Прошедшие в Турции 7 июня парламентские выборы подвели черту под растянувшимся на два года избирательным марафоном. Их итог произвел эффект разорвавшейся бомбы: правящая с 2002 года Партия справедливости и развития (ПСР) лишилась возможности единолично сформировать однопартийное правительство. Во многом этому способствовали особенности турецкой избирательной системы, которые ранее играли ей на руку. В результате теперь ПСР вынуждена искать союзников среди других преодолевших проходной барьер в парламент партий. «Лента.ру» выяснила, какие коалиции могут сложиться в законодательном органе Турции и как изменится политическая жизнь этого государства.
Многие небезосновательно наклеили на прошедшие в Турции выборы ярлык исторических. Действительно, впервые в истории страны все связанные с их итогами прогнозы были завязаны на том, сколько голосов наберет прокурдская Демократическая партия народов (ДПН) Селахаттина Демирташа и Фиген Юксекдаг и сумеет ли она пройти в парламент. А для правящей ПСР с выборами был связан критически важный вопрос сохранения или коррекции тренда на электоральное доминирование, — возможности формировать однопартийное правительство (с 2002 года у ПСР всегда было достаточно мест в парламенте, чтобы не прибегать к коалиционным блокам). Но главное — на кону стояла будущая конституционная реформа, которая в изводе ПСР предполагала трансформацию Турции в президентскую республику.
Сложная механика выборов
Действующая в Турции партийно-политическая и избирательная система формировалась в начале 1980-х, когда после переворота 12 сентября 1980 года правящий военный режим задавал параметры управляемой демократии, в которой не должно было остаться места для радикалов и эскалации политического насилия. Отличительными чертами этой системы стали пересмотр базовых норм и принципов организации выборного процесса, введение новых правил, серьезно ограничивающих политическую активность гражданского общества и партий, а также десятипроцентный барьер для прохождения в парламент.
Все это во время выборов создает ситуацию, когда интрига сохраняется даже если известны финальные данные по процентам. Ведь по нормам избирательной системы Турции набранные партией проценты поддержки избирателей на всеобщих парламентских выборах напрямую не конвертируются в депутатские мандаты. Сложный механизм квотирования депутатских мест моделируется формулой пропорционального распределения депутатских мест по округам — так называемый метод Д’Ондта.
Всего в Турции 85 избирательных округов. Крупнейший город страны Стамбул поделен сразу на три округа, Анкара и Измир — на два. Оставшиеся 78 провинций представляют собой отдельные избирательные округа. При общем количестве избирателей в 54,5 миллиона человек и 85 избирательных округах каждый депутатский мандат должен был бы весить 97 тысяч голосов. Однако зафиксированные в Конституции гарантии, что от каждой провинции в парламенте должен быть по крайней мере один депутат, дают существенное преимущество малым округам. Скажем, на 27 тысяч избирателей округа Байбурт приходится один депутат, при этом для избрания одного депутата в Измире требуется 119 тысяч голосов. Все это создает сложную пропорцию реального уровня поддержки конкретной партии населением и количеством полученных ею кресел.
В совокупности десятипроцентный барьер и механизм распределения мандатов по методу д’Ондта дают серьезные преимущества крупным партиям и порой делают возможным колоссальный разрыв между уровнем поддержки и количеством полученных мандатов. Так, в 1987-м Партия Отечества Тургута Озала получила 292 мандата (64,9 процента мест в парламенте), набрав только 36,3 процента голосов, а в 2002-м ПСР повторила этот трюк — 363 депутатских кресла (66 процентов) при 34,3 процента на выборах. В последнем случае столь непропорциональное распределение мандатов оказалось возможным из-за того, что в парламент вошли только две партии — НРП и ПСР, в пользу которой фактически распределелились все голоса, полученные не прошедшими в парламент партиями.
Избирательный участок. 7 июня 2015
Фото: Osman Orsal / Reuters
На выборах 7 июня 2015 года сложилась обратная ситуация: высокий процентный барьер преодолели четыре партии — ПСР, НРП, ПНД и ДПН. Однако, несмотря на результат в 41 процент, ПСР не смогла обеспечить себя простым большинством и получила, по предварительным результатам, лишь 258 мандатов (то есть контроль лишь над 46,9 процента парламента). У НРП 25 процентов и 132 депутатских кресла (24 процента от общего числа мест в Меджлисе), у ПНД 16,3 процента и 81 депутатский мандат (14,7 процента), у ДПН 13 процентов и 79 мест в парламенте (14,4 процента).
Новый парламент — место будущих дискуссий?
Отсутствие в новом парламенте партии с абсолютным большинством потребует от участников политического процесса способности больше договариваться между собой, а представителям разных политических платформ — искать компромиссы по острым вопросам. Однако предвыборная модель противостояния, суть которой заключалась в стихийном объединении всех крупных игроков против ПСР, может перенестись и в меджлис, что сулит не только остроту дискуссий, но и возможную корректировку вектора социально-политического развития.
Так, оппозиционные партии выступают за снижение (НРП) или даже снятие (ДПН) процентного барьера для прохождения в парламент, сходятся в негативном отношении к перспективе установления в Турции президентской республики, на чем в своей программе настаивала ПСР. Более того, в манифестах НРП и ДПН четко зафиксировано намерение урезать полномочия президента. Болезненный для Турции вопрос свободы слова также может оказаться в центре внимания нового парламента. НРП и ДПН в предвыборных заявлениях обещали независимость СМИ и интернету, что предполагает упразднение Высшего совета по радио и телевидению со снятием ограничительных мер в отношении интернета, а также автономизацию центрального государственного телеканала TRT. В сфере образования также могут произойти серьезные перемены. Все партии в своих программах отмечали необходимость серьезной ревизии и расширения научной и финансово-административной самостоятельности университетов, реформы или упразднения Высшего совета по образованию. Задать вектор будущих реформ может и деполитизация судебной системы, о необходимости которой говорили лидеры оппозиционных партий, противопоставляя себя тем самым ПСР.
Во внешней политике возможна коррекция существующего курса. У НРП, ДПН и ПНД сходятся позиции в вопросе необходимости развития равноправных и партнерских отношений с ЕС и США, нет аллергии на проект членства в ЕС (в этом все партии-лидеры солидарны с ПСР), однако сильно разнятся подходы к кипрской политике и оценки «правильной стороны истории» в ближневосточных делах. В отношениях с Москвой тоже не исключены перемены. Достаточно вспомнить, сколь непоследовательную внешнюю политику в российском направлении проводили коалиционные правительства Турции в 1990-е. Тогда в условиях острой борьбы за симпатии избирателей политики часто прибегали к популистским националистическим лозунгам, обещая развивать сотрудничество с тюркскими республиками бывшего СССР. Это воспринималось Москвой как вторжение в сферу ее национальных интересов и негативно отражалось на турецко-российском диалоге. Приход к власти ПСР в 2002 году и создание однопартийного правительства крайне позитивно сказались на развитии двусторонних отношений: уверенность в стабильности положения позволила ПСР проводить активную политику, а отказ от показной ориентации на тюркские республики способствовал налаживанию взаимовыгодного сотрудничества с Россией.
Реджеп Эрдоган и его сторонники после победы ПСР. 1 ноября 2002.
Фото: Reuters
Новое правительство: возможные сценарии
Утрата ПСР большинства в парламенте привела к тому, что теперь в нем неизбежно будет сформирована та или иная коалиция. События могут развиваться по нескольким сценариям.
Первый сценарий: правительство меньшинства во главе с ПСР, которая блокируется с отдельными депутатами из других партий. О такой возможности накануне говорил советник Эрдогана Бинали Йылдырым.
Второй сценарий — один из наиболее дискутируемых среди экспертов и политических обозревателей: коалиционное правительство ПСР с националистической ПНД. Во время предвыборной кампании ПСР и ПНД почти солидарно атаковали НРП Кылычдароглу, в то время как ПСР неожиданно мягко вела себя по отношению к националистам. Красноречивый факт: Давутоглу на митинге в родном для Девлета Бахчели городе Османие лично пресек словесные нападки на лидера ПНД. Впрочем, подобная коалиция довольно непрочна, поскольку едва ли в союзе с ПНД возможно выработать и реализовать действенную экономическую программу в условиях ухудшения макроэкономических показателей и угрозы финансового кризиса.
Третий сценарий — крайне маловероятный: коалиция большинства с участием ПСР и НРП. Во время предвыборной кампании о возможности такого развития событий спрашивали Кемаля Кылычдароглу. Тогда лидер НРП категорически отверг подобную возможность. Едва ли его позиция изменится после выборов.
Четвертый сценарий: коалиционный кабинет ПСР и прокурдской ДПН. По поводу такой послевыборной конфигурации было больше всего спекуляций в турецких СМИ, однако сопредседатель прокурдской ДПН Селахаттин Демирташ неоднократно заявлял о невозможности коалиции с ПСР.
Пятый сценарий: большая коалиция НРП, ПНД и ДПН без ПСР. У этих трех партий хватает мандатов, чтобы сформировать сильное правительство, однако националисты из ПНД едва ли пойдут на тесное сотрудничество с ДПН, поэтому такая коалиция возможна только на бумаге.
Шестой сценарий: коалиция меньшинства между националистами ПНД и кемалистами из НРП. Позиции двух партий по ключевым вопросом — за малым исключением — достаточно близки, поэтому их тактический союз выглядит вполне естественным. Однако в совокупности у НРП и ПНД 213 мандатов, что для формирования кабинета недостаточно, поэтому при такой конфигурации необходима поддержка со стороны отдельных депутатов от ДПН или ПСР, что в конечном итоге серьезно ограничит такому правительству возможности свободного маневра.
Можно предположить и другие сценарии развития событий. Если правительство не будет сформировано в течение 45 дней после выборов, согласно конституции президент может назначить новые парламентские выборы. Это гипотетически даст возможность Эрдогану сместить акценты в избирательной кампании, представив ПСР как партию стабильности и единственную реальную силу, способную обеспечить поступательное развитие страны. Весьма вероятно, что часть избирателей прислушаются к алармистским лозунгам и поддержат ПСР. Однако итоги таких выборов крайне непредсказуемы. Ведь полученный ПСР результат, помимо прочего, — это четкий индикатор эрозии электорального доминирования ПСР и влияния Эрдогана. В районах, где шла реальная конкуренция за симпатии избирателей, — в восточных и юго-восточных провинциях, в эгейском и средиземноморском регионе — ПСР потеснили конкуренты из НРП и ДПН. Процесс отступления начался: в абсолютных числах ПСР получила поддержку от 18,8 миллиона (в 2011 году — 24,4 миллиона), когда и как он разрешится — предсказать едва ли возможно.
Продавец лотерейных билетов читает газету, на передовице которой статья озаглавленная «Крах» и портрет Эрдогана. 8 июня 2015
Фото: Umit Bektas / Reuters
Становимся ли мы свидетелями заката «эпохи Эрдогана»? Мало кто ставит под сомнения достижения его правления. За три его премьерских срока Турция оправилась от последствий кризисных 1990-х, средние показатели экономического роста до 2007-го составляли рекордные семь процентов, а уровень бедности серьезно снизился. По всей Турции осуществлено множество крупных инфраструктурных проектов: построены новые аэропорты, высокоскоростные трассы, комплексы социальных учреждений. Все это стало символом сегодняшней Турции, неслучайно ПСР ввела в оборот выражение «Новая Турция», хорошо знакомое по времени кемалистских реформ (знаменитое «Путь Новой Турции» Кемаля Ататюрка).
Но за годы правления ПСР было много неоднозначного в социально-политическом развитии Турции. С одной стороны, откровенное стремление «подтянуть» страну до европейского уровня через экономические и административно-политические реформы в соответствии с «Копенгагенскими критериями» — для вступления в Европейский союз. С другой — развертывание репрессий против политических оппонентов и рост числа «узников совести» и «государственных преступников», очевидные отступления от принципов либеральной демократии, масштабы которых даже обеспокоили Еврокомиссию. В этом ряду и настойчивое стремление ПСР ввести в общественно-политический дискурс такие традиционные проблемы из риторики исламистов, как снятие запрета на ношение платка-тюрбана, отмена специальных правил поступления в вузы для выпускников религиозных школ имам-хатибов, религиозные браки, развитие исламской экономики.
Прошедшие выборы во многом станут этапным событием и для страны, и для режима ПСР. Императивом для ПСР становится внутреннее переустройство исходя из изменившейся конъюнктуры (в том числе и консолидация рядов — примирение «старой гвардии» с молодыми партийцами) и необходимости оставаться в авангарде демократического процесса. В заявлениях Ахмета Давутоглу о демократических ценностях и народной воле в ночь подсчета голосов, а также в его обращении к прошедшим в парламент партиям с призывом о скорейшем запуске конституционной реформы можно увидеть стремление ПСР остаться во всех отношениях в авангарде политического процесса в Турции.