Министр культуры России Владимир Мединский, которого обвиняли в оскорблении Даниила Гранина, заявил, что созвонился с писателем и достиг с ним «полного взаимопонимания». Чиновник подчеркнул, что ему не за что извиняться перед писателем, поскольку его высказывания были вырваны из контекста. «Как я могу извиняться за то, чего не говорил? Я ничего не говорил о Данииле Гранине и блокаде», — недоумевает министр.
Если кто пропустил, напомню коротко суть истории. На днях министр Мединский был гостем программы «Цена победы» на «Эхе Москвы». Ведущий программы Виталий Дымарский завел речь о том, что в блокадном Ленинграде выпекали ромовые бабы для партийного руководства и, в частности, для Андрея Жданова; ссылался при этом Дымарский на документальную «Блокадную книгу» Даниила Гранина и Алеся Адамовича. Мединский на это заявил: «Вранье». А также добавил: «Упомянутый Жданов умер в 1948 году в молодом возрасте 53-х лет от дикого комплекса всяческих болезней, уже будучи глубоко больным человеком. Очевидно, явно от переедания ромовыми бабами…» Позднее депутат питерского заксобрания Борис Вишневский потребовал, чтобы министр попросил прощения у писателя — за то, что обвинил его во лжи при описании событий в блокадном Ленинграде.
В сообщении о достижении «полного взаимопонимания» между Граниным и Мединским ИТАР-ТАСС приводит еще одну любопытную цитату Мединского: «Надо не муссировать тему ромовых баб, а надо сказать спасибо руководителям блокадного Ленинграда. Моя фраза была выдумана, переврана и вырвана из контекста». Спешу обратить внимание на этот мощный риторический прием: фраза сперва была выдумана, потом переврана, а затем еще и вырвана из контекста. Все-таки Мединский — большой мыслитель, историк, автор диссертации «Проблемы объективности в освещении российской истории второй половины XV-XVII веков». Короче, понятно, что объективность для него — не проблема.
Вот что сам он пишет об этом в одной из своих глубоко исторических книг: «Факты сами по себе значат не очень много. Скажу еще грубее: в деле исторической мифологии они вообще ничего не значат. Все начинается не с фактов, а с интерпретаций. Если вы любите свою родину, свой народ, то история, которую вы будете писать, будет всегда позитивна».
Ну и ладно, фраза про Гранина выдумана, и очевидно — теми, кто не любит свою родину, народ и историю. В конце концов, будь Мединский человеком более простодушным, мог бы и вовсе заявить, что не было его ни на каком «Эхе Москвы» (не удивлюсь, кстати, если в следующий раз он примерно так и поступит; «Меня хакнули, банан не мой»). Но Мединский — отнюдь не простодушен. Он вообще из той хорошо нам знакомой породы людей, которые никогда и ни при каких обстоятельствах публично не извиняются. Достаточно прочитать хотя бы одно интервью с министром. Но его нежелание признавать собственную неправоту при свидетелях — это еще и осознанная стратегия. Наверняка, чтобы добиться «полного взаимопонимания» с писателем, Мединскому пришлось сделать какие-то покаянные заявления, дезавуирующие эфирное происшествие. Но мы их никогда не услышим, потому что министры никогда не ошибаются, а мы не заслуживаем того, чтобы перед нами танцы плясать.
Это неумение публично извиняться стопроцентно восполняется умением публично извиваться. В том же самом эфире «Эха Москвы» Мединский злобствовал и ерничал по поводу «Дождя» с его не слишком удачным опросом о блокаде Ленинграда. Он в очередной раз требовал покаяния, даром что ногами не топал (министру, наверное, не очень интересно будет об этом узнать, но «Дождь» за свой опрос попросил прощения у зрителей). Нудные документальные свидетельства Гранина в этот контекст никак не ложились; ну так можно было обойтись и без них, много ли для патриота значат факты сами по себе.
Можно довольно долго спорить о том, кто и перед кем должен извиняться, дозволительно ли министру культуры вести себя так, как ведет себя Мединский, что на самом деле происходило в блокадном Ленинграде и было ли там что-нибудь такое, не героическое, о чем нам всем следовало бы печалиться и жалеть. Ясно, что для чиновников нет никаких живых ветеранов, все они — каменные памятники, из которых удобно складывать прочный (на деле — не очень) миф о великой войне. Все это будет продолжаться какое-то время, пока не кончится совсем; и горизонт уже виден — недаром многие люди, смотревшие открытие Олимпиады, радовались, что в нем нет ни слова про Великую Отечественную. Потому что от нее благодаря всем этим мелким спекулянтам на государственном финансировании ничего уже не осталось.
В конечном итоге мне по-настоящему любопытно в этой конкретной истории только одно. Поделился ли Мединский в ходе телефонной дипломатии с Граниным своими представлениями о том, что есть история. Готов биться об заклад, что нет.