничего сделать нельзя.

Надежда на лучшее иррациональна. Это составляющая всего политического порядка, и отношения к власти в том числе. Население осознает безальтернативность руководства страны, но при этом испытывает надежду на то, что оно вдруг сможет что-то сделать, добиться повышения жизненного уровня, найдет выход из кризиса и прочее. Одновременно, что удивительно, 60 процентов говорят, что правительство неспособно найти адекватное решение экономических проблем.

Доктор политических наук, главный научный сотрудник Центра региональной социологии и конфликтологии Института социологии РАН Александр Чумиков:

Основные страхи общества связаны именно с экономическими показателями, причем я и как социолог, и как человек, работающий в бизнес- и государственных проектах, вижу, как срезаются бюджеты. В каждом министерстве или агентстве идет снижение проектных бюджетов. Если бы мы достигли дна кризиса, то этого не происходило бы.

Эта ситуация пока не грозит волнениями в обществе. Люди имеют некоторую жировую прокладку — до 2008-2009 годов мы жили довольно-таки хорошо. Заработная плата их устраивала, этот ресурс еще не исчерпан. Ситуация, когда завтра появится некий латентный конфликт и откуда-то выйдет толпа и сядет на Горбатом мосту, не прослеживается как в сфере наемных работников, так и в политической сфере, что показали, хотя бы, последние выборы. Какой-то крупной оппозиционной силы нет, и вопрос не в том, что кто-то ее давит, — ее просто нет. Оппозиция распылена, сплотиться она не может.

При этом есть целый ряд государственных проектов, которые не только не приостанавливаются, но продолжаются. С одной стороны, это оборонная сфера, где у нас уже нет понятия «бедный офицер», который не получает денег. Армия оплачивается, армия вооружена. И это касается не только военной сферы. Есть «Проект 5-100-20» в соответствии с которым пять российских вузов должны к 2020 году войти в сотню ведущих мировых рейтингов. У него есть государственная поддержка — это не то, что сворачивают, а то, что разворачивают.

Говорили раньше, что сыр пармезан у нас исчез. Но теперь появилась масса своих товаров и товаров из тех республик, из которых они шли в гораздо меньшем объеме (взять, хотя бы, ту же Белоруссию). А потенциальное снятие санкций хорошо повлияет на рынок. Начнется конкуренция между российскими и западными производителями. Если раньше какие-то ниши у нас были ослаблены, вплоть до монопольного присутствия иностранных компаний, то теперь эта монополия в известной степени нарушена.

Доктор наук, профессор, декан факультета политологии Высшей школы экономики Марк Урнов:

Я не уверен, что в обществе есть какие-то преобладающие страхи и надежды, скорее существует общий серый фон со вспышками обид и агрессии в отношении внешних раздражителей. Он навеян СМИ, и не более того. Социология фиксирует некоторое снижение доверия к президенту, но оно некритичное, это колеблющийся процесс, нет оснований говорить о том, что это некая тенденция падения. Нет серьезных надежд, зато есть нарастающая политическая апатия из-за ухудшения уровня жизни. Люди стараются заниматься собой, не обращая внимания на то, что происходит вокруг них.

В России и в любых других обществах, которые не прошли конверсию рынком, преобладает авторитарное подданническое мировосприятие в сочетании с неверием в собственные силы, «синдромом неудачника». В такого рода социумах агрессивность и протестный потенциал нарастает с улучшением ситуации, а не с ее ухудшением, когда «хочу» растет быстрее, чем «могу». Если положение становится хуже, неудачник резко сбивает свое «хочу», оно сближается с «могу» и протестный потенциал уходит. Заодно срабатывает недоверие людей к коллективным действиям и происходит деполитизация общества.

Я не думаю, что 2017 год будет отмечен какими бы то ни было волнами протеста. Задержки зарплаты и увольнения людям не нравятся, но это не значит, что это будет трансформироваться в политические требования. «Не нравится» по преимуществу уйдет в попытки решить личные проблемы своими силами. Ухудшение экономической ситуации у нас не объединяет, а разъединяет людей.

На сегодняшний день повышение налогов и тарифов не осознаются как некая угроза. Да, есть общее ощущение ухудшения ситуации. Отдельным категориям — преподавателям, медицинским работникам — действительно плохо, они начинают собираться и чего-то требовать, но эти требования не приобретают массового характера.

Если посмотреть послание президента, то можно увидеть, что это учли. Пошел разговор о переориентации инвестиций, об увеличении вложений в человеческий капитал, в образование и медицину. Хотя я не уверен, что на общем фоне это сильно улучшит настроения населения.