«Почему ты такой странный?» Вечный аутсайдер, поэт-шизофреник, любимый певец Кобейна: умер Дэниел Джонстон

В среду, 11 сентября, в США от сердечного приступа скончался Дэниел Джонстон — один из самых самобытных американских певцов-исполнителей второй половины XX века. Вечный аутсайдер, Джонстон прославился изящными и хрупкими песнями, записанными в домашних условиях и изначально выпущенными на кассетах в 1980-е годы, — песнями, которые трогали души и сердца миллионов людей. Корреспондент «Ленты.ру» Олег Соболев отдает дань памяти музыканту.

Среди иных жанров популярной музыки существует так называемая outsider music, то есть буквально — «аутсайдерская музыка». Дать ей верное определение — довольно трудная задача. Американский историк музыки и радиоведущий Ирвин Чусид в своей книге Songs In the Key of Z («Песни в тональности Z»), посвященной феномену музыки аутсайдеров, пусть не дает ей конкретную дефиницию, но хорошо помогает понять ее смысл. Грубо говоря, она сделана в большинстве своем непрофессиональными музыкантами, игнорирующими любые канонические понятия о сочинении, записи, маркетинге и подаче поп-продукта и одновременно способными наделить свое творчество изрядной долей странности и ненормальности.

Практических примеров таких произведений Чусид в свое время набрал на целый альбом, прилагавшийся к книге в первом ее издании. Там можно было услышать, скажем, сочинение либерийской парламентарки по имени Малинда Джексон Паркер, которая под громоподобные раскаты фортепьяно проповедовала важность прививок от малярии. Или, например, вещь под названием Rock N’ Roll McDonald’s в исполнении чикагского чернокожего музыканта Уэсли Уиллиса, чьи песни, как правило, состояли из повторяющихся под нехитрый синтезаторный аккомпанемент выкриков вынесенных в заголовки фраз.

Дэниел Джонстон был наверняка самым известным в мире музыкантом-аутсайдером. Этому в огромной мере способствовал Курт Кобейн, который во времена пика популярности группы Nirvana часто появлялся на публичных мероприятиях и в фотосъемках в футболке с обложкой альбома Джонстона Hi, How Are You? — похожим на лягушку созданием и соответствующей фразой. И хотя Кобейн не единственный представитель волны независимой музыки 80-х, который предпринял усилия по популяризации Джонстона, он, безусловно, будучи одним из самых известных людей своего времени, побудил наибольшее количество слушателей как минимум на поиск информации об этом музыканте, как максимум — на знакомство с его песнями.

Для следующего поколения отправной точкой для входа в мир Дэниела Джонстона стал документальный фильм Джефа Фейерцайга «Дьявол и Дэниел Джонстон», вышедший в 2005-м и популяризировавший этого американского сонграйтера в такой степени, какая ему была до этого не знакома. В прошлом году Джонстон даже смог добраться до первого места в одном из чартов Billboard: в июне его The Story of an Artist, задействованная компанией Apple в одном из своих телевизионных роликов, возглавила топ песен, использованных в рекламе.

Как подобает музыканту-аутсайдеру, биография Джонстона откровенно нетипична. Он родился в Сакраменто, вырос в Аппалачах, учился в разных колледжах в американском Мидуэсте, а в начале 80-х отправился в столицу штата Техас, город Остин, в котором (и в пригородах которого) и провел большую часть своей жизни. Еще формально числясь в одном из своих университетов, Джонстон записал две кассеты в подвале дома своих родителей в Западной Вирджинии — Songs of Pain и More Songs of Pain — и, уже переехав в Остин, где он устроился уборщиком в «Макдоналдс», принялся раздавать их случайным знакомым. На них звучала музыка, которая во многом точно соответствовала обозначенным названиям: это были действительно песни боли, из которых было ясно, что Джонстону и правда плохо. Не в том смысле, что они были глубоко печальными и душераздирающими — хотя и это тоже, — а в смысле того, что с первого прослушивания любому наделенному мало-мальской эмпатией человеку становилось понятно, что Джонстон психически нездоров. Впоследствии это подтвердится: музыканту диагностируют шизофрению и биполярное аффективное расстройство, он много времени проведет в психиатрических лечебницах и годами будет принимать лекарства под присмотром своей семьи.

Любой разговор о Джонстоне не может избежать темы психического здоровья — и многие такие разговоры вообще целиком сворачивают в нее. Слишком велик груз: даже безотносительно судьбы Джонстона, его музыка звучит так, будто в ней все время что-то не так, а ее автор пытается донести через песни непосильный груз необъяснимой тревоги. Творения музыканта неотделимы от его психического состояния — но это не означает, что важность, красота и человечность его записей могут быть целиком и полностью объяснены с помощью психики. Эссенциализация Джонстона как шизофреника только преуменьшает его значение как художника — но при этом стоит учесть, что израненная хрупкость его песен в том числе была продуктом нетипично работавшего сознания.

Аккомпанировавший себе при записи Songs of Pain на фортепиано и записывавший музыку прямо в микрофон магнитофона, Джонстон предстает на своей первой кассете артистом вне всякого времени. Неаккуратное и рваное исполнение им своих песен и предельно далекий от совершенства звук будто лишают музыку Джонстона всякой хронологической привязки; не будь она записана в 1981-м, то могла бы быть придумана хоть вчера. Впрочем, сквозь особенности записи вовсю просвечивает сочинительский талант музыканта: Songs of Pain — это не в последнюю очередь набор мелодичных и тонко обращающихся с формой поп-песен. Ориентиром Джонстона служили The Beatles — и он уже на самой своей первой кассете показал, что хорошо усвоил их уроки. Достаточно, например, послушать вещь под названием Pot Head, чтобы оценить, как ловко музыкант строил структуру своих песен и грамотно соединял певучесть своей музыки с ее оголенной эмоциональностью.

Обосновавшись в доме своего брата в Остине, Джонстон сменил родительское фортепиано на аккордовый органчик, сразу придавший своим колюще-режущим звуком его музыке куда больше авангардности. Вооруженный им артист записал еще бесчетное множество кассет. Среди них в первую очередь выделяются упомянутая выше Hi, How Are You? и Yip/Jump Music — два чистых шедевра, на которых каждая имеющаяся песня увлекает и уводит за собой. Как и по другим записям Джонстона того времени, по ним еще можно судить о постепенно ухудшавшемся эмоциональном состоянии певца. Причем судить настолько хорошо, что некоторые вещи — как, скажем, дилогию Keep Punching Joe/No More Pushing Joe Around, которой заканчивается Hi, How Are You? — просто напросто тяжело слушать. Эта музыка сталкивает слушателя с моральной проблемой: этично ли фундаментально получать удовольствие от искусства, которое пропитано настолько ощущаемой болью? Впрочем, кассеты Джонстона — это еще и источник самых известных его песен: The Story of an Artist — та самая, которую выбрали для своей рекламы Apple, Walking the Cow и True Love Will Find You In the End. Они, в отличие от большинства вещей Джонстона того времени, обладают эффектом мгновенного действия: если другие песни музыканта нужно сначала расслушать и полюбить, то эти влюбляют в себя сами.

К концу 80-х известность Джонстона вышла далеко за пределы Остина, где он по ходу десятилетия стал одним из самых заметных городских эксцентриков. Копии его кассет разошлись по аудитории новой американской независимой музыки — и, естественно, нашлись люди, которые были готовы дать певцу шанс самовыразиться вне пределов неуютного техасского подвала. Нью-йоркский продюсер, музыкант и владелец лейбла Shimmy Disc Марк Крамер вышел на Джонстона с предложением записаться в самой настоящей студии — и нежданным образом обрек и себя, и своего нового подопечного на мучения. К началу сессий психическое состояние аутсайдера уже было совсем нестабильным — и по ходу записи он был вынужден отправиться на лечение. Крамер скомпоновал получившийся альбом — изданный под названием 1990 — из обрывков, осколков, неидеальных дублей и фрагментов пения Джонстона без аккомпанемента. Получилась, вероятно, самая тяжелая во всех смыслах запись музыканта: Джонстон, чьи песни до этого или носили автобиографический характер, или касались вполне земной тематики, на 1990 поет исключительно о борьбе дьявола и бога под сухой, даже немного милитаристский звук барабанов, гитар и клавиш. Алексис Петридис из The Guardian сравнил песни с этого альбома с религиозными гимнами — и это, конечно, абсолютно точная аналогия.

После прорыва Nirvana в 1991 году в мейнстрим мейджор-лейблы принялись подписывать массу до этого ютившихся на лейблах независимых артистов — и среди них, видимо, все из-за той футболки Курта Кобейна оказался Джонстон. Первым на него вышла Elektra — но артист наотрез отказался заключать контракт с конторой, среди клиентов которой значилась группа Metallica, по мнению Джонстона — наместники дьявола. Куда больше повезло компании Atlantic — и именно ее усилиями в 1994 году Джонстон выпустил альбом Fun, спродюсированный Полом Лири из видной остинской группы Butthole Surfers. Пластинка провалилась — и провал принято списывать именно на ошибки Лири в производстве: якобы звук, который он придумал, мало подходил для глубоко личных и искренних песен Джонстона. Это не совсем правда — хотя бы потому, что песни на Fun пугающе наивны и будто совсем отстранены от своего автора, — но деталь все равно важная.

Даже несмотря на отсутствие критического и тем более коммерческого успеха своей пластинки, Джонстон, которого с возрастом настигли и проблемы с физическим здоровьем, посвятил всю свою последующую карьеру сотрудничеству с различными продюсерами и записям альбомов, по сравнению с его ранним творчеством куда более профессионально звучащих. Некоторые из них — как записанная с Марком Линкусом из Sparklehorse пластинка Fear Yourself! — несут на себе печать именно что продюсерских проектов, которые перестраивают песни аутсайдера под особенное, не свойственное для них звучание. Другие — главным образом те, что сделаны при участии Брайана Битти, — кажутся компромиссом между попыткой сделать более-менее традиционную гитарную поп-музыку и попыткой при этом сохранить эксцентричность авторского почерка Джонстона. Ни те, ни другие совершенно не дотягивают по всем параметрам до раннего, кассетного Джонстона — но при этом и невозможно представить, чтобы сам музыкант, учитывая его состояние, в свои последние два с половиной десятилетия творческого пути вернулся к записи в домашних условиях. Он просто не мог ничего сделать один.

Джонстон в последние десятилетия своей жизни не только записывался, но и давал концерты — и даже съездил два года назад в турне по Америке, где в разных городах выступал с местными музыкантами (так, в Новом Орлеане ему аккомпанировала Preservation Hall Jazz Band — группа, возрождающая традиционный луизианский джаз довоенной эпохи). Но главным его вкладом в мировую культуру все равно останутся те самые ранние записи на кассетах. Ими он предвидел и предвосхитил культуру ло-файной музыки 90-х, когда многие независимые музыканты избрали запись в домашних условиях на неидеальном оборудовании и звуке как первичный метод распространения музыки. Благодаря им же Джонстон останется в истории музыки как прекрасный аутсайдер. Но главное — именно эти кассетные записи подарили миру пару десятков великих и беспримерно трогательных песен, прямота и красота которых не сравнится ни с какой-либо еще музыкой. В The Story of an Artist Джонстон спел такие строчки: «Все друзья и вся семья/ Говорят: «Найди работу!/ Почему ты занимаешься только тем, чем занимаешься?/ Почему ты такой странный?/ И нам не нравится то, что ты делаешь,/ Да и никому никогда не сможет понравиться!» Это была неправда.