Корреспондент «Ленты.ру» побывал в Пьемонте, где выяснил, сколько зарабатывают сборщики винограда, кто они, какова их дневная норма, а также лично проследил, как виноград урожая 2017 года, собранный на южном склоне холма неподалеку от местечка Мадонна ди Камо, превращается в игристое вино.
Мягкие зеленые волны виноградников сплошь покрывают уходящие за горизонт холмы. На вершинах холмов — дома под черепичными крышами, изящные шпили церквей, замки с дозорными башнями из грубого камня. Мадонна ди Камо — небольшая деревенька в провинции Асти (Asti), относящейся к области Ланге (Langhe). В переводе с пьемонтского диалекта «langhe» как раз и означает «холмы». Здесь выращивают знаменитый белый мускат (Moscato Bianco) — один из старейших сортов винограда севера-запада Италии.
Два миллиона евро за гектар
Нынешнее лето в Пьемонте было жарким и сухим. Виноград мелкий и очень сладкий. Весь урожай хозяйства, в которое меня пригласили, — а это около 600 тонн белого муската — пойдет на производство игристого вина. Та же судьба — у урожая примерно 500 других окрестных же хозяйств. Но вначале виноград еще нужно собрать…
Чтобы выполнить норму, за восьмичасовой рабочий день нужно собрать тонну винограда
Фото: Петр Каменченко
Толстые перчатки из кожзаменителя, соломенная шляпа, секатор и красный пластиковый ящик — перед выходом на работу я получаю все, что нужно сборщику винограда. Можно взять еще резиновые сапоги — виноградники расположены на относительно крутых склонах холмов, и после дождей ноги будут скользить. Но сегодня сухо и солнечно, так что обойдемся и без сапог.
Высота вьющихся по шпалерам виноградных кустов — более полутора метров, примерно такое же расстояние и между рядами. Все рассчитано так, чтобы лоза максимальное время суток находились на солнце. Редкую траву не полют, иначе мягкий грунт поползет вниз. Раньше, как рассказывают, в промежутках между рядами устраивали гряды для капусты и салата. Но овощи получались золотыми: почва, годная для виноградников, очень дорогая. Недавно в Бароло (это немного южнее) американцы выкупили несколько виноградников по 2 миллиона евро за гектар.
Работа несложная: освободить гроздь, аккуратно срезать, очистить от испорченных ягод — и в ящик. Все делается руками, никакой механизации. Минут через двадцать ящик уже полон. Провожу несложный подсчет: в ящике 20 килограммов, 20 минут на сбор, это значит — 60 килограммов за час. За восьмичасовой рабочий день, даже если не тратить время на отдых, выйдет около 500 килограммов. Полтонны — неплохо. Вот только норма сбора за смену — в два раза больше.
И тут китайцы
Собранный виноград грузим в тележку, которую таскает маленький смешной трактор. На таком Адриано Челентано возил по улицам кровать с разъяренной Орнеллой Мути в фильме «Укрощение строптивого».
Управляет трактором коротышка Джузеппе Сандри. Определить его возраст невозможно. Джузеппе вертит в руках черно-белый снимок — принес из дома специально, узнав, что приедет журналист из России.
— Вот, это я, моя семья и все наши соседи, — сеньор Сандри очень горд. — Это был мой первый сбор урожая. С тех пор я здесь работаю…
На обороте синими чернилами написана дата — «3.10.1957». 60 лет прошло!
Виноградники — главное сокровище Пьемонта
Фото: Петр Каменченко
— На сборе винограда у вас только свои работают или из других мест приезжают? — задаю вопрос Лоренцо Бирберо. Круг обязанностей Лоренцо настолько широк, что я затрудняюсь определить его профессию. Соглашаемся на «главного технолога».
— В основном местные. Работают целыми семьями, но приезжают и из других регионов Италии и даже из-за границы. Из Румынии, из Македонии… Китайцы работают.
— А эти-то откуда взялись? Отсюда же до Китая полмира лететь!
Лоренцо озадаченно разводит руками и делает предположение: видимо, китайцы домой не ездят, а как-то тут, в Италии, на ПМЖ обосновались.
— Из России не приезжали?
— Нет. Из России пока никого не было. Оставайтесь…
Тонна винограда в день — это, конечно, много, но и платят неплохо — 15-18 евро в час. Вот только сезон сбора винограда короткий — сентябрь-октябрь.
Из килограмма винограда выходит бутылка вина
Весь собранный виноград сразу же отвозят за десять километров в местечко Манго, где немедленно отправляют под пресс. Жмут промышленным прессом, а не ногами, как когда-то Челентано. Хранить урожай в коллекторе нельзя ни одного дня. Виноград спелый, портится быстро. Выход сусла при отжиме — 75 процентов. То есть из одного килограмма винограда фактически получается бутылка игристого вина (0,75). Отжатый сок сливают в стальные емкости и охлаждают до нуля градусов, чтобы не допустить преждевременного сбраживания.
Следующий этап производства проходит уже на заводе в Нови Лигуре: здесь виноградное сусло заливают в стальные танки-автоклавы, повышают температуру до 20 градусов и добавляют специально приготовленную культуру винных дрожжей. Если виноград недостаточно сладкий (холодное дождливое лето) — добавляют сахар. В нынешнем году этого не потребуется.
В процессе ферментации дрожжевые грибки перерабатывают сахар в алкоголь с выделением углекислого газа. А поскольку емкость герметична, то углекислый газ под давлением растворяется — происходит шампанизация.
Весь процесс занимает 30 дней, после чего вино отфильтровывают от осадка и разливают по бутылкам, где оно еще некоторое время дозревает. В ноябре молодое игристое уже готово.
От эликсира до коктейля
Отличный виноград, собираемый в Пьемонте, и высокая культура виноделия стали залогом популярности известного во всем мире итальянского винного бренда Cinzano, которому в этом году исполнилось 260 лет.
6 июня 1757 года (именно от этой даты и идет отсчет) братья Чинзано — Карло Стефани и Джовани Джакомо — основали в Турине компанию по производству живительных эликсиров. При этом братья воспользовались рецептами ароматических вин, которые передавались в их семье из поколения в поколение уже около сотни лет и пользовались большой популярностью в Пьемонте. В этом регионе семейству Чинзано, происходившему из деревни Печетто, что в окрестностях Турина, принадлежали многочисленные виноградники. А дедушка братьев-основателей — Джованни Батиста Чинзано — еще в 1703 году приобрел правительственную лицензию на производство и продажу изготовленных им в Печетто эликсиров.
Плакат работы Адольфа Хохенстайна хранится в Музее национального возрождения в Турине
Фото: Петр Каменченко
После окончания Туринского университета кондитерского и винокуренного производства братья получили лицензии мастеров виноделия и принялись экспериментировать с различными ароматическими добавками, карамелью и ботаникалами (специи, травы, коренья и др.), создавая бесчисленное количество рецептов, получивших широкое распространение среди среднего класса и аристократии. Один из самых популярных назвали «вермутом» (в переводе с немецкого «wermut» означает полынь).
Название неслучайно. Основной ботаникал вермута (50 процентов) — альпийская полынь (Artemisa Absinthium). Также в рецепте использовались тысячелистник, мята, кардамон, черная бузина, мускатный орех, корица, мелисса, бессмертник, гвоздика… Всего несколько десятков добавок, точный рецепт состава и пропорций которых держится в строгом секрете.
Довольно скоро вермут на севере Италии стал настолько популярен, что в 1786 году предприятие братьев получило статус официального поставщика королевского двора Савойи.
Со временем управление компанией перешло к Карлу Джузеппе, затем к его сыну Франческо I (родившемуся в 1787 году) и внуку Франческо II (родившемуся в 1814 году). Под их руководством компания успешно развивалась, а в 1859-м вермуты вышли за пределы Италии.
В 1830-х годах Савойский королевский двор поставил перед Cinzano задачу создать местное вино, аналогичное французскому шампанскому, которое стремительно завоевывало мир. Задачу удалось успешно решить: уже 1840 году Cinzano представило свое первое игристое вино.
В 1902 году Cinzano открывает зарубежное производство во Франции (Шамберри), а в 1922 году становится акционерным обществом и открывает завод по производству вермутов в Аргентине.
До начала XX века вермут использовался в основном как аперитив: его пили небольшими дозами перед едой для стимуляции пищеварения и улучшения аппетита.
В Новом Свете, куда вермут попал с волной эмигрантов из Италии, он показался слишком сладким, и его стали разбавлять содовой. А поскольку американцы обожали виски и подливали его во все, что пили, то и в вермут стали добавлять виски. И, разумеется, лед, без которого тоже никуда.
Когда же американская мода добралась до Европы, утонченные европейцы украсили коктейли долькой лимона (апельсина, оливкой, бумажным зонтиком… да всем, на что только хватало у них фантазии).
Сборщик винограда
Фото: Петр Каменченко
Cin-cin Cinzoda
С фантазией у Cinzano всегда было хорошо. В 1853 году на бутылках вермута появились первые цветные этикетки, отпечатанные типографским способом. Раньше они делались вручную.
Компания одной из первых дала рекламу своей продукции в газетах (9 декабря 1887 года). А два года спустя стала использовать для продвижения своей продукции полноцветные плакаты, выполненные известным художником Адольфом Хохенстайном.
Всемирно известный теперь сине-красный логотип появился в 1925 году. Красный цвет символизирует страсть, гордость и жизнерадостность. Синий — преемственность традиций и глубину Средиземного моря. Диагональная косая черта призвана продемонстрировать восходящий путь компании.
С появлением радио, а затем телевидения Cinzano активно использует новые формы и возможности для рекламы. С 1957-го по 1980 год вышло 230 (!) оригинальных джинглов и роликов компании. В одном из таких радиоджинглов впервые прозвучал знаменитый тост «чин-чин» (cin-cin).
«Cin-cin Cinzoda, una voglia da morir!» — с выражением произносила итальянская красотка, киноактриса и поп-рок звезды Рита Павоне, и весь мир подхватил за ней — «Cin-cin»! Означает это примерно следующее — «Ура, ура, Чинзанище, умрем за тебя!».
В 1980-1990-е годы наступил спад активности компании, продажи падали, уменьшалось производство. В 1999 году популярнейший бренд выкупила группа Campari. Новый владелец начал активную кампанию по возвращению утраченных позиций бренда, и сегодня Cinzano уверенно входит в Top-100 мировых торговых марок.
Cin-cin Cinzoda, una voglia da morir! 260 лет — еще очень мало, чтобы всерьез думать о смерти.