1. Да, если Юг полностью вернется к политике Но Му Хена, к политике 2002-2007 годов, то есть начнет предоставлять Северу достаточно щедрую помощь безо всяких условий и без контроля за ее распределением. В таком случае отношения резко потеплеют. Полагаю, кстати, что именно это и произойдет, но только не в ближайшем будущем.

2. Идеология там давно уже не при чем. Север стремится максимизировать внешнюю помощь, не ставя при этом под угрозу внутриполитическую стабильность. Юг стремится откупаться от проблем, но при этом не готов платить слишком уж много. Это основа стратегии сторон. Дальше начинаются многочисленные детали, о которых можно говорить часами. В любом случае идеология там и не ночевала.

3. На данный момент главная проблема заключается в том, что объединения не хочет никто. Точнее, есть силы, которые его хотят, но не они задают тон в тех странах, которые в состоянии как-то повлиять на ситуацию. Если забыть о внешних игроках (они, все-таки, менее важны), то главная проблема заключается во внутренней ситуации в обеих Кореях.

Начну с Юга. За последние 10-15-20 лет в Южной Корее произошли очень серьезные изменения в отношении к вопросу объединения страны. До начала 1990-х годов, условно говоря, и южнокорейские правые и южнокорейские левые – страна идеологически очень расколота – стремились к объединению, правда каждый под своим "соусом", под своими лозунгами. Правые стремились к тому, что они называли "уничтожить коммунизм – объединить страну". То есть фактически их целью было воссоединение страны путем поглощения Севера Югом.

Южнокорейские левые говорили о конфедерации, хотя на практике они (не все, но многие), верили в то, что Север является более совершенной общественной системой, и значит, нужно объединяться на северокорейских условиях.

В начале 1990-х ситуация резко изменилась. Стало ясно, что разрыв экономик Севера и Юга огромен. Об этом в Сеуле официально говорили и раньше, но этому далеко не все верили, так как подобные утверждения часто воспринималось левыми как официальная пропаганда. Однако в 1990-е годы стало ясно, что Юг не просто богаче, а несоизмеримо богаче Севера. Плюс, конечно, повлиял пример германского объединения.

Народ в Южной Корее осознает, что если в Корее произойдет объединение по германскому образцу, то это станет серьезнейшим экономическим бременем для нынешней Южной Кореи. Многие боятся, что такой поворот событий просто разрушит южнокорейскую экономику. В любом случае, брать на содержание нищих братьев с Севера никто на Юге не хочет.

В результате возникает желание отсрочить объединение. Никто не говорит, что он против объединения, но есть явное желание это максимально отложить. Обычно говорят, что, мол, мы за объединение, но оно должно быть поэтапным и постепенным.

Вдобавок, южнокорейская молодежь просто не интересуется объединением. Север для нынешних двадцати- и тридцатилетних – это абстракция, просто какая-то другая страна, которая не имеет никакого отношения к их жизни, и с которой их, в общем, ничто не связывает.

На Севере ситуация другая. Основная официальная линия там – это постоянные разговоры об объединении, но на деле северокорейская верхушка объединения боится. Как я уже говорил, объединения сейчас не хочет никто, но меньше всего его хочет именно северокорейская правящая элита. Они боятся, что если произойдет объединение страны, то им не будет места в единой Корее. А действительно, что они могут? За ними нет никакой экономики, за ними нет никакой политической базы, правили они диктаторским государством, причем правили неудачно и, скажем прямо, очень жестоко. Они боятся, что их привлекут к ответственности за их былые дела (которые, надо признать, достаточно неблаговидны). Они понимают, что в таком союзе они будут не просто слабым, а невероятно слабым партнером.

Итак, с одной стороны есть боязнь северокорейской элиты за свою власть, с другой - боязнь южнокорейского населения за собственный высокий уровень жизни. В результате получается, что объединения не хочет никто, но ритуальные фразы об объединении продолжают звучать, и отказаться от этого лозунга психологически невозможно.

Многие, кстати, говорят, что, мол, не пора ли корейцам признать факт разделения страны и просто отказаться от объединения. Это невозможно в силу особенностей идеологий обеих Корей. Основой всех сколь-либо влиятельных вариантов идеологии, существующих сейчас в Корее – и Северной, и Южной - является национализм, а составная часть корейского национализма – постоянные разговоры об извечном единстве корейского народа, подчеркивание этого единства. Отказ от идеи объединения немыслим для корейского националиста (а более или менее все корейские политики и общественные деятели являются националистами).

Означает ли это, что необходимость объединения превратилось в чисто демагогическую фразу, и что раздел страны – это навсегда? Не думаю. Если в Северной Корее произойдет серьезный политический кризис, а он, скорее всего, произойдет, хотя вряд ли скоро, и северокорейский режим рухнет (а это, на мой взгляд, тоже очень вероятно), тогда может создаться ситуация, когда южнокорейцам, несмотря на их крайнее нежелание объединяться с бедными братьями, все-таки придется это сделать. Это может произойти по германскому варианту, если на Севере начнется какое-то массовое движение под лозунгами объединения.

При сохранении же нынешней ситуации, а она может сохраняться еще очень долго, мы, скорее всего, будем иметь картину, которую видим сейчас – Север и Юг демагогически говорят об объединении, заверяют всех, в том числе и самих себя, что их контакты служат объединению, хотя в действительности объединения по-настоящему не хотят.

А окружающим странам объединение Кореи вообще нежелательно. Разным странам оно нежелательно в разной степени и по разным причинам, но никто из соседей объединенную Корею видеть не хочет.

4. Никаких различий не было. Решение о разделе принималось в спешке, линия мыслилась как временная, возможно, на несколько недель. Она не совпадает даже с административными границами. Никаких исторических прецедентов такого именно раздела страны нет. Кстати, раздел произошел в 1945 году, когда Корея перестала быть японской колонией.

Вероятность начала военных действий нулевая. И меня весьма удивило, что в российской прессе так много разговоров об этом. В Южной Корее вообще всех этих заявлений никто особо не заметил. Их нет на первых страницах местных газет. На первом месте сейчас прошла информация о снижении объемов продаж автомобилей и полупроводников за прошлый квартал. Вот это серьезно, вот это пугает народ, который живет с экспорта и это отлично знает. А информация о северокорейских заявлениях и рассуждения о северокорейской политике обычно на первую полосу не попадают, они где-то внутри газет. Все привыкли к этим военным угрозам и отлично понимают, что они не значат ничего. Последний раз на такое, как я помню, южнокорейская публика реагировала в конце 1980-х годов, а сейчас на пхеньянское бряцание саблями уже нет вовсе никакой реакции.

Такие заявления – это обычная практика северокорейской дипломатии: грозные заявления, удары в грудь, туманные и страшные угрозы...

Войны, конечно, не будет. Зачем кому-то нужна война? Север знает, что он эту войну с треском проиграет, причем вот тогда северокорейской элите – тем, кого не пристрелят сразу - в лучшем случае светит небо в клеточку. Юг знает, что войну-то он, конечно, выиграет, но при этом половины Сеула не будет. А зачем это нужно? Я уже не говорю о том, что главная проблема здесь не военная, а политическая.

Во-первых, о войне здесь уже полвека никто всерьез и не думает. С середины 1970-х годов военный сценарий никто из политического руководства обеих Корей всерьез не рассматривает. Каждая сторона боится нападения другой стороны, что и понятно – это здоровый инстинкт международной жизни. Но сами нападать всерьез не собираются по меньшей мере с 1970-х годов. Во-вторых, ну, допустим будет война, а дальше – объединение. Но я уже говорил, как относятся с обеих сторон к этой идее объединения – ее боятся.

Поэтому на Севере существует такой своеобразный ритуал махания кулаками, причем он имеет политический смысл. Таким образом руководство Севера показывают южнокорейским властям, чтобы те возвращались к старой политике прошлых сеульских администраций, "солнечной политике" 1998-2008 годов, которая заключалась в том, что Юг помогал Северу без всяких условий, причем очень щедро, и совершенно не контролировал распределение помощи. А поскольку Ли Мен Бак пытался от этой политики отойти, северяне хотят показать, что либо вы с нами дружите на наших условиях, либо мы будем вас пугать и периодически, может быть, даже будем вас постреливать. "Постреливать" в данном случае означает устроить какую-нибудь перестрелку в море через несколько месяцев. Вот это – стрельба в Желтом море и пара потопленных сторожевиков - вполне возможно. Но ничего больше не будет.

Почему с семидесятых годов страны придерживаются такой политики? Ну, к семидесятым годам обе стороны потеряли свой былой пыл, Юг потерял его в 60-е, Север – в 70-е. Возникло четкое понимание того, что ни при каких обстоятельствах в случае конфликта полная победа просто невозможна. Сложилась патовая ситуация и полное отсутствие желания это менять, несмотря на всю риторику и несмотря на то, что и на Севере, и на Юге существует достаточно мощный военно-промышленный комплекс. Однако желание устраивать реальные конфликты исчезло еще лет 30 назад. Генералам лучше рассказывать о надвигающейся войне и под это дело получать чины и строить дачи.

1. Ситуацию, которая может сложиться после смерти Ким Чен Ира, очень трудно предсказать.

Дело в том, что на данный момент Северная Корея не может проводить реформы китайского образца. Не может она этого делать в первую очередь потому, что существует Южная Корея. Если они либерализуют режим решительно, население, которое сейчас, в общем, догадывается о том, что не живет хорошо, но еще не знает, насколько нехорошо, поймет, насколько велик разрыв в уровне жизни между Севером и Югом. А разрыв этот даже по оптимистической оценке 17-ти кратный. Впрочем, в такую оценку никто не верит. Это оценка Банка Кореи, которая попала во все справочники, включая пресловутый (и в общем ненадежный) справочник ЦРУ. Реальный разрыв побольше – примерно 30-ти кратный. В мире нет двух соседних стран, у которых есть общая сухопутная граница, с таким высоким разрывом в уровне жизни и уровне доходов.

Однако сами северокорейцы об этом разрыве толком не знают. Уровень изоляции огромный, куда больше, чем был в СССР при Сталине. Наличие дома приемника со свободной настройкой – уголовное преступление, все официально продаваемые приемники имеют фиксированную настройку на частоты официального вещания. Все иностранные издания, кроме технических справочников, поступают в спецхран, и нужен допуск, чтобы их читать. Пригласить иностранца домой нельзя, даже разговор с иностранцем на улице нежелателен. В общем, информационная изоляция, которая просто не имеет параллелей в мировой истории. И главная причина, по которой эта политика проводится – именно желание скрыть размеры разрыва, который существует между Севером и Югом.

Соответственно, если вся эта информация начнет распространяться по Северной Корее, да еще и если северные корейцы станут меньше бояться власти, если они начнут не то чтобы организовываться, а хотя бы собираться с приятелем на кухне за бутылкой водочки поговорить, побухтеть о политике, я правительству сочувствую.

Правительство это отлично понимает, поэтому оно стремится держать ситуацию под очень жестким контролем. Никакой либерализации, никаких послаблений, что, кстати, означает, что никакого экономического роста тоже нет, потому что в таких условиях экономика не растет. Ну, может быть, иногда чуть-чуть подрастет, иногда чуть-чуть упадет, но, конечно, это не китайские и не вьетнамские, и не южнокорейские темпы (разрыв не просто огромный – он еще и возрастает).

Но когда Ким Чен Ир умрет, а рано или поздно он умрет, возникнет непонятная ситуация. К власти могут придти реформаторы и действительно начать реформы. Честно говоря, я думаю, что таким образом они подпишут своему режиму смертный приговор, потому что реформы буквально за несколько лет приведут к дестабилизации и краху всей системы. С этой точки зрения Ким Чен Ир, наверное, прав. Если желаешь сохранять режим, то его нельзя менять.

Но есть другой вариант: новое руководство – будет ли во главе кто-то из членов правящей семьи или какая-то посторонняя личность – решит продолжать линию Ким Чен Ира. Они очень быстро восстановят контроль над страной, причем никаких оппозиционных фигур в высшем руководстве страны не появится (или если такие противники новых лидеров появятся, их быстро ликвидируют). И эти новые люди будут продолжать линию Ким Чен Ира достаточно последовательно. Бесконечно это продолжаться не может, но 10-15 лет они в таком случае могут выдержать. То есть Северная Корея, может быть, рухнет завтра, а может быть, простоит еще очень долго.

2. Ну, официальная позиция заключается в том, что Россия в этом заинтересована. Однако все соседи Кореи наперебой заверяют, что они-то уж точно в объединении заинтересованы и вообще только о нем и мечтают. Это, конечно, обычная дипломатическая риторика (на практике как раз все совсем наоборот – объединения Кореи, в общем, не хочет никто). В действительности Россия едва ли особо заинтересована в объединении Кореи – хотя никакой российский дипломат этого открыто не скажет. Такой поворот событий России мало чем поможет. Во-первых, единая Корея с большой долей вероятности окажется либо под американским, либо под китайским влиянием. Во-вторых, после объединения могут возникнуть определенные территориальные притязания к России – такие высказывания в Корее уже звучат. Не то чтобы это будет большой проблемой (эти речи надо просто игнорировать), но все-таки... В-третьих, тот хаос, к которому неизбежно приведет объединение, на некоторое время выбьет Корею из числа надежных партнеров, в том числе и покупателей российского сырья. Наконец, объединение снизит для России возможности дипломатического маневра. С другой стороны, надо помнить, что ставки России в этом вопросе очень невысоки – пресловутая "цена вопроса" для России невелика. Проблемы, которые создаст объединение, вряд ли лишат сна слишком многих ответственных товарищей в МИДе. Таким образом, идеалом России является сохранение статус-кво, а также стабильности на полуострове. Однако Россия вполне спокойно сработается и с объединенной Кореей. Главную опасность для России представляет серьезная и затяжная нестабильность в Корее.

Если честно, я особой заинтересованности не вижу. России, безусловно, нужна стабильность на полуострове, но в целом Корея является весьма периферийным с точки зрения российских интересов регионом. Южная Корея – интересный и выгодный торговый партнер России, отношения развиваются динамично, но носят они, я бы сказал, чисто коммерческий и отчасти культурно-информационный характер. С Северной Кореей главный интерес России – стабильность. Я думаю, что России надо быть несколько активнее на полуострове, в частности, надо использовать некоторые имеющиеся возможности для увеличения своего влияния в Северной Корее, однако все равно не следует тратить на этот регион слишком уж много ресурсов.

1. По сути, у них нет союзников. Китай как бы считается таковым, но раздражение по части Пхеньяна у китайцев огромное. Они Северную Корею не любят, Северная Корея их постоянно подставляет разным образом. Те же самые ядерные испытания были большой пощечиной Китаю. Кроме того, китайцев раздражает то, что северокорейцы замалчивают о китайской помощи. Отношения там очень непростые.

2. Насчет лекций - нет, не планирую, но скоро буду проездом и очень надеюсь на встречу.

1. Дело в том, что никто не знает, кто будет преемником. Все, что появляется на этот счет в газетах, это иногда выдумки, иногда провокации, иногда сложные интриги каких-то группировок и спецслужб, в которых черт ногу сломит. То есть мы не знаем, кто преемник, и даже не знаем, есть ли он вообще.

Называют пять человек: троих сыновей Ким Чен Ира (старшего Ким Чен Нама, среднего Ким Чен Чера и младшего Ким Чен Уна), называют брата его жены Чан Сон Тхэка, который, видимо, самый вероятный кандидат, и называют его нынешнюю жену Ким Ок. Кто из них будет преемником — неизвестно. Последнее время каждый месяц появляются какие-то якобы достоверные сообщения, но их нужно просто игнорировать.

Поскольку ничего неизвестно о преемнике, соответственно, ничего неизвестно и о его политических воззрениях. Более того, даже о взглядах этой пятерки мы имеем весьма слабые представления (о Чан Сон Тхэке есть какие-то данные, а о позициях остальных четырех кандидатов вообще ничего не известно).

2. Видимо, этот вопрос от того, кто слышал всякие страшные истории о северокорейских наркотиках, фальшивых долларах, фальшивых сигаретах и так далее. Да, власти занимаются нелегальными операциями такого рода, есть обвинения, которым я склонен верить. Это обвинения в участии в торговле наркотиками, есть практически доказанные обвинения в изготовлении фальшивых долларов (подделки очень качественные). Однако, надо помнить, что все эти операции, честно говоря, приносят очень небольшой доход. Не надо считать, что КНДР живет за счет поставок наркотиков и фальшивых долларов. На месте северокорейцев, я бы эти операции вообще свернул. Последнее время, каждый раз, когда начинается какое-то обострение отношений с США, официальные американские организации начинают поднимать вопросы о фальшивых долларах. На самом деле, несмотря на весь шум, если реально посмотреть на количество сведений о достоверно известных инцидентах, связанных с такими делами, то оно не растет.

То есть главный источник дохода — это обычная торговля, плюс довольно необычная вещь — это большое (и опять быстро растущее) количество северокорейских рабочих заграницей. Где угодно, от Владивостока до Праги. Платят им копейки (хотя по меркам рядового корейца, это очень неплохие копейки), а большая часть их зарплаты идет в фонд государства.

Но в основном, конечно, это торговля. В Северной Корее, если сравнивать с другими восточноазиатскими странами, достаточно приличные запасы полезных ископаемых. В большинстве случаев концессии на их разработку проданы Китаю. Китай в последние годы скупил значительную часть рудников в Северной Корее и наладил там добычу, появились китайские вложения в легкую промышленность. Кроме того, продают морепродукты, всякую экзотику. Но доходы очень маленькие, товарооборот составляет порядка четырех миллиардов в год. Это копейки, смешная сумма.

3. Только в той степени, в какой он повлечет за собой уменьшение объемов помощи, от которой Север очень зависит. В первую очередь, помощи из Китая. Какие-то первые признаки уже есть: в марте месяце 2008 года Китай ограничил коммерческие поставки продовольствия в Северную Корею, хотя государственные поставки продолжаются, и ограничение не означает запрет, а ведь это именно ограничение некоторых типов поставок. Однако если в результате экономического кризиса, закрытий заводов, роста безработицы в самом Китае сложится очень серьезная внутриполитическая ситуация, а этого нельзя исключать, то китайцы могут резко сократить объемы помощи Кореи.

Если кризис затронет другие страны, то они тоже будут с меньшей охотой отправлять помощь в Северную Корею.

С другой стороны, сама северокорейская экономика достаточно изолирована и очень незначительна по объемам. То есть прямого влияния на Северную Корею кризис практически не окажет, а только затруднит получение помощи.

С какой стати они должны поднимать восстание? Для того, чтобы народ поднимал восстание, нужно чтобы был ряд условий. Необходимо наличие какой-то организации. Не обязательно, чтобы существовал страшный подпольный заговор, речь идет, скорее, о возможности недовольных собираться на кухнях, в курилках, и говорить о политике, ругать власть, рассуждать о том, как надо сделать иначе.

Северная Корея — это не Советский Союз. Это, кстати, распространенная на просторах бывшего СССР ошибка – многие считают, что Северная Корея представляет собой нечто вроде СССР с азиатской спецификой. Это совсем не так. Кое-что похоже, но в целом – это совсем другое общество, в частности, куда более жесткое, чем и общество в СССР даже в худшие советские времена.

Так вот, в Северной Корее сейчас говорить на такие темы крайне нежелательно, язык оторвут вместе с головой, и все это знают. Сейчас там, конечно, стало более либерально, но все равно все очень жестко, люди смертельно боятся говорить о политике и обсуждать такие вопросы. Кроме того, они, в принципе, не видят никакой альтернативы, потому что страна изолирована (не так как раньше, но все-таки). Они начинают догадываться, что их страна бедна, но они слабо представляют, насколько они бедны по сравнению с окружающими. Они не знают альтернативы, они крайне запуганы и боятся организовываться, какое в такой ситуации может быть восстание?

Через 10 или 20 лет ситуация, может быть, и изменится. Сейчас растет новое поколение, оно меньше запугано, что-то слышало о китайских успехах и даже тайно смотрело южнокорейские видеофильмы. Но пока это поколение вырастет — пройдут годы.

Какие настроения? Все вспоминают, как хорошо было при Ким Ир Сене, когда всем давали пайки. При Ким Чен Ире пайков не дают. Свободы стало больше, а вот есть нечего. Соответственно, основная масса населения думает о том, как хорошо было в 1970-е годы. Те, кто как-то устроился и "крутится" на рынках, в системе черной и серой экономики, которая сейчас играет в Северной Корее огромную роль, конечно, довольны тем, что происходит сейчас, когда они могут делать деньги.

Безусловно, есть какие-то недовольные интеллигенты, были брожения в начале девяностых, были массовые аресты, но в последнее время об этом не слышно.

Недовольство есть, оно довольно большое, но не надо преувеличивать его масштабы. Основная масса корейцев искренне считает, что проблемы страны связаны с экономической блокадой. Тем более, надо учитывать еще одно обстоятельство — политические волнения обычно начинаются с городов, причем крупных, типа Пхеньяна. По сравнению со всей страной, Пхеньян живет очень хорошо. По нашим меркам, это бедный город, но по сравнению с рядовыми корейцам, жителями сельской местности и маленьких городков, пхеньянцы живут хорошо и о проблемах страны знают мало, потому что они не очень-то ездят по стране, это такая особенность Северной Кореи. Для поездки за пределы родного города или уезда, даже краткосрочной, нужно получать разрешение, да и вообще такие поездки не очень поощряются.

Выбор даты понятен — столетие Ким Ир Сена (в Северной Корее не используется обычный календарь, привычные нам даты указывается в скобках), сотый год чучхе, красивая круглая дата. Скорее всего, в этот год устроят большой праздник и заявят, что все очень хорошо. Может, откроют высотную гостиницу (они сейчас возобновили ее строительство), проведут какие-нибудь большие спортивные игры - и все.

Это обычная тактика: берется некая дата, которая наступит через 5-10 лет, и обещается, что к этой дате все будет хорошо. Например, когда-то 1990 год у них должен был стать годом объединения родины. Насколько это сейчас работает — неизвестно, раньше, наверное, работало. Но когда такие обещания люди слышат очень часто, то, скорее всего, они теряют к ним интерес.

Сейчас количество политзаключенных уменьшается, пик был достигнут 5-7 лет назад (около 200000 человек), оценки, в основном, были сделаны по фотографиям двух крупнейших лагерей - №15 и №22 (он находится на севере). Это не совсем лагеря, скорее, что-то среднее между лагерем и спецпоселениями.

В лагере №15 в основном содержатся члены семей контрреволюционных элементов, потому что до недавнего времени применялся принцип семейной ответственности (если человек совершал политическое преступление, то все люди, которые были прописаны с ним на одной жилплощади, отправлялись в лагерь). Сейчас это правило не отменено, оно немножко смягчено, хотя не совсем понятно, в каких случаях оно теперь действует, в каких – нет. Видно, что не всегда отправляют, но непонятно для каких случаев делают исключение (законы, естественно, секретны). Сейчас количество политзаключенных составляет где-то 150-200 тысяч человек. Это большая цифра, примерно уровень Советского Союза к концу правления Сталина.

Рост китайской экономики Америку, безусловно, беспокоит, но вот по поводу японской и южнокорейской экономики сказать такое достаточно трудно. Они очень тесно интегрированы с американской экономикой, и серьезный конфликт, который дестабилизирует корейскую и японскую экономику, нанесет вред и США.

Одна из причин, почему США тоже хочет сохранения статус-кво на полуострове (может быть, меньше чем другие великие державы, но все-таки) - это желание избежать тех огромных расходов, которые придется в какой-то степени брать на себя именно Америке в случае изменения ситуации (объединения или конфликта). Ответ абсолютно однозначный — никто из соседей (ни Америка, ни Россия, ни Китай, ни Япония) конфликта в Корее не хочет. Потому что это нестабильность, а нестабильность близ очень важных индустриальных районов, важных финансовых центров никому не нужна.

Говоря об Америке, люди, видимо, слабо представляют, до какой степени связаны та же японская и американская экономики. Ослабление японской экономики не означает усиление американской, а означает серьезную головную боль для США.

Китайская — это немного другое дело, хотя и там тоже не так все просто.

Если вывести за скобки политические соображения, то картина примерно такая. Явное и подавляющее военное преимущество на стороне Юга, и это одна из причин, почему Север войну не начнет. Юг тоже не начнет войну, так как цена победы будет слишком высока – будет уничтожена значительная часть Сеула, а то и весь город (причем никакого ядерного оружия для этого не понадобится, с этой задачей великолепно справится старая добрая ствольная артиллерия, которая сконцентрирована на северных окраинах Сеула в огромных количествах). Впрочем, это очень примитивный ответ, так как реальные причины, делающие войну невозможной, лежат в политической, а не в военной плоскости. Если говорить об участии третьих стран в таком супер-гипотетическом конфликте, то США вступают в войну автоматически, по условиям договора с Южной Кореей. Однако, повторяю, мы говорим о совершенно фантастическом сценарии. Вероятность войны нулевая.

Ну что Вы... "Цветная революция" по определению подразумевает весьма высокую степень политических свобод – как минимум на уровне нынешней Белоруссии или Казахстана. Возможна ли была "цветная революция" в СССР при Сталине и даже при куда более либеральном Хрущеве и Брежневе? Ну, полагаю, о Новочеркасске слышали все, а с "цветными революциями" настоящая диктатура (а не то, что называется диктатурой в оппозиционной прессе) разбирается именно так, а то и жестче. Так что если дело дойдет до взрыва снизу (что в принципе возможно, но маловероятно – народ слишком запуган и полностью разобщен), то все будет выглядеть весьма кроваво и некрасиво, скорее в стиле средневекового бунта, а не "цветной революции".

Если же говорить о смене режима - в результате волнений, переворота или вмешательства третьей страны, то сейчас ситуация примерно такая. О Японии можно забыть вовсе, у нее (как, кстати, и у России – нет ни возможностей, ни желания для подобных операций). Таким образом за влияние на новую власть в Пхеньяне, если таковая появится, будут бороться три силы – Китай, Южная Корея и США (при этом США и Южная Корея – не совсем одно и тоже). Кто победит – рано говорить.

Ну, если там произойдет революция, то режима как такового уже не будет. А смягчение там уже давно идет - с начала девяностых годов. По сравнению с 1980-ми годами Северная Корея – весьма либеральное общество. За побег за границу без отягчающих обстоятельств дают лишь короткий срок в несколько месяцев, семьи политических преступников все чаще не отправляют в лагеря (раньше принцип семейной ответственности проводился в жизнь неукоснительно), продолжительность и частота собраний заметно снизилась. Это даже на улице чувствуется: по сравнению с восьмидесятыми, пхеньянцы сейчас куда спокойнее говорят с иностранцами. Правда, не ясно, до какой степени режим можно смягчать, не ставя под угрозу его существование. Я, признаюсь, пессимист, и считаю, что излишние послабления приведут к кризису и краху нынешнего режима, главным образом из-за распространения информации о Южной Корее.

В принципе, это вполне возможно. Однако Китай тоже не очень хочет влезать в северокорейские дела, отлично понимая, с какими огромными проблемами он там встретится. Об этом мне открыто говорят китайские коллеги. Он понимают, что такое вмешательство спровоцирует волну корейского национализма, подорвет любимую пекинскую мифологему о "мирном росте Китая" ("мы, конечно, становимся сверхдержавой, но делаем это совсем мирно, никому проблем не создавая") и, наконец, будет элементарно стоить немалых денег. Поэтому Китай решится на вмешательство только в крайнем случае, если решит, что ситуация в Северной Корее выходит из-под контроля, и кризис может поставить под угрозу безопасность Китая.

Пока Китай стремится к сохранению статус-кво. Если Китай все-таки поставит в Пхеньяне своих людей, то такое правительство, конечно, сдаст ядерное оружие (Китаю ядерная Северная Корея совсем не нужна) и начнет реформы в китайском стиле. Правда, у меня есть сомнения в стабильности такого режима.

Соглашусь. Одна из причин, по которым КНДР разработала ядерное оружие – это именно опасения по поводу военного вторжения США или иных стран. Сейчас вероятность его близка к нулю, но ситуация может измениться, а наличие ядерного оружия означает, что при любых изменениях ситуации желающих тронуть КНДР особо не найдется. Впрочем, есть там и иные причины, куда менее уважительные – вроде желания использовать ядерную программу как средство шантажа и получения иностранной помощи (без ядерного оружия на Северную Корею большие игроки вовсе не обращали бы внимания).

1. Скажем так. За пределами определенных ведомств ответа на этот вопрос точно не знает никто. Знают ли его в сих ведомствах – я не уверен.

2. Никакого. Такого предложения не существует. Руководство КНДР понимает, что в случае объединения с Югом, который превосходит Север по уровню экономического развития во много раз, нынешнюю северокорейскую элиту ждет печальная судьба. Даже если им пообещают гарантии, не факт, что эти обещания будут сдержаны (скорее, обещания выбросят на помойку вместе с элитой). Короче – объединение означает для них как минимум потерю власти, а в худшем случае – трибунал за преступления против человечности (или как его там его еще красиво назовут). Объединения сейчас не хочет почти никто, несмотря на демагогические уверения в обратном, но больше всех его не хочет именно северокорейская верхушка.

3. Войны не будет, в том числе и потому, что Север неизбежно потерпит поражение, но при этом сумеет нанести крайне серьезный ущерб Югу. Никто ее не начнет (впрочем, есть и более серьезные причины, по которым войны никто не начнет – в первую очередь, страх перед социально-экономическими последствиями объединения страны, которое станет, скорее всего, результатом такой войны).

Плохо продвигается. Последнее время идет активное закручивание гаек. Несколько недель назад была даже предпринята попытка закрыть рынки (точнее, ограничить время их работы тремя днями в месяц), окончившаяся провалом. С 2004-2005 года власти упорно, хотя и не всегда успешно, стремятся усилить контроль над экономикой и обществом, вернуться во времена Ким Ир Сена.

Вероятность нулевая. Если вдруг начнется война (не сейчас, а через несколько лет), то Сеулу мало не покажется. Впрочем, сначала разбомбят мой район, так что у Вас будет немного времени... Хотя, повторяю: никто воевать не собирается. Всем нужно сохранение статус-кво.

Бываю я там каждый год, но все посетители находятся под контролем и видят только то, что им показывают. Честно говоря, не помню, чтобы в западной печати после 1945 года писали о "голоде" в СССР. Насчет пропаганды – в конце девяностых факт голода признавал даже Пхеньян, споры идут о масштабах голода. Информация в основном поступает через северокорейских беженцев, которые идут в Китай (до конца девяностых они спасались от голода, а потом стали ходить на заработки, превратившись в отходников-нелегалов).

Насчет сравнения с уровнем жизни в СССР. Сравнивать нельзя, СССР был весьма благополучной страной. Даже в свои лучшие годы, в семидесятые и восьмидесятые, советским специалистам и дипломатам Северная Корея казалась крайне бедной страной, а сейчас северяне это время вспоминают как весьма благополучное.

Так что в лучшие времена крупные северокорейские города жили, может, на уровне начала советских пятидесятых, в деревнях и мелких городках дела обстояли похуже. В девяностые – голод, сейчас – постепенное улучшение ситуации, хотя страна остается по любым меркам очень бедной, даже соседние районы Манчжурии, отсталые по стандартам Китая, выглядят для северян привлекательно (потому туда и стремятся корейские гастарбайтеры). Впрочем, находилась бы КНДР где-нибудь в Африке, ничем бы особенным она не выделялась. Тут дело в контрасте с соседями.

А ни у кого нет сомнений в том, что КНДР решит использовать ядерное оружие. Но на нее никто нападать и не собирается, в том числе и поэтому, но в основном – по другим причинам. Даже без ядерного оружия война станет катастрофой для Юга, хотя Сеул и выйдет из конфликта победителем. Однако, как я уже говорил, главные причины, по которым о войне не думает никто – это причины политические.

Вообще-то говоря, всем понятно, что американское присутствие на Окинаве направлено против Китая. Кстати, относится это и к Корее, хотя в меньшей степени. Что же до использования армии как средства борьбы с безработицей – знаете, пособия у безработных существенно поменьше солдатских зарплат.