Нелегко чиновникам в эпоху всеобщей публикации деклараций. Богатых упрекают в богатстве — дескать, вот, как поднялись, несмотря на кризис и обнищание сограждан. Бедных корят за бедность, подозревают в сокрытии реальных доходов, намекают на коррумпированность.
Бизнесменам в этом смысле проще. Призовые места в «золотых сотнях» позволяют хотя бы свысока смотреть на соседей «снизу» — тех, у кого миллиардов оказалось пусть и не сильно, но меньше.
Мультимиллионеры из правительства или других госучреждений даже такого удовольствия лишены. Круглые суммы в декларации — никак не средство для перемещения по служебной лестнице. В лучшем случае — результат. И то далеко не всегда.
Кроме того, с юкосовских времен опальные миллиардеры скорее добиваются сочувствия со стороны широких народных масс, чем отставленные министры или оказавшиеся за решеткой губернаторы. Причем жесткость равноудаления уже не имеет критического значения. О находящемся под домашним арестом владельце Домодедово Дмитрии Каменщике сегодня вспоминают гораздо чаще, чем о бывших региональных начальниках Вячеславе Гайзере и Александре Хорошавине, которые дожидаются суда в следственных изоляторах.
Любой крупный бизнесмен, как правило, еще и крупный работодатель. У его компаний полно контрагентов и инвесторов. Кто-то теряет работу, кто-то недополучает прибыль, а кто-то несет прямые убытки. Но самое главное — передел собственности. Не важно, предусмотрен ли изначально отъем бизнеса в качестве платы за свободу его владельца. Оставшийся без хозяйского присмотра актив стремительно дешевеет и становится легкой добычей для конкурентов.
По умолчанию предполагается, что на кону нечто очень привлекательное. Иначе ради чего весь сыр-бор? Если фигурант списка Forbes становится фигурантом уголовного дела — значит, он слишком успешен. С чиновниками не так. Предъявленное обвинение в коррупции — как раз признак неуспешности. Воровал из убытков, вот и попался.
По большому счету силовики до сих пор выступали как своеобразные санитары леса, наказывая нарушителей негласного постюкосовского консенсуса. Прибыльный бизнес существует для того, чтобы обеспечивать безубыточность власти. А власть взамен помогает бизнесу минимизировать социальные издержки.
Пока было топливо в виде сырьевой ренты, этот вечный двигатель работал исправно. Теперь главным ресурсом стали люди. Причем речь идет вовсе не о переходе к экономике знаний. В ней больше половины доходов не проедается, в буквальном смысле этого слова.
И чем больше и «круглее» суммы, фигурирующие в «золотых сотнях» или чиновничьих декларациях, — тем меньше сограждан, имеющих возможность копить и сберегать. Поскольку любые, даже весьма незначительные, экономические успехи сегодня не могут быть обеспечены иначе, кроме как за счет девальвации, повышения тарифов, введения квазиналогов, сокращения бюджетных расходов на дороги, «социалку» и т.п.
Иными словами, соблюдение постюкосовского консенсуса зависит уже не только от власти и бизнеса. В игре появляется третий участник — население, источник бонусов и фактор риска для двух других. Что делает почти неизбежным пересмотр или отмену прежде заключенных «пактов о ненападении».
И недавние обыски в компаниях, принадлежащих Михаилу Прохорову, могут оказаться в этом смысле весьма показательными. Даже если медийные активы «Онэксима» здесь и правда ни при чем.
Собственно, разъяснения ФСБ, увязавшей визит своих сотрудников в прохоровские офисы с расследованием уголовного дела о хищениях в банке «Таврический», не делают ситуацию лучше. Наоборот. Впору говорить о наступлении новых времен, когда лояльность бизнеса определяется уже не просто готовностью делиться с властью финансовым или медийным ресурсом, но умением приумножать этот ресурс с минимальным (а то и вовсе нулевым) уроном для рядовых потребителей и налогоплательщиков.
У «Таврического», который взялся санировать Прохоров, самый крупный и проблемный вкладчик — «Ленэнерго». В лопнувшем банке зависло свыше 16 миллиардов рублей, принадлежащих старейшей энергокомпании. Из-за чего она сама оказалась на грани банкротства. И варианты спасения «Ленэнерго» в конечном итоге упираются либо в прямую поддержку за счет федерального бюджета, либо в повышение тарифов. Либо и то, и другое вместе взятое.
Есть, впрочем, менее болезненный для казны и населения выход — заставить санатора «Таврического» полностью вернуть долг «Ленэнерго» без дисконтов и реструктуризаций. То есть ФСБ выступает скорее как своеобразный бизнес-оптимизатор, нежели способствует очередному переделу собственности. Вмешательство Лубянки не лишает Прохорова актива, но вынуждает искать менее очевидные и более трудоемкие варианты повышения его стоимости.
С этой точки зрения призыв Дмитрия Медведева «защитить бизнес от необоснованного преследования» выполним лишь в том случае, если сам Прохоров и его коллеги по цеху правильно истолкуют посланный сигнал. Никто, кроме них, сегодня не в состоянии — пусть и ценой собственных профитов — ослабить кризисное давление на граждан. Либо они, бизнесмены, сделают это самостоятельно и добровольно, либо соответствующие службы помогут им принять единственное верное решение.
Перефразируя Киплинга, можно сказать, что это будет славная битва с издержками, хотя для многих она станет последней.