«В каждом городе Ливии свои революционеры» Политолог Ирина Кудряшова о «войне всех против всех» и поиску выхода из ситуации

После того как «арабская весна» смела режим полковника Каддафи в Ливии, прошло более 3 лет. С тех пор стабильность в стране осталась в прошлом. Начиная с 2014 года там параллельно существуют две системы власти в виде Палаты представителей Ливии (ПП) и Всеобщего национального конгресса (ВНК). Большая часть территории государства при этом по-прежнему погружена в хаос борьбы между различными военизированными группировками, представляющими интересы различных городов и сел, религиозных групп и кочевых племен. Для того чтобы разобраться в текущей ситуации в стране, «Лента.ру» поговорила с политологом, доцентом кафедры сравнительной политологии МГИМО Ириной Владимировной Кудряшовой.

Что происходило в Ливии после падения режима Каддафи с точки зрения построения новых институтов? Как получилось, что в стране сейчас существуют два парламента?

Кудряшова: В целом происходящее можно охарактеризовать как борьбу за власть и распределение ресурсов между различными политическими группировками, которые поддерживаются вооруженными милициями. По форме борьбу ведут организации зонтичного типа («Честь Ливии», «Ливийская заря»), которые объединяют более мелкие группы, преследующие во многом не стратегические, а тактические задачи. Соответственно эти группы очень пестрые и имеют и племенной, и региональный, и исламистский характер. Можно сказать, что в каждом городе свои революционеры. На политическом уровне борьбу этих организаций отражает существование двух парламентов — Палаты представителей Ливии и Всеобщего национального конгресса. ВНК, созданный в 2012 году как переходный орган, должен был передать власть новому парламенту по результатам выборов 2014-го. Но этого не произошло, и сегодня ВНК продолжает заседать в Триполи, а Палата представителей — в Тобруке на востоке страны.

Почему разные регионы поддержали разные парламенты?

Региональные размежевания в Ливии очень глубоки. Западные державы, оккупировавшие эту бывшую итальянскую колонию в 1943 году, не предполагали ее существования как единого государства. По соглашению Бевина-Сфорца 1949 года Киренаику планировалось передать под опеку Великобритании, Феццан — Франции, Триполитанию — Италии. По сути, оно воспроизводило схему трех провинций в составе Османской империи. Протесты СССР, Лиги арабских государств, местных националистов сорвали этот план. В 1951 году в племенной и децентрализованной стране была установлена конституционная монархия. До 1963 года Ливия представляла собой весьма рыхлую федерацию с тремя автономными провинциальными правительствами, потом интересы развития экономики потребовали перехода к унитаризму.

Современные институты (парламент, партии) в стране с традиционным населением работали предсказуемо плохо. 1 сентября 1969 года «Свободные офицеры юнионисты-социалисты» во главе с Каддафи совершили государственный переворот. Каддафи, как и многие другие представители антиимпериалистических элит на Востоке, не дорожил идеями либерального парламентаризма. В целях политической консолидации он использовал автохтонные ресурсы: институциональный потенциал племен и ислам. Племенной этос был соединен с «третьей мировой теорией», которая трактовала демократию как систему народного самоконтроля. Все население страны делилось на первичные народные собрания. Всеобщий народный конгресс по сути представлял собой разновидность великого совета, одобрявшего решения первичных собраний, но не производившего национальной политики. Подлинным законом общества в «Зеленой книге» Каддафи были провозглашены ислам и обычай. В итоге Каддафи стал «просто» вождем, вечным лидером официально «вечной» революции.

Для мобилизации народной поддержки, а также укрепления политического контроля Каддафи периодически подстраивал систему «прямой демократии». К концу 1970-х оформилась еще одна линия власти — сеть милитаризованных революционных комитетов, присягавших на верность лично лидеру. В 1994 году в сложной внутренней обстановке он создал Общественные комитеты народного лидерства, куда кооптировал старейшин племен, власть которых оказалась весьма устойчивой. Государство Каддафи держалось на широком социальном патронаже и насилии.

Свержение вождя в отсутствие автономных государственных институтов означает начало вооруженного конфликта. Собственно, он уже длится с разной степенью интенсивностью более 4-х лет. Неудивительно, что население не испытывает политического оптимизма и доверия к формирующимся органам власти. Явка в 15 процентов на последних выборах 2014 года это отчетливо демонстрирует. Поэтому отказ Триполи передать власть новому парламенту свидетельствует, кроме всего прочего, о низком общеливийском значении этого нового органа. ВНК же поддерживается теми силами, которые пришли к власти сразу после свержения Каддафи. Это условные секуляристы (продемократические силы, которые нацелены на строительство современных политических институтов) и ливийские «братья-мусульмане». Учитывая, что на западе Ливии сосредоточено около 65% населения страны, эти силы не хотят «просто так» отдавать реальные властные полномочия ПП.

Напомню, что за каждой из этих сил стоят группы вооруженного ополчения. Сегодня в Ливии такие милиции есть в каждом городе, а в некоторых — не одна. На западе самой крупной и организованной военной силой являются «Бригады Мисураты» (крупный ливийский город). В самом Триполи — три или четыре военные группы. Очень влиятельны «Бригады Зинтана» (другой ливийский город). Они, например, приходят в Триполи, ставят свои палатки и устанавливают контроль над министерством внутренних дел или каким-то значимым объектом. Получается, что если «Бригады Зинтана» оккупирует подходы к аэропорту, то без их участия нельзя принять политического решения. Это такой военно-политический рэкет, и именно так сейчас в Ливии происходит распределение власти. То же самое — в Бенгази, где помимо разных революционных бригад действует ополчение местных салафитов (традиционалистов-консерваторов) «Ансар аш-Шариа». Крупные города существуют автономно, не подчиняясь ни одному правительству. Я упомянула выше «Бригады Мисураты», которые делают этот полумиллионный город самостоятельным игроком на политической арене Ливии.

Для оценки уровня децентрализации в современной Ливии приведу такой факт. Сын Каддафи Саиф Аль-Ислам был захвачен в плен повстанцами Зинтана (численность жителей — около 25 тысяч человек), которые отказывались выдать его Триполи в течение почти двух лет. Для племен, контролирующих эту территорию, он стал предметом политического торга.

Группировки «Ансар аш-Шариа», упомянутые вами ранее, связаны как-то с джихадистами из «Исламского государства» (ИГ)?

Не все члены «Ансар аш-Шариа» джихадисты, экстремисты. Они приверженцы традиционного исламского государства, построенного по законам шариата.

А разве не этого же хотят и «Братья-мусульмане»?

Не совсем. «Братья-мусульмане» — гораздо более современная политическая сила, мейнстрим которой имеет умеренный характер, не отвергает современных политических институтов и готов идти на компромисс. Прошедшие недавно выборы в Тунисе это хорошо демонстрируют. Там местные «Братья-мусульмане» (партия «Ан-Нахда»), проиграв выборы (второе место), приняли демократические правила игры. При этом, как и во всех движениях, апеллирующих к исламской идее, в «Братьях» есть экстремистские элементы. Число их уменьшается в периоды стабильности и увеличивается во время кризисов. Это такой маятник. В Египте, где «Братья-мусульмане» исторически сильны, доля экстремистов оценивается где-то в пять процентов. Интересно, что изначально «Братья-мусульмане» задумывались как общеарабское движение, однако его филиалы в разных арабских странах трансформировались в национальные исламские организации, партии.

«Ансар аш-Шариа» — традиционалисты-консерваторы, стремящиеся жить в соответствии с законами праведных предков (по-арабски — «салаф»). Отсюда их арабское название — салафиты. Идеалом их политического общежития выступает мусульманская община во главе с эмиром. В целом это напоминает ситуацию в Афганистане времен власти талибов. Для этих людей Коран и Сунна — единственные источники правильного государственного устройства. В Египте салафиты, в отличие от тех же «Братьев-мусульман», не были первоначально склонны участвовать в политической борьбе, поскольку согласно Корану в мусульманской общине не должно быть распрей. Организация партии, предвыборная борьба рассматриваются как раз как недопустимые разногласия внутри общины. То есть это блюстители буквы священного текста и религиозно-моральных норм. Часть салафитов может взять в руки оружие и поддержать Исламское государство, но это не «исламский интернационал».

Внешний фактор также имеет большое значение в ливийском кризисе. Например, Саудовская Аравия и ОАЭ поддерживают ПП и, условно говоря — восток, Бенгази, а Турция и Катар — запад страны, Триполи. Наблюдается и скрытая поддержка различных группировок со стороны европейских государств — Франции, Великобритании, Италии, Испании. Документов, точных доказательств, конечно, нет, но косвенное влияние (заявления лидеров, визиты, обещания помощи) прослеживается. Западные государства делают ставку на условных секуляристов. В ливийском контексте секуляристы это вовсе не те, кто стремится осуществить секуляризацию страны. Это силы, которые не выступают за средневековое шариатское государство и поддерживают демократические процедуры и политический диалог.

Чем от всех этих групп отличается «Исламское государство»?

«Исламское государство» ставит на первое место джихад, вооруженную борьбу с неверными и с отступниками во имя ислама. Это наиболее радикальная часть мусульман, которые мыслят в транснациональных масштабах. Трансграничность и стремление к решению экзистенциальных задач и есть та граница, которая отделяет ИГ от той же «Ансар аш-Шариа». Для последней, повторю, главная задача — это шариатская Ливия.

Недавно, после казни 21 египетского христианина-копта, Египет предпринял операцию против ИГ на ливийской территории. Как далеко может зайти его вмешательство?

У Египта сейчас очень тяжелое внутреннее положение, и для полноценного вмешательства в Ливию ему просто не хватит военных и материальных ресурсов. Но установление непрямого контроля над восточной Ливией — Киренаикой было бы крайне желательно для этого ливийского соседа. Дело в том, что Киренаика — очень богатая нефтью и малонаселенная область. Там проживают менее двух миллионов человек (около 25 процентов населения Ливии), что для более чем восьмидесятимиллионного Египта капля в море. Египет испытывает огромное демографическое давление. При этом не стоит забывать, что в Ливии нашли убежище многие египетские «Братья-мусульмане», бежавшие из страны после военного переворота, в результате которого потерял власть президент аль-Мурси. То есть у Египта в этой операции есть внутриполитические интересы (консолидация общества в борьбе с «врагами-исламистами») и далеко идущие экономические интересы.

Можно ли говорить о функционировании ливийской экономики?

Говорить об этом трудно. Контрабанда энергоресурсов достигла в стране невиданных размеров. Контроль над побережьем позволяет различным группировкам самостоятельно договариваться о поставках нефти с внешними игроками. И установить, кто именно потребляет контрабандную нефть, точно невозможно. Может быть, Европа, может быть, Турция или Китай. Кстати, контрабанда нефти из Ливии и Ирака сыграла свою роль в резком снижении мировых цен на нефть, поскольку военизированные группировки демпингуют. Себестоимость добычи этой нефти низкая, важно сбыть ее быстро. Сама же экономика Ливии всегда была нефтяной. При Каддафи доходы от продажи нефти составляли 85 процентов ВВП и 95 процентов доходов бюджета. Другой экономики в Ливии просто нет, поскольку при Каддафи сверхдоходы от нефти делали ее неконкурентной. В итоге финансовая обеспеченность основных игроков препятствует мирному урегулированию. Например, в январе 2015 года в Женеве была попытка провести переговоры между ВНК и ПП под эгидой Миссии ООН по помощи Ливии, но они не были успешными, поскольку не удалось достичь адекватного представительства всех политических военизированных группировок. ООН, кстати, поддерживает правительство в Тобруке.

Есть ли еще какие-то организованные силы в современной Ливии, о которых мы ранее не говорили?

Есть также силы бывшей ливийской армии, возглавляемые сегодня генералом Хафтаром, буквально 2 марта 2015 года назначенного ПП министром обороны. Про последнего следует рассказать поподробней. Это очень интересная фигура, представляющая сподвижников Каддафи эпохи 1970-х. Во время войны Ливии в Чаде Халифа Хафтар был задержан и интернирован в США, где прожил много лет, вернувшись на родину лишь с началом антиправительственных выступлений в 2011 году. Сейчас вокруг него сплотились многие военнослужащие старой ливийской армии, которые не пользуются широкой поддержкой населения. Однако, учитывая его американское прошлое, многим он видится как фигура, способная навести в стране порядок, опираясь на внешнюю поддержку — по образцу генерала Ас-Сиси в Египте. При этом Хафтар хорош тем, что его имя не связано с политикой, осуществлявшейся Каддафи, но связано с освободительной борьбой. Он воспринимается как относительно нейтральный кандидат. Для Европы важно, что он не исламист. Но ожидания, связанные с Хафтаром, все равно «локальны» и связаны, прежде всего, с установлением контроля над Восточной Ливией.

Существуют ли хоть какие-то сценарии по выходу из этого хаоса?

Сторонники политического решения ливийского кризиса есть, но в настоящее время в Ливии отсутствуют условия для достижения политического компромисса. Под последним имеются в виду переговоры и формирование общенационального органа, пользующегося доверием населения. Но для таких переговоров требуются безопасность и готовность разоружаться. А как достигнуть в сегодняшней Ливии безопасности без оружия? На мой взгляд, это основная проблема. Если оценивать ситуацию реально, то мы вынуждены признать, что сейчас Ливия выбирает между плохими и очень плохими вариантами решения своих проблем. Сильные лидеры, вооруженные новой идеологией, не просматриваются, да и сможет ли такой лидер объединить Ливию после правления Каддафи? В племенной стране с практически отсутствующим опытом функционирования государственных институтов хороших сценариев нет. Возможно, решение лежит в попытке создать новую форму децентрализованного правления. Я не говорю о федерации, большинство ливийцев не вполне понимают это слово. Но децентрализация и локальные правительства это может найти поддержку. Фактически это была бы стабилизация статус-кво.