От трилобитов до Крыма Взрыв башен-близнецов и расширение границ России в книгах недели

Чем Европа похожа на Средиземье. Как понять речь современного айтишника. Почему жалко великана Голиафа. Как научить детей писать стихи. Философские беседы Кальвина и Хоббса и история жизни на земле с древнейших времен до наших дней. Обзор книжных новинок.

ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ

Джон Р. Р. Толкин «Смерть Артура» (перевод С. Лихачевой, изд-во АСТ)

Не успела книга появиться в магазинах, как огорченные фанаты принялись писать на форумах: «Позарилась на фамилию Толкина, купила, а в итоге сама поэма от силы страниц 30, все остальное — комментарии, статьи и т.д.». А теперь — о том, почему они неправы, а книга вообще и поэма в частности представляют собой интереснейшее чтение.

Первое: необычный стихотворный размер. «Смерть Артура» — это неоконченная поэма Толкина, написанная не вполне привычным для русского уха и глаза аллитерационным стихом. В русской поэзии эта традиция прижилась скорее как изящная виньетка, «однако в древнегерманской поэзии аллитерация служила не украшением, а функциональным инструментом, связывающим строку в единое целое. Ее роль была близка той, которую в современной рифмованной поэзии играет рифма: соединение единиц стихосложения — строк или полустиший», — объясняет в предисловии переводчик поэмы Светлана Лихачева, автор диссертации об аллитерационной поэзии Толкина.

Поэтому «Смерть Артура» она переводит так же, как Владимир Тихомиров перевел «Беовульфа»:

Истинно! исстари слово мы слышим
О доблести данов, о конунгах датских...
Дань доставить достойному власти...

Второе: родственность Европы и Средиземья. Именно на эту связь указывает текст неоконченной поэмы.

Не видал их взгляд, не внимал им слух —
Разве зверь да птица, что злобно рыщут
В одиноких угодьях. Однажды дошли они
До мглистого Мирквуда во мраке предгорий:
Позади — пустошь, пред ними — стены;
По сирым склонам стремились все выше
Чащ частоколы, черны, непролазны.

Мирквуд — это ведь из «Хоббита», правда. Большой лес к востоку от Мглистых Гор, за рекой Андуин. Но речь в поэме идет о том, как король Артур, присягнувший в верности Риму, ведет войну с германскими племенами. То есть это не Средиземье, а Европа. А Мирквуд, в свою очередь, — устаревшее название лесов в восточной Германии, которое так понравилось Толкину, что он использовал его в «Хоббите», над которым работал в то же время. И, кстати, эльфы в «Смерти Артура» тоже присутствуют. Иными словами, подробный справочный аппарат (а это издание выполнено едва ли не по всем правилам «Литературных памятников», поэма объяснена и с точки зрения традиции артуровского эпоса, и с точки зрения связи с миром Средиземья) не обманывает читателя (купил книгу толстую, а поэма — всего 30 страниц), а облегчает понимание текста и контекста, потому что есть подозрение, что не всякий читатель даже с 30 страницами поэмы разберется.

И третье: имена. Это имеет отношение не столько к поэме Толкина, сколько к недавним спорам о переводе имен из цикла про Гарри Поттера. Поскольку поэма осталась незаконченной, Толкин сам до конца не разобрался, как он хочет называть жену Артура. Светлана Лихачева отмечает, что «преобладает вариант Guinever (Гвиневра), но встречается и вариант Guinevere (Гвиневера), а в черновиках — варианты Guenaver (Гуэнавера), Gwenaver (Гвенавера) и т.д.». В тексте перевода все разночтения она аккуратно сохранила. И, честное слово, пониманию текста разночтения в именах не мешают нисколько.

Томас Пинчон «Край навылет» (перевод М. Немцова, изд-во «Эксмо»)

Живой классик и хулиган американской литературы Томас Пинчон появился на русском языке до безобразия поздно. Автора-шестидесятника (его первый роман вышел в 1963-м) перевели на русский лишь в 2000-м. Это как если бы «Звездный билет» и «Коллеги» Василия Аксенова (Аксенов на каких-то пять лет старше Пинчона) издали только в нулевые. Любопытно, но не сказать чтобы актуально. Более полувека прошло. Но с тех пор Пинчон более или менее исправно выходит на русском, и даже «Край навылет», изданный в России спустя каких-то три года после англоязычной премьеры, может оказаться в эпицентре скандала.

Дело не в самом тексте романа, хотя он, как всегда у Пинчона, как бы детектив (владелица частного сыскного агентства и по совместительству еврейская мать двух беспокойных подростков начинает с расследования махинаций одной компьютерной фирмы, а заканчивает мировым заговором — действие романа начинается незадолго до теракта 11 сентября), а в его переводе, сделанном Максимом Немцовым. Русскому и в первую очередь экспертному читателю он показался неоправданно сложным.

У Максима Немцова вообще сложилась репутация разрушителя устоев. Вот был неточный, изобилующий фактическими ошибками, цензурными и самоцензурными умолчаниями, но очень гладкий по тексту и любимый с юности (за неимением другого) перевод Риты Райт-Ковалевой «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. Пришел Максим Немцов и сделал свой вариант перевода — «Ловец на хлебном поле». Более точный, но в результате обруганный со всех сторон. За что? За то, что не Райт-Ковалева. Советская переводческая традиция вообще приучила читателей к тому, что перевод должен быть один. Второй — уже лишний, а если появился — то он непременно плох как минимум своим новаторством.

История с переводом Пинчона на русский язык немного напоминает историю с переводом «Гарри Поттера». Не то чтобы первыми опытами все были так уж довольны (его книги начали выходить в 2000-м в издательстве «Симпозиум»), но то ли возлагаемые на Максима Немцова надежды оказались слишком высоки, то ли его переводческий метод — слишком резок, однако перевод вызвал массу нареканий, главное из которых — слишком наворотил. Правда, стоит заметить, что и в оригинале Пинчон — автор непростой. Роман «Bleeding Edge» (оригинальное название «Края навылет») изобилует сленгом айтишников с вкраплениями финансового жаргона. Вы пробовали поговорить с русским айтишником на понятном ему языке? Попробуйте на досуге. Это не фьючерс от опциона отличить, правда. И добавьте к этому несобственно-прямую речь...

Я понятно выражаюсь? Если нет, то поясню: это такой прием, когда, скажем, автор говорит словами своего героя. Хрестоматийный пример — первая фраза рассказа Чехова «Скрипка Ротшильда»: «Городок был маленький, хуже деревни, и жили в нем почти одни только старики, которые умирали так редко, что даже досадно». Это не Чехов досадует, что старики редко умирают, а его герой-гробовщик.

Так вот — добавьте к финансово-айтишному жаргону обилие несобственно-прямой речи, и вы получите текст Пинчона в оригинале. И в переводе. И, кстати, вполне возможно, что английский перевод книг того же Василия Аксенова (особенно позднего, любящего языковые и стилистические игры) тоже кажется кому-то слишком нарочитым. Ну, что ж поделать.

Том Голд «Голиаф» (перевод В. Меламеда, изд-во «Бумкнига»)

Известный библейский сюжет о победе юноши-пастуха Давида над филистимлянским воином-великаном Голиафом британский художник Том Голд исполнил мотив в мотив, но наполнил другим содержанием. Это больше не история о том, как вера в Бога побеждает человеческую мощь. Это притча о том, как государственная машина убивает маленького человека, даже если этого маленького человека угораздило родиться таким громадным, как Голиаф.

Итак: израильское и филистимлянское войска готовятся к битве. Но филистимляне не очень хотят этого сражения. Тогда советник царя придумывает хитроумный план: устроить поединок между представителями двух войск. Чей воин победит — тот и выиграл. И от филистимлян он предлагает выставить великана Голиафа. Голиафу наспех куют доспехи (от них сразу же начинают отваливаться чешуйки), выдают мальчика-щитоносца и отправляют в поле ждать соперника — в расчете на то, что израильтяне испугаются одного вида Голиафа.

Идея, возможно, и неплоха, но Голиаф, несмотря на свой внушительный рост, не воин. Он писарь, штабная крыса и убежденный пацифист. Поэтому нет ничего удивительного в том, что первый же ловкий мальчишка-пастух сшибает его с ног пущенным из пращи камнем и отрубает голову. Голиафу просто не повезло жить в эпоху политической нестабильности и попасться на глаза советнику царя.

ДЛЯ ДЕТЕЙ

Павел Майоров, Ольга Любич «Рифмоазбука» (изд-во «Альпина Паблишер») 0+

«Над георгинами бабочек стая
Целое утро проводит… летая/порхая/зевая?»

«Ворона с вербы смотрит вниз.
Ей интересен наш … карниз/каприз/сюрприз?»

При помощи таких вот остроумных поэтических экзерсисов авторы «Рифмоазбуки» предлагают детям поближе познакомиться с алфавитом, а заодно — с рифмой и ритмом языка. И надо ли говорить, что идея хороша не только своей очевидной свежестью по отношению к устоявшейся практике различных стихотворных азбук, где детям позволено быть лишь читателями, а не соучастниками процесса, но и тем, что буквально позволяет попробовать слова на вкус.

Билл Уоттерсон «Кальвин и Хоббс. Все дни забиты до предела. Здесь повсюду сокровища!» (перевод И.Громовой, изд-во Zangavar) 6+

«Кальвин: Сегодня в школе я думал, списать на контрольной или нет. Я размышлял, что лучше — нарушить правила и выиграть... или соблюсти правила и проиграть? С одной стороны, незаслуженный успех не приносит удовлетворения. С другой стороны, праведно заслуженный провал тоже не радует. Конечно, в какой-то момент почти все списывают. Люди всегда нарушают законы, если думают, что смогут уйти от наказания — но это не умаляет порицаемости моего списывания. Я успокаивал себя тем, что списать одну жалкую контрольную — не такая уж серьезная вещь. Это никому не вредит. Но затем я засомневался, не пытаюсь ли я замаскировать мою неготовность принять последствия недобросовестного отношения к учебе? Известно, что в реальной жизни людей заботит успех, а не принципы. …Однако, возможно, именно поэтому в мире царит хаос. Вот дилемма!

Хоббс: И что ты решил?

Кальвин: Ничего. Время вышло, и мне пришлось сдать пустой лист.

Хоббс: В любом случае просто признать проблему — уже нравственная победа.

Кальвин: В конце концов мне показалось неправильным списывать на контрольной по этике».

Кальвин — шестилетний мальчик, который учится в первом классе. Хоббс — его друг-тигр, который Кальвину кажется настоящим диким зверем, а всем окружающим — плюшевой игрушкой. Они закадычные друзья, временами ссорящиеся вдрызг, но чаще сообща придумывающие разные проказы, за которыми ведут уморительно смешные псевдоученые беседы, подобные процитированной выше. Что неслучайно. Ведь свои имена герои получили в честь теолога Жана Кальвина и философа Томаса Хоббса (в устоявшейся русской транскрипции — Гоббса).

Короткие рисованные истории про Кальвина и Хоббса американского художника Билла Уоттерсона выходили ежедневно с ноября 1985-го по декабрь 1995 года и были невероятно популярны. В России они тоже печатались, но как-то отрывочно. Издательство Zangavar впервые публикует всю серию без сокращений и с полноценным литературным переводом. В два тома вошли не только ежедневные черно-белые стрипы, но и цветные «воскресные» выпуски о похождениях парочки. И, кстати, не все диалоги такие длинные, есть вполне лаконичные. Как этот:

— Пап, каково это — быть взрослым?
— Это почти то же самое, что быть ребенком... Разве что ты более зависим от своих игрушек.

Петер Гюс, Сильвия Ванден Хиде «Хронология. Путешествие сквозь века: от Большого взрыва до наших дней» (перевод М. Меньшиковой, изд-во «Манн, Иванов и Фербер») 12+

Принцип книги: жизнь на Земле от своего зарождения до самых свежих событий, включая присоединение к России полуострова Крым и расстрела редакции Charlie Hebdo, взятая максимально общим планом. По сути это что-то вроде временной оси. Вот первые обитатели планеты трилобиты. Следом эпоха динозавров. Потом три четверти всех видов растений и животных вымерли вследствие глобальной катастрофы (падение метеорита?). Первые люди, поселения и, наконец, цивилизации: царства Месопотамии, Египет, Греция, Римская империя, Османская империя, империя Мин, цивилизации инков и ацтеков. Средние века и Возрождение в Европе. Появление Соединенных Штатов Америки. Рост промышленности в XIX веке и бесчисленные войны ХХ века. И, наконец, век XXI пока отмечен террористическими атаками, экономическими кризисами и развитием информационных технологий.

Разворот, посвященный каждой теме, представляет собой большой, подробный и довольно сложно устроенный рисунок бельгийского художника-карикатуриста Петера Гюса с подписями, сделанными Сильвией Ванден Хиде. Издатели маркировали книгу как «для чтения взрослыми детям», что не вполне верно. Она для чтения родителями вместе с подростками и последующего совместного обсуждения. Причем полезно пробежаться по оси человеческой истории обеим сторонам, а не только школьникам в целях повышения академической успеваемости.