Прошедший год нанес самый сокрушительный удар по экономике как минимум за очень долгое время. Специалисты сравнивают нынешний коронавирусный кризис с Великой депрессией 1930-х, хотя уже сейчас ясно, что его последствия окажутся куда более серьезными и будут ощущаться не один год. Из-за глобальности современной экономики так или иначе оказались затронуты все отрасли и страны — даже Швеция, долго не вводившая строгих мер по примеру соседей. При этом пока большинство подсчитывают потери и думают, где искать ресурсы и возможности для восстановления, некоторые видят в общей беде свой шанс. Так, одним из главных выгодоприобретателей пандемии называют Африку, которая никогда не могла похвастать устойчивостью финансовой системы. Финансовый нокдаун — в материале «Ленты.ру».
Первые опасения о будущем мировой экономики появились уже в январе, когда ограничения вводили лишь в отдельных районах Китая. Стало ясно: если хотя бы на части территории страны закроются производства, и остановится активная жизнь, нелегко придется всем — ведь государство с самым большим населением выступает одновременно «мировой фабрикой» и главным потребителем ресурсов. С конца февраля зараженных начали выявлять за пределами Азии, и в течение месяца правительства большинства стран мира закрыли границы и ввели карантин. Следом закрылись многие предприятия, сотрудников которых невозможно перевести на удаленку, почти полностью остановилось транспортное сообщение, резко упал спрос на товары, услуги и топливо.
Уже в апреле Международный валютный фонд (МВФ) прогнозировал снижение глобального ВВП на три процента по итогам года. Такой результат означал суммарную потерю девяти триллионов долларов и стал бы антирекордом за последние 90 лет — со времен Великой депрессии, начавшейся в США со «схлопывания пузыря» на перегретом фондовом рынке. Однако тогда кризис хоть и был глобальным, затронул не всех. Его, к примеру, почти не заметил Советский Союз, живший по законам плановой экономики и провозгласивший курс на самообеспечение. В 2020 году такое практически невозможно: все страны торгуют со всеми, производства переносятся туда, где дешевле, а люди привыкли свободно перемещаться по миру.
Вскоре стало ясно, что без срочного реагирования ситуация может зайти слишком далеко, и правительства начали принимать меры. Самые распространенные — предоставление льгот (по налогам, кредитным платежам) и финансовая помощь. Последняя бывает двух видов: прямая — выплаты непосредственно населению и бизнесу, и косвенная — через вливание «свеженапечатанных» денег в банковскую систему.
Большинство развитых стран комбинируют оба варианта. Так, власти Евросоюза с лета выделяют наиболее пострадавшим членам помощь общим объемом в 540 миллиардов евро. Кроме того, в следующем году будет создан специальный фонд на 750 миллиардов. Наполнять его планируется через заимствования от имени Еврокомиссии — коллективного правительства ЕС. До сих пор она пользовалась собственным максимальным рейтингом надежности лишь изредка, выпуская облигации на небольшие суммы, чтобы профинансировать отдельные проекты в странах-участниках или вовсе за пределами блока — как правило, в развивающихся государствах.
Теперь же Еврокомиссия претендует на то, чтобы резко повысить свой статус: из надгосударственного и, по сути, вспомогательного органа превратиться в полноценного политического игрока. Большую часть из 750 миллиардов евро должны распределить между нуждающимися либо в виде безвозмездных грантов, либо через кредиты по льготной ставке. Поскольку возвращать долг внешним кредиторам все равно придется, Брюссель собирается ввести единый европейский налог — впервые в истории объединения. Такая модель не свойственна ЕС и больше похожа на американскую, где федеральные власти регулируют и контролируют обладающие широкой автономией штаты.
Против сразу выступили самые богатые, преимущественно северные члены Евросоюза: Нидерланды, Дания, Швеция, Австрия. За долгие годы они смирились с регулярными взносами в общий бюджет, который тратится в основном на нужды отстающих, но дополнительно перекладывать заботу о пострадавших странах на собственных граждан, чьи доходы тоже сократились в условиях пандемии, оказались не готовы. Возражали и те, кому собирались помогать. Польша и Венгрия заявили, что не согласны с правилами, по которым выделение грантов и кредитов напрямую зависит от соблюдения в стране-получателе прав человека и других основных свобод.
Варшаву и Будапешт часто критикуют за резонансные и спорные ходы: отказ принимать беженцев, практически полный запрет абортов, контроль над прессой или вмешательство в работу конституционного суда. Обе страны, которыми руководят консерваторы и популисты, понимали, что рассчитывать на многое не приходится, и срывали переговоры: по европейским законам подобные решения должны приниматься единогласно. Уладить разногласия удалось лишь к декабрю 2020-го, условия, на которых было достигнуто соглашение, пока не раскрываются. В итоговой версии семилетнего бюджета ЕС, рассчитанного до 2027 года, прописаны рекордные 1,82 триллиона евро расходов.
Параллельно свой вклад в преодоление кризиса вносит Европейский центробанк (ЕЦБ), власть которого распространяется только на еврозону (в нее не входят Венгрия, Польша, Швеция, Дания, Болгария, Румыния, Хорватия и Чехия). Еще в прошлом году регулятор готовился к плановому спаду: цикличность экономики предполагает спады каждые 10-12 лет, а последний случился в 2008-м. ЕЦБ планомерно снижал ставки, пытаясь сыграть на опережение и заставить банки кредитовать реальный сектор (согласиться на небольшой доход, зато избежать уплаты процентов за обязательное хранение свободных средств в центробанке). Еще осенью 2019-го Германия выпустила гособлигации с отрицательной ставкой: желающим дать в долг ведущей экономике Европы приходилось самим платить за такую возможность.
В 2020 году снижать ставку было уже некуда, поэтому ЕЦБ прибегнул к крайней мере — количественному смягчению (QE). Так называется программа скупки государственных и корпоративных облигаций на вторичном рынке, в основном у коммерческих банков. Уплаченные за бумаги деньги, согласно задумке, должны направляться на новые кредиты, которые оживят целые отрасли. Кроме того, повышенный спрос на облигации приводит к снижению их доходности, что делает заимствования, в том числе на государственном уровне, дешевле.
Нынешний раунд количественного смягчения тоже стал рекордным — 1,85 триллиона евро предстоит эмитировать ЕЦБ до марта 2022 года. Размер программы несколько раз пересматривался в сторону повышения, из-за чего ее законность подвергалась сомнениям. Развеивать их пришлось Конституционному суду Германии, где базируется европейский регулятор. Законы большинства стран запрещают напрямую финансировать бюджет за счет выпуска новых денег, поскольку такой подход чреват ростом их количества в экономике и неминуемой инфляцией.
Обычно QE предполагает скупку существующих ценных бумаг, которые уже некоторое время находятся на балансе того или иного банка. Однако на этот раз объем оказался настолько большим, что выпустить их только предстоит. Банки в такой схеме играют роль лишь формальных посредников, фактически ЕЦБ платит в бюджет наиболее пострадавших стран. Причем правительства заранее знают, что покупатель на госдолг найдется, а значит, можно смело его наращивать. Суд в итоге признал процедуру законной, но все-таки попросил снизить объем программы, что сделано не было. Дополнительно ЕЦБ влил в европейскую экономику 1,67 триллиона евро в рамках программы долгосрочных кредитов по отрицательной ставке минус один процент годовых.
Беспрецедентные меры не могли пройти бесследно: задолженность и без того закредитованных стран выросла до угрожающих размеров. Италия, которую руководство ЕС еще два года назад хотело наказать за несоответствие общим правилам (уровень долга тогда превышал 130 процентов ВВП, а сейчас достиг 134 процентов), попросила о списании выкупленных регулятором бумаг, но пока не получила ответа. Германия, на протяжении 10 лет соблюдавшая железную дисциплину и избегавшая новых заимствований, вынуждена была сменить тактику и принять дефицитный бюджет на 2021 год. «Дыру» в нем будут закрывать с помощью выпуска облигаций на 179,8 миллиарда евро.
Госдолг США в 2020 году вплотную приблизился к тому, чтобы сравняться с размерами экономики. Ожидается, что это произойдет уже в ближайшие месяцы. Американские власти, как и европейские, не скупились на помощь. В марте Конгресс одобрил выделение 2,2 триллиона долларов на поддержку населения и бизнеса: около 80 миллионов граждан получили единоразовые выплаты по 1,2 тысячи долларов, а компании могли рассчитывать на льготные кредиты: при сохранении занятости на определенном уровне они частично или полностью списываются. В апреле был выделен второй пакет — «всего» на 484 миллиарда долларов.
Вокруг третьего шли долгие споры в парламенте: демократы настаивали на выделении 3,4 триллиона долларов, потом снизили требования до 2,4 триллиона, но в итоге к концу года согласились на 892 миллиарда. Каждому американцу обещают по 600 долларов, безработным — дополнительные 300 долларов в неделю. Еще 2,3 триллиона добавила Федеральная резервная система (ФРС). Деньги достались банкам, кредитовавшим бизнес (под обеспечение займов), а также властям штатов.
Залить проблемы деньгами не получилось. Уровень безработицы в США несколько раз бил антирекорды. Еще в апреле он вырос с 3,5 до 14,7 процента, достигнув показателей времен Великой депрессии. В дальнейшем он снизился, но по-прежнему составляет непривычно высокие 6,7 процента, а число рабочих мест в ноябре выросло всего на 245 тысяч, что гораздо ниже прогнозов. По словам избранного президента Джо Байдена, такие данные говорят о крайне тяжелом положении в национальной экономике. Будущий глава Белого дома после вступления в должность собирается ставить вопрос о новых стимулирующих мерах.
В России масштабы государственной помощи были скромнее. По данным Всемирного банка, из бюджета на борьбу с кризисом потратили 3,8 триллиона рублей, или четыре процента ВВП. Президент Владимир Путин говорил о 4,6 триллиона, или 4,5 процента ВВП — средства распределялись несколькими траншами. Основные меры: выплаты семьям с детьми до восьми лет, доплаты врачам, работающим с коронавирусом, повышение пособий по безработице и больничных до уровня МРОТ — 12,1 тысячи рублей, льготная ипотека по ставке 6,5 процента, отсрочка по погашению кредитов.
Бизнесу также предоставляли кредиты на особых условиях, в том числе с возможностью списания при сохранении занятости на уровне 90 процентов от обычной. Малым и средним предприятиям на постоянной основе снизили размер страховых взносов — с 30 до 15 процентов от зарплаты, превышающей МРОТ. Крупным компаниям пришлось довольствоваться субсидиями, которых было явно недостаточно. Так, авиаперевозчики получили 23,4 миллиарда рублей, аэропорты — 10,9 миллиарда.
Власти уверены, что необходимости в дополнительных стимулах — по крайней мере, пока — нет. Принятые меры пресс-секретарь президента Дмитрий Песков назвал «хирургической точечной помощью». Глава Счетной палаты и бывший министр финансов Алексей Кудрин говорил о «необычной масштабной мощной поддержке», хотя и допускал, что по итогам кризиса в России закроется треть малого и среднего бизнеса. Ученые-экономисты в свою очередь считают, что помощь от государства могла быть более адресной и учитывать уровень доходов получателей.
Компенсировать экстренные расходы бюджета придется самым непопулярным способом — повышением существующих налогов и введением новых. В мартовском обращении к соотечественникам Путин объявил о повышении ставки НДФЛ до 15 процентов (вместо стандартных 13) для самых богатых — тех, чей годовой доход превышает пять миллионов рублей. Также с 2022 года заработает новый налог — на доходы по банковским вкладам. Разобраться с ним с самого начала смогли не все, параметры дорабатывались несколько месяцев. В итоге платить придется с дохода, превышающего произведение ключевой ставки ЦБ на начало года и миллиона рублей.
Также президент поручил пересмотреть условия соглашений об избежании двойного налогообложения (СИДН) со странами и юрисдикциями, чаще остальных используемыми для вывода капитала из России. По прежним правилам, выплата дивидендов за рубеж облагалась по льготным ставкам (пять или 10 процентов вместо домашних 15), а перечисление процентов по кредитам и вовсе освобождалось от каких-либо платежей в бюджет. Теперь все ставки поднимаются до 15 процентов и приравниваются к внутрироссийским. Взиматься налоги по-прежнему будут у источника: если дивиденды или проценты выплачивает российская компания, она же выступает агентом и перечисляет налог в родной бюджет.
Российский ЦБ не стал проводить количественное смягчение. Вместо этого он понизил ключевую ставку до исторического минимума в 4,25 процента годовых и занялся поддержкой курса рубля, от которой шесть лет назад отказался в пользу плавающих котировок. Формально операции по продаже иностранной валюты на внутреннем рынке были связаны с весенней сделкой по передаче 50 процентов плюс одной акции Сбербанка под контроль правительства. Крупнейшая кредитная организация страны сменила владельца за 2,14 триллиона рублей, изъятых из Фонда национального благосостояния (ФНБ).
Единственный оставшийся в России суверенный фонд и без того является частью золотовалютных резервов регулятора, поэтому видимых изменений поначалу не произошло. Однако из-за резкого падения цен на нефть Центробанк решил дополнить бюджетное правило (предусматривает накопление нефтегазовых сверхдоходов и их использование при необходимости) и продавать полагающуюся ему за пакет Сбербанка валюту при падении топливных котировок ниже 25 долларов за баррель отечественной марки Urals (обычные продажи по бюджетному правилу производятся при цене ниже 42,4 доллара). До конца года регулятор обещал продать всю вырученную за акции валюту — эквивалент 185 миллиардов рублей.
Тратился на помощь и Китай. Международный валютный фонд оценил ее размер в пять процентов национального ВВП, то есть в 720 миллиардов долларов. Треть этой суммы была заимствована на внешних рынках за счет выпуска целевых государственных облигаций. Народный банк Китая эмитировал 800 миллиардов юаней (121 миллиард долларов) и выдал их в виде кредитов крупнейшим банкам страны. При этом ключевая ставка была понижена незначительно — с 4,05 до 3,85 процента. Кроме того, центральные власти в целях экономии временно запретили строить любые правительственные здания и сократили финансирование внешнеполитической деятельности на 11,8 процента.
Встречались и нестандартные подходы. Власти Швеции с самого начала отказались от строгих ограничений, положившись на сознательность и законопослушность граждан, — все запреты носят рекомендательный характер. Показатели заболеваемости и смертности превосходят фиксируемые в соседних странах (по некоторым данным, в восемь раз), эффект для национальной экономики и оправданность шведской политики только предстоит определить, однако менять ее по-прежнему никто не собирается. Единственное ужесточение касается обязательного ношения масок в общественных местах. Местный центробанк так же запустил программу количественного смягчения — общим объемом 700 миллиардов крон (82 миллиарда долларов). Правда, по мере ухудшения эпидемиологической ситуации ее пришлось наращивать.
Среди отраслей, столкнувшихся в 2020 году с наибольшими проблемами, выделяются авиация, туризм, общепит, ретейл и энергетика. Рестораны и магазины по всему миру вынуждены были простаивать несколько месяцев, но нашли выход в развитии сайтов и приложений, а также в сотрудничестве с сервисами доставки. У туризма и авиации альтернативных вариантов для заработка гораздо меньше. Во многих странах, в том числе в России, люди начали осваивать внутренние направления, но даже это не помогло компенсировать катастрофическое снижение пассажиропотока. В России за первые 11 месяцев года оно составило 46,2 процента, во всем мире по итогам 2020-го прогнозируется спад на 60-70 процентов.
Авиакомпании пытаются использовать простаивающие самолеты для грузовых перевозок, но спроса на всех не хватает. Сложнее остальных пришлось крупным перевозчикам: из-за большей себестоимости полетов и высокой долговой нагрузки им пришлось просить помощи у правительств своих стран. По состоянию на начало декабря, Нидерланды выделили KLM 3,4 миллиарда евро, Франция — семь миллиардов Air France, Германия — шесть миллиардов Lufthansa. Однако помощи едва ли хватит надолго, поскольку даже в отсутствие рейсов перевозчики вынуждены платить зарплату персоналу, а также за стоянку и лизинг.
В более выгодном положении находятся лоукостеры. Большинство из них не обременены долгами, к тому же имеют возможность предложить немногочисленным клиентам более низкие цены, нежели у классических конкурентов. Тем не менее уже сейчас ясно, что даже после окончания пандемии и открытия границ рост спроса на перелеты будет недолгим, ведь пассажиры, скорее всего, будут усиленно экономить. Единственной позитивной новостью для отрасли в прошедшем году можно считать возобновление полетов проблемного Boeing 737 MAX. Полтора года он был под запретом во всем мире после двух аварий по причине несовершенства конструкции. Стоимость акций одного из крупнейших мировых производителей самолетов, в течение года проседавшая на 320 процентов, в декабре выросла в 1,6 раза.
Паралич транспортного сообщения сильно повлиял на энергетику, в первую очередь — на нефтяную и газовую отрасли. Спрос на самые популярные виды топлива резко упал, вслед за ним и цены. Своеобразная «репетиция» случилась в марте, когда участники консорциума ОПЕК+ отказались продлевать действовавшее с 2016 года соглашение о сокращении добычи. Нефтяники понимали, что скоро столкнутся с падением прибыли, и стремились во что бы то ни стало восполнить его за счет больших объемов реализации. По слухам, инициатором разрыва выступила Россия, наравне с Саудовской Аравией один из неформальных лидеров ОПЕК+, хотя сама Москва в лице тогдашнего министра энергетики Александра Новака все отрицала.
Обвал котировок последовал незамедлительно и оказался сильнейшим за несколько лет. Фьючерсы (контракты, позволяющие зафиксировать цену будущей сделки) на баррель эталонной североморской марки Brent разом подешевели на 20 процентов — до 40 долларов, а затем потеряли еще почти 50 процентов стоимости и достигли отметки в 20,3 доллара. Уже через месяц членам картеля и их партнерам удалось договориться вновь, и цены пошли вверх. В конце декабря они выросли до 50 долларов.
Примечательно, что на протяжении некоторого времени российский сорт Urals, считающийся менее качественным, стоил на спотовом рынке (сделки с поставкой в течение двух торговых дней, цены отличаются от котировок фьючерсов) дороже Brent (16,39 против 16,19 доллара за баррель), хотя обычно бывает наоборот. Парадокс объяснялся большей востребованностью тяжелых нефтепродуктов, например, дизеля, которые производят в основном из более «тяжелой» нефти.
Через 10 дней после заключения новой масштабной сделки на нефтяном рынке случился коллапс. Фьючерсы на американский сорт WTI опустились ниже нуля и дошли до минус 37,63 доллара за баррель. На американской бирже NYMEX, где торгуются поставочные контракты, цены восстановились на следующий день и даже вышли в плюс. Однако на Московской бирже, как и на многих площадках по всему миру, где трейдерам доступны «зеркальные» расчетные инструменты, любые операции были остановлены на отметке 8,84 доллара за баррель.
Профессиональные нефтетрейдеры не предвидели, что топливо окажется настолько невостребованным, и испугались перспективы получения «на руки» купленных заранее баррелей. Девать их было уже некуда — все хранилища оказались переполненными. В панике торговцы начали избавляться от поставочных контрактов и обязательств по ним, соглашаясь доплатить покупателям. Предложение намного превысило спрос, и цена ушла далеко вниз.
От массового просчета пострадали обычные россияне, рисковавшие свободными деньгами. Многие из них понесли огромные убытки и остались в долгу перед брокерами (которые в свою очередь задолжали бирже, отвечающей за исполнение сделок). Общий ущерб только тех, кто организованно подал иски к площадке, оценивается в миллиард рублей. В судах рассматриваются десятки дел, по некоторым из них уже вынесены решения в пользу Московской биржи. Специалисты предсказывали повторение ситуации, но пока его не произошло. Хотя руководство биржи, всячески отрицающее вину и перекладывающее ответственность на трейдеров, все-таки внедрило торги по отрицательным ценам.
Нелегко приходится и поставщикам газа. В отличие от нефти, которая используется для производства разных видов топлива, востребованных в любую погоду, он нужен в основном для отопления. В последние годы зимние температуры в Европе все чаще оказываются выше нормы, а значит, спрос на газ падает. К тому же из-за пандемии на несколько месяцев отпала необходимость отапливать рестораны, кинотеатры и торговые центры.
Сказалось и существенное ослабление рубля. В обычной ситуации оно играет на руку сырьевым корпорациям, поскольку цены на их продукцию почти всегда номинированы в долларах. Однако у «Газпрома», главной газовой компании России, имеются слишком большие валютные долги: при пересчете в рубли по новому курсу повышенные расходы на их обслуживание перевешивают дополнительную выручку. В итоге за первые девять месяцев 2020-го «Газпром» получил чистый убыток в 218 миллиардов рублей — против прошлогодней триллионной прибыли. Дальнейшие перспективы не обнадеживают: компания рассчитывает продать по итогам года 165-170 миллиардов кубометров газа по средней цене 120-130 долларов за тысячу кубометров после прошлогодних 199 миллиардов кубометров по 210 долларов за тысячу.
Зато, как часто бывает в кризисной ситуации, дорожал другой природный ресурс — золото. Инвесторы традиционно видят в нем защиту от колебаний и неопределенности, создавая спрос. К тому же стимулирующие меры центробанков заметно снизили доходность облигаций, которые в обычное время считаются наименее рисковым активом. Свободные средства направились в альтернативные виды вложений. Летом цена тройской унции (31,1 грамма) на Лондонской бирже металлов побила исторический рекорд, превысив две тысячи долларов. Впоследствии она немного просела на фоне новостей об успешном испытании сразу нескольких вакцин от коронавируса, но к концу года вновь вернулась к уровню 1900 долларов за унцию — наивысшему с 2011 года.
Еще один актив, переживший расцвет, — биткоин, первая и самая популярная в мире криптовалюта. Причины те же — поиск новых направлений для инвестирования. Предыдущий ажиотаж случился в 2017-м, и с тех пор биткоин перестали рассматривать всерьез. Но под конец года он не просто вернул позиции трехлетней давности, но и, подобно золоту, установил несколько новых рекордов. В конце декабря он торговался по 27,7 тысячи долларов (против 18,7 тысячи в конце 2017-го).
Вопреки всем проблемам и потрясениям, популярностью пользовались не только защитные активы, но и акции. Фондовые рынки США, Европы и России на протяжении большей части года переживали настоящий бум. Росли биржевые индексы (главный американский, Dow Jones, — сразу на 46,5 процента с кризисного марта). Аналитики объясняли аномалию крайне низкими ставками по облигациям и депозитам, а также работой «бездушных» торговых алгоритмов, на которые опираются многие инвесткомпании. Программы ориентируются не на текущую конъюнктуру, а на фундаментальные показатели той или иной компании. Большинство из них в долгосрочной перспективе выглядят устойчивыми, а значит, в их акции можно вкладываться.
Компании одна за другой выходили на IPO, что привлекло еще больше инвесторов. Среди них российский интернет-магазин Ozon, крайне успешно разместивший акции на американской бирже NASDAQ: спрос на них в 10 раз превысил предложение, а котировки в первые же час после начала торгов выросли почти на 40 процентов. IPO сразу трех американских компаний — разработчика облачных технологий Snowflake, сервиса доставки еды DoorDash и сайта бронирования жилья Airbnb — вошли в десятку лучших размещений технологического сектора всех времен.
В России произошел массовый наплыв частных трейдеров на биржи: Московская — в декабре отчиталась о том, что с начала года количество открытых брокерских счетов выросло более чем в два раза — с 3,8 до восьми миллионов. Устав от низких ставок по вкладам и испугавшись нового налога на доходы по ним, люди решили опробовать новый способ заработка.
Цифровые компании стали одними из тех, кто извлек из пандемии коронавируса выгоду, невозможную в любое другое время. Запертые на карантине и удаленке люди по всему миру вынуждены были проводить рабочие встречи в видеоконференциях приложения Zoom, смотреть фильмы в онлайн-кинотеатрах и стриминговых сервисах и заказывать доставку чего угодно, от продуктов до бытовой техники. Рост котировок компаний из IT-сектора сравним лишь с успехами фармацевтических корпораций, разработавших и успешно испытавших вакцины.
Были свои прорывы и среди стран. Весной финансисты хвалили Южную Корею, Австралию и Новую Зеландию за успешную борьбу с коронавирусом (благодаря вовремя принятым мерам и дисциплине жителей) и предрекали им рост. Прогнозы по большей части основывались на укреплении национальных валют: инвесторы поверили в скорое восстановление экономики и поспешили вложиться в местные активы (для этого предварительно надо купить валюту, создав на нее спрос). Утверждение спорное: слишком крепкая домашняя валюта играет против экспортеров, делая их продукцию неконкурентной за рубежом. Но аналитики стоят на своем. Даже вторая волна коронавируса и возврат многих ограничений не привели к снижению курса: за год австралийский доллар вырос по отношению к американскому на девять процентов, новозеландский — на шесть, южнокорейская вона — на 0,5 процента.
Еще одним победителем некоторые называют целый континент — Африку. Ее страны недостаточно встроены в глобальные производственные, логистические, образовательные и туристические цепочки, а значит, общий кризис должен задеть их не так сильно. К тому же население большей части африканских государств слишком молодо (сказывается низкое качество здравоохранения), средний возраст жителей тропической части материка составляет 19 лет и 7 месяцев. Заражение коронавирусом же обычно чревато тяжелыми последствиями для пожилых людей. Большинство африканских экономик, по оценке специалистов, в обозримом будущем сможет развиваться в привычном режиме и сократить отставание от более благополучных конкурентов.
Однако большая часть мира вряд ли сможет вспоминать 2020 год с улыбкой. Пандемия коронавируса, опасность которой еще в январе не мог предвидеть никто, перевернула все с ног на голову. По всему миру останавливались производства, закрывались рестораны, простаивали отели и самолеты, нарушались цепочки поставок, разорялись компании, люди оставались без работы и средств к существованию. Летняя передышка оказалась временным затишьем перед введением новых ограничений во многих странах.
Правительства, стараясь смягчить удар, выделяли финансирование, центробанки печатали деньги. Но спада удалось избежать только Китаю. Страна, с которой началось главное бедствие последних десятилетий, благодаря оперативному вмешательству и максимально строгим ограничениям смогла быстро остановить распространение вируса и уже летом вернуться к привычной жизни. По итогам года китайскую экономику ждет самый низкий со времен правления Мао Цзэдуна, но все-таки рост — на 2,1 процента. Евросоюз приготовился к снижению ВВП на 7,4 процента, США — на 3,7 процента. Глобальный ВВП недосчитается 4,4 процента по сравнению с прошлым годом. Россия, по прогнозам Всемирного банка, пострадает относительно несильно — страну ждет спад на четыре процента, так же, как и отказавшуюся от карантина Швецию.
Даже в нынешних условиях многие страны берутся предсказывать будущее. Власти прогнозируют скромный рост, однако опираться он будет на очень низкую базу, а потому воспринимать его всерьез не стоит. Экономисты предсказывают, что главным последствием пандемии станет замедление глобализации: отдельные компании и целые сектора откажутся от переноса производств далеко за границу и начнут развивать собственные регионы. Работодатели распробуют все преимущества удаленного режима для сотрудников и смогут экономить на аренде, что негативно скажется уже на девелоперах. И наконец, все больше людей окончательно отдадут предпочтение удобным онлайн-сервисам и покупкам в интернете.
Однако прошедший год научил строить прогнозы с осторожностью: реальное состояние экономики и повседневной жизни даже в недалеком будущем может оказаться совсем не таким, каким видится сегодня.