Побывавший недавно в Пакистане глава МИД КНР Ван И поднял флаг на территории нового комплекса китайского посольства в Исламабаде. Министр заметил, что это самый крупный по площади китайский посольский компаунд в мире. Из нескольких десятков «стратегических партнерств», развиваемых Пекином, лишь отношения с Исламабадом удостоены звучного эпитета «всепогодного стратегического партнерства». Почему? Исламскую Республику Пакистан нельзя назвать ни глобальной влиятельной державой, ни центром бурного развития передовых технологий или примером социально-экономической стабильности. Особенно сейчас, когда обстановку в некоторых районах страны правительство просто не контролирует, а с окончательным выводом войск западной коалиции из Афганистана ситуация в Пакистане может серьезно обостриться. Однако в том и состоит «всепогодность», что в самые разные периоды истории своих отношений Пекин и Исламабад, лавируя между другими центрами силы, могли находить общие интересы и действовать сообща.
Испытание холодом
Китайско-пакистанские отношения выдержали испытание холодной войной: тогда американские базы на территории Пакистана странным образом уживались с оборонными предприятиями, построенными Пекином, и присутствием китайских военных инструкторов. Понятно, что китайские и пакистанские военные укрепляли сотрудничество с учетом конфликтных отношений обеих стран с Индией.
Парадоксально, но этому способствовал сам Запад. В политике администрации Джона Кеннеди после индийско-китайской войны 1962 года усилилась линия на сближение с Дели. Американцы вдруг решили, что у них появился шанс убедить Индию отойти от принципа неприсоединения и, наконец, «присоединиться» к «западной цивилизации». Это насторожило Пакистан, и Пекин оказался крайне необходимым для Исламабада балансиром, способным хоть как-то уравновесить непредсказуемую сверхдержаву.
Открытие посольства Китая в Пакистане
Фото: Ministry of Foreign Affairs, the People's Republic of China
Причудливо развивалась ситуация в другом геополитическом треугольнике — Китай-США-Пакистан. В определенном смысле Пекин обязан Исламабаду нынешними дипломатическими отношениями с США. Один из конфиденциальных каналов, по которым шли переговоры госсекретаря Генри Киссинджера о нормализации китайско-американских отношений, пролегал через Пакистан. Тогдашний пакистанский президент, генерал Яхья Хан, несколько раз лично передавал «сигналы» от администрации Ричарда Никсона высшему китайскому руководству. На что рассчитывал Яхья Хан, участвуя в переговорах? Главным образом на то, что китайско-американская нормализация предотвратит рост советского влияния в регионе.
Любопытно, что на первые тайные переговоры в Пекине в июле 1971 года Киссинджер прилетел с территории Пакистана на пакистанском гражданском самолете. «Боингом-707» управлял личный пилот Яхья Хана с помощью китайских штурманов. Огласки тогда не хотел никто. То, что в Пекине дали добро на этот «логистический план», говорит о высоком доверии, уже тогда существовавшем между Китаем и Пакистаном. Будущие «всепогодные партнеры» явно подыгрывали одной сверхдержаве (США), опасаясь другой (СССР), одновременно пытаясь совместно сопротивляться усилению регионального соперника (Индии).
Председатель КНР Мао Цзедун и президент Пакистана Зульфикар Али Бхутто. Пекин, 2 февраля 1972
Фото: AFP
Китайско-пакистанский брак по расчету получился очень крепким, хотя в годы холодной войны к тактике лавирования и игре на противоречиях двух сверхдержав прибегали многие страны третьего мира. Квинтэссенцию такого подхода удачно выразил афганский политик (бывший президент и премьер-министр страны) Мухаммед Дауд Хан: «Самое большое счастье я чувствую, когда могу зажечь свои американские сигареты советскими спичками».
Испытание переменой ветра
С уходом в прошлое биполярного мира близость Пакистана и Китая и их особые отношения не исчезли. Во время визита Ху Цзиньтао в Исламабад в 2006 году тогдашний председатель КНР пропел настоящий гимн двустороннему сотрудничеству. «Наши отношения выше, чем Гималаи, глубже, чем океаны, и слаще меда», — вот так выразился тогда китайский руководитель. Тем не менее постепенно менялась как мотивация прочной связки двух стран, так и распределение ролей в ней.
Элементы игры против Индии, безусловно, сохраняются и сейчас, но уже не на переднем плане. Китай планомерно улучшает отношения с Дели, поэтому антииндийская тематика в диалоге с Пакистаном нивелируется. С другой стороны, растущая экономическая мощь Китая и его интерес к созданию евразийских транспортных коридоров наполняет сотрудничество Пекина и Исламабада новым содержанием.
В марте 2007 года на берегу Аравийского моря был открыт глубоководный порт Гвадар, построенный с участием Китая. КНР вложила в проект не менее 200 миллионов долларов, обеспечив 75 процентов общего финансирования. Ввод в эксплуатацию этого объекта открывает Китаю выход к Персидскому заливу, удобный доступ к рынкам Ближнего и Среднего Востока, Африки, Центральной Азии и создает альтернативной вариант транспортировки углеводородного сырья. В 2013 году управление портом было передано китайской корпорации Chinese Overseas Port Holdings Limited, что фактически превратило Гвадар в китайский инфраструктурный объект.
В ноябре прошлого года премьер-министр Пакистана Наваз Шариф принял участие в торжественной церемонии начала работ по прокладке четырехполосного шоссе в провинции Хайбер-Пахтунхва. Это шоссе станет первым этапом реализации масштабного проекта китайско-пакистанского транспортного коридора. В перспективе автомагистраль соединит город Кашгар в Синьцзян-Уйгурском автономном районе КНР и порт Гвадар. Помимо автомобильной дороги, Китай предполагает построить в Пакистане другие объекты инфраструктуры — железную дорогу, нефте- и газопроводы, а также оптоволоконную линию связи.
Торжественное открытие порта Гвадар. 20 марта 2007
Фото: Reuters
На новом этапе сотрудничества доступ к Индийскому океану и близость к западным районам КНР делает Пакистан одним из важных партнеров в рамках «периферийной дипломатии» Китая. Так на дипломатическом языке Поднебесной называют курс на выстраивание конструктивных отношений с соседями. Речь идет о создании пояса дружественных стран вдоль китайских границ. В конце 2014 года во время совещания по вопросам внешней политики с участием Си Цзиньпина усиление работы на этом направлении было названо первоочередной задачей китайской дипломатии.
Для Пекина регион Центральной и Южной Азии особенно важен, поскольку именно здесь, как считают китайские аналитики, возможен срыв планов США по стратегическому окружению КНР. В Восточной Азии этому мешает существующая еще с времен холодной войны сеть военных альянсов США. Кроме того, в рамках «возвращения в Азию» американцы активно вербуют новых союзников, прежде всего в ЮВА. Фактическое поражение США в Афганистане позволяет Китаю более активно продвигать свои интересы в Центральной и Южной Азии. Ведь от стабильности здесь зависит, насколько спокойной будет ситуация в собственных мусульманских районах КНР.
Испытание штормом
Пакистан, давний и испытанный партнер Пекина в регионе, в новых погодных условиях рассматривается не только как площадка для реализации китайской концепции экономического пояса Шелкового пути. Все большее значение приобретает партнерство в сфере безопасности, поскольку судьба любых коммерческих проектов зависит от того, удастся ли избежать дальнейшей ползучей талибанизации в регионе, предотвратить распространение в нем идей и практики радикального ислама. Талибан и связанные с ним бандитские группировки в афгано-пакистанской зоне, по оценкам экспертов, способны перенять деструктивный опыт «Исламского государства» (ИГ). Тревогу внушают и недавние заявления представителей ИГ о том, что этот самопровозглашенный халифат теперь включает в себя и государства Южной Азии.
В таких штормовых условиях Китай, имеющий в регионе серьезные экономические и политические интересы, не может оставаться в стороне. Во время недавнего визита в Пакистан министр иностранных дел КНР Ван И сообщил, что Пекин готов выступить в качестве посредника в процессе внутригосударственного примирения в Афганистане. И подчеркнул, что «у Пакистана также есть твердое желание внести конструктивный вклад» в разрешение афганского вопроса.
Повестка объявленного визита в Пакистан председателя КНР Си Цзиньпина также во многом концентрируется вокруг афганского узла. Примечательно, что о визите главы КНР пакистанская пресса известила, когда в Исламабаде находился госсекретарь США Джон Керри. Побывавший затем в Пакистане Ван И отметил, что китайско-пакистанские отношения должны стать примером для всех стран региона. Соперничество Пекина и Вашингтона в Пакистане, похоже, сохранилось со времен холодной войны.
Для Пакистана США продолжают играть значительную роль как поставщик финансовой помощи, позволяющей правительству Шарифа наполнять бюджет. Финансовые возможности Пекина сейчас не менее велики, и Китай все активнее делает ставку на те сферы, где сотрудничество с Пакистаном ограничивается Западом (например, в развитии атомной программы Пакистана).
Если в марте товарищ Си действительно посетит Исламабад, он вполне может стать главным гостем на военном параде, который Пакистан проводит впервые за последние восемь лет. Намеки на это сделала со ссылкой на военные источники пакистанская газета Dawn, ранее первой сообщившая о подготовке визита китайского руководителя. Присутствие Си Цзиньпина на параде было бы зеркальным ответом на участие Барака Обамы в военной церемонии в Индии, посвященной Дню Республики. Пока американский президент жевал жвачку, восхищаясь трюками индийских военных мотоциклистов, в Пекине как раз принимали пакистанского четырехзвездного генерала, начальника штаба сухопутных войск Рахиля Шарифа. О чем велись переговоры за закрытыми дверями, неизвестно. Наверное, не о погоде.