«Я все-таки надеюсь, что он в плену» Сотни тысяч семей ждут возвращения отцов и мужей с СВО. Как они живут в этом ожидании?

«Лента.ру»: Жены бойцов СВО рассказали о жизни в ожидании их возвращения
СюжетСпециальная военная операция (СВО) на Украине

Фото: Antonio Garcia Recena / Getty Images

Жизнь сотен тысяч российских семей изменилась после ухода мужчин на СВО. Долгая разлука повлияли не только на их жен, но и на детей.«Лента.ру» собрала личные истории жен участников СВО, которые остались одни с детьми, и узнала у психолога, что может помочь им и их детям.

«Я тут совсем одна»

Олеся:

Муж подписал контракт 5 декабря прошлого года. Уже 7 декабря его увезли в Воронеж на обучение, так как он не был в армии по состоянию здоровья. В конце декабря мужа отправили в Харьковскую область. Вообще не знаю, почему его взяли, — у него ведь большие врожденные проблемы, а написали, что годен.

Мы из Донецка, мужа обещали отправить туда по состоянию здоровья. Обещали, что он будет в тылу готовить солдатам еду. Но потом перевели в штурмовики. А он никогда этим не занимался, опыта у него нет.

У нас четверо детей. Самой младшей — четыре года, остальным — 8, 12 и 16. Старшие более-менее понимают, где папа, а младшая плачет все время. Она думает, что папа просто ушел на работу, и ждет его возвращения. Когда перед Новым годом он звонил по видеосвязи, дети очень обрадовались. Улыбнулись, поздравили, и он положил трубку. Муж вообще на связь выходит очень редко. Иногда две недели от него ничего не слышно. После Нового года он снова исчез.

Фото: Дмитрий Духанин / Коммерсантъ

Я часто плачу, нервы сдают. Голова не варит, хожу не в себе. Постоянно пью успокоительные, которые выписала врач, чай с мятой. Я была против его ухода на СВО, в итоге он подписал [контракт] втайне от меня. Помню, у меня была такая истерика, что меня отпаивали лекарствами, потом я неделю не вставала с кровати — плакала и плакала. Постепенно взяла себя в руки — надо было заниматься детьми.

Когда муж рассказал детям о своем решении, девочки плакали. Мальчики отреагировали стойко, но наверняка в душе переживают, постоянно меня спрашивают, как там и что.

Каждый день смотрю видео оттуда, где может быть их отец, показываю детям, что там происходит. Хочу, чтобы они понимали, что это серьезно

Восьмилетний сын еще толком не понимает, что такое боевые действия. Думает, что это игры. Я показывала ему фотографии, которые отправлял муж, объясняла, насколько все серьезно. Сказала, что надо вести себя хорошо, чтобы папа не переживал.

Как муж уехал, старшая дочка учиться перестала. На носу ОГЭ, а она даже не готовится. У нее переходный возраст — ушла в загул, сбежала из дома. Ее везде искали, а когда нашли, я ей сказала: «Что ты творишь? Отец на СВО, а ты сбежала». После этого она сперва помогала по дому — я уж думала, что все наладилось, но потом началось то же самое. Одной и так сложно, дом старый, все разваливается. А тут еще и дети…

Когда муж был здесь, он держал всех в строгости, мог прикрикнуть.
А сейчас непонятно, чего старшая хочет. Кричит, что хочет другую жизнь, хочет свободы. Уехала в другой город, да так, что с полицией пришлось возвращать! Я ей сказала, что нельзя так поступать. Двенадцатилетний сын помогал всегда, а тут, как супруг уехал, совсем отбился от рук.

Думали обратно в Донецк вернуться, а там снова бомбят. Тут я совсем одна, родственников нет. Была одна подруга, но она недавно умерла. Супруг для меня всегда был единственной опорой, помогал.

К тому же к беженцам отношение не очень — все думают, что мы живем за их счет. Но мы ведь тоже не от хорошей жизни сюда приехали! В школе к детям отношение предвзятое — не такое, как к местным сельским детям.
К сыну постоянно цепляются хулиганы, их отец тоже ушел на СВО, только им все прощают, потому что мать одна. Мне говорят, что мой муж недавно ушел [на СВО], а у них глава семейства уже давно там находится.

«Я не буду тревожиться, если ты не будешь тревожиться»

Ольга:

Мой муж подписал контракт. На СВО он уже восемь месяцев. У нас один сын, ему 16 лет. У мужа есть старшая дочь, ей 20.

Подросток сильно переживает разлуку с отцом, что выливается в повышенную тревожность. Как-то раз я получила травму и выпала из обычного жизненного графика. На этой почве у ребенка начался сильный стресс: у него и так отсутствует один родитель, он понимает, что отец на спецоперации, а тут еще и мама болеет. Сын боится потерять и меня. Это чувствуется, когда он говорит: «Какая у меня может быть нормальная жизнь, когда у меня отец на СВО?» Все происшествия в своей жизни он связывает с этим событием.

Фото: Алексей Сухоруков / РИА Новости

Когда муж решил уйти на СВО, у нас возникло недопонимание. Я не стала выяснять, почему и зачем, и не спорила, когда он прояснил какие-то моменты, связанные с его мировоззрением, но настроение, конечно же, не было радостным.

Реакция сына поначалу особо никак не проявлялась. Но когда мы возвращались с проводов, по нему было видно, что он очень сильно переживает. У него была некая отстраненность, и мы потом вместе сидели обнявшись. Я рыдала, а сын старался не показывать, что ему грустно.

Сын не хочет разговаривать со мной на эту тему.
Я несколько раз пыталась, ничего не получилось. Но он ходит к психологу. Видимо, ему легче поделиться переживаниями со специалистом, с посторонним человеком. Однажды сын сказал мне: «Мама, почему ты все время говоришь о спецоперации?»

Я примерно знаю график супруга: если нет связи три дня, то это обычная история. Бывает, что и больше, неделю. Тревога всегда остается та же, но усиливается или уменьшается в зависимости от того, насколько я сама в этот момент устойчива и насколько устала.

Муж написал мне: «Я не буду тревожиться, если ты не будешь тревожиться». После этого я взяла себя в руки. И даже внутренне стало по-другому. Я бы не сказала, что легче, но все стало ощущаться как-то иначе.

Фото: Кирилл Брага / РИА Новости

В первое время было очень сложно, потому что не с кем было поговорить на эту тему, обменяться опытом. Но потом появился один такой человек вживую и группы в интернете. Я поняла, что повышенная тревожность первоначально была связана с переходом из одной реальности в другую, а сейчас просто происходит постепенное привыкание к этой ситуации.

Сыну теперь надо выполнять какую-то часть мужских дел. То одно сломалось, то другое. Он их делает, но говорит, что хочет жить как его друзья, которые только учатся и играют в компьютерные игры. Наверное, его основная претензия в том, что он не хочет взрослеть — к нему обращаются как к мужчине, требуют как от мужчины.

Плюс у него появился страх за меня. Он иногда говорит: «Я не пойду гулять с друзьями, потому что боюсь, что с тобой что-то случится».

«Его как украли»

Людмила:

Мой супруг мобилизованный, ушел 26 сентября 2022 года. У меня трое детей. Две девочки не его, а нашему общему ребенку три года. Старшим 21 и 14. Когда он уезжал, младшей было всего десять месяцев. Потом он возвращался в отпуск. Дома есть фотографии, и дочка знает, что это папа, просто его сейчас нет дома.

Со средней дочкой у супруга очень хорошие отношения. Со своим биологическим отцом она не общается, а с отчимом нашла общий язык. Обе старшие дочери хорошо к нему относятся. Средняя видит, как я переживаю, и тоже начинает волноваться. Пытается как-то меня успокоить, говорит: «Мам, не переживай, найдется». 15 марта будет год, как он не выходил на связь. Они пошли на задание в Работино. Он сразу сказал, что там полная жопа, но просил не переживать и обещал написать через три дня. Но так и не объявился.

Искала везде. Последнее, что знаю, — в Ростове в морге его трупа нет, и у них нет информации, где он может находиться. Ко мне приезжали из полиции, думали, что он скрывается.

Когда мы его искали, на нас вышли два парня и сказали, что он лежит в госпитале. Но потом они стали просить деньги за видеосвязь с ним.
На этом мы с ними попрощались.

Я все-таки надеюсь, что он в плену. Часто хожу в церковь. Батюшка говорит, что пока нет никакой информации, нужно молиться как за живого.

Фото: Сергей Бобылев / РИА Новости

Когда супруга только мобилизовали, никто не понимал, во что это может вылиться. На сборы дали два дня, утром он уехал. Очень сильно переживала, не спала, не ела, — тем более на связь он сначала не выходил.

С двумя детьми стало трудно одной. Его как украли. У нас частный дом в поселке, здесь постоянно что-то нужно делать. Приходится все делать самой. Иногда помогает зять, но он не может постоянно быть здесь — он работает, и у него своя семья

Дети у нас в основном слушают маму, а не папу. Он, наоборот, защищал всегда. А меня даже зять и старшая дочь слушаются. Поэтому я могу всю дурь из башки выбить и сама. Еще я знаю своих детей очень хорошо и сразу вижу, если что-то не так. И даже если дочка сначала скажет, что ничего не произошло, она потом все расскажет.

«Состояние мамы влияет на ребенка»

Анастасия Мягкова, психолог, руководитель проекта «Ждем дома»:

Разлука с отцом влияет на всех детей по-разному. Это очень субъективно и зависит от множества факторов: возраста, характера, окружения и даже генетики. Но базово роль родителей в жизни ребенка нельзя заменить.
И это не просто психологические теории — это закон здорового развития личности. Ребенок воспринимает семью как основу, на которой строится его мировоззрение. Отец и мать — две главные опоры. Их роли разные, но они одинаково важны, и потеря контакта с отцом — это всегда стресс, страх и тревога.

Состояние матери тоже играет важную роль. Дети копируют поведение родителей, строят свою картину мира, исходя из их реакций. Если мама тревожится, ребенок тоже будет тревожиться. Но если мама пытается скрыть переживания, старается улыбаться через силу и делать вид, что все хорошо, ребенок это почувствует и сделает другой вывод: «Мама отстраняется, не доверяет мне». Это только усилит тревогу.

Главное — не делать вид, что ничего не происходит, но и не перекладывать свои эмоции на ребенка. Можно учить показывать свои чувства на примере бытовых мелочей: «Сынок, я вчера сожгла блинчики и расстроилась». Такие простые примеры помогают ребенку учиться проговаривать свои эмоции и понимать, что делать это безопасно

Когда организм чувствует тревогу, он включает одну из трех реакций: бей, беги или замри. Детская агрессия — это «бей». И она не про плохой характер или вредность, а про невозможность справиться с эмоциями. Ребенок не умеет выражать тревогу словами, поэтому выпускает ее через крики, удары, истерики. Это не про злость, а про внутренний шторм, с которым он не справляется. И если в этот момент его наказывать или накричать, это только усилит проблему.

Фото: Донат Сорокин / ТАСС

Поэтому нужно не пресекать эмоции, а помогать их осознавать: «Ты сейчас злишься? Что тебя так рассердило?» Учить ребенка говорить о чувствах, а не копить их внутри. Агрессия — это не вызов, это сигнал. И важно услышать его вовремя.

Стресс можно снизить с помощью обращений к специалистам. В наш проект обращается огромное количество родственников, и в итоге мы создали отдельное сообщество «Хранительницы» — пространство только для женщин, которые ждут своих мужчин с СВО. Два ведущих психолога проекта регулярно проводят психообразовательные эфиры. Они отвечают на вопросы женщин, помогают справляться с тревогой и поддерживают наших хранительниц. Кроме того, мы говорим о том, как общаться с детьми на тему ухода папы на СВО, и делаем все, чтобы каждая участница чувствовала, что она не одна.

Разговор с детьми на тему боевых действий должен строиться в зависимости от их возраста. Для малышей подойдут базовые простые объяснения, например: «Папа уехал выполнять важную работу. Он очень тебя любит и много о тебе думает. Ты важен папе». Можно использовать метафоры на примере детских мультфильмов и сказок.

Можно использовать метод визуализации: покажите на карте, где находится папа, нарисуйте маршрут от дома до его местоположения. Это поможет ребенку осознать расстояние и снизит тревогу. Детям постарше можно подробнее объяснить, что папа на службе и выполняет важную задачу.

Фото: Владимир Смирнов / ТАСС

Сейчас появилась новая тенденция, когда дети постарше записывают видеодневники для пап. Это помогает поддерживать связь, даже когда папа далеко, и важно не только для ребенка, но и для отца: ощущение, что он не пропускает важные моменты жизни семьи, снижает стресс и чувство вины.

Если отец пропал без вести, чутким детям не обязательно рассказывать все подробности, пока до конца не станет понятно, что произошло.

В младшем возрасте лучше ограничиться объяснением, что папа сейчас далеко и пока не может вернуться. Для маленького ребенка разница между командировкой, заданием или пропажей без вести не так очевидна, зато чувство безопасности может сильно пошатнуться.

Ребенку постарше, подросткового возраста, можно сказать, как дела обстоят на самом деле, как идут поиски, но без ложных обещаний. Ему важно знать, что его слышат и уважают, а не просто ставят перед фактом.

Лента добра деактивирована.
Добро пожаловать в реальный мир.
Бонусы за ваши реакции на Lenta.ru
Как это работает?
Читайте
Погружайтесь в увлекательные статьи, новости и материалы на Lenta.ru
Оценивайте
Выражайте свои эмоции к материалам с помощью реакций
Получайте бонусы
Накапливайте их и обменивайте на скидки до 99%
Узнать больше