История знает немало эпидемий страшных болезней, унесших огромное число человеческих жизней. Только за первые 20 лет XXI века население Земли пережило несколько поражений вирусами, новости о которых пугали обывателей и обрушивали экономики. В марте на русском языке выходит книга известного научного журналиста, постоянного автора New York Times, единственного не врача, получившего награду CDC «Чемпион по предотвращению», Ричарда Престона «Эпидемия. Настоящая и страшная история распространения вируса Эбола». Ее главы похожи на сюжеты фильмов-катастроф, с той только разницей, что она полностью документальна, даже имена врачей и погибших сохранены. Книга рассказывает о том, как с 1967-го по 1993 год ученые боролись со смертельной лихорадкой. С разрешения издательства «Бомбора» «Лента.ру» публикует отрывок из текста, показывающий одну из сторон контакта врачей с опасным вирусом.
Нэнси провела утро за бумажной работой в кабинете. После обеда она сняла помолвочное кольцо с бриллиантом и обручальное кольцо и заперла их в ящике стола. Она заглянула в кабинет Тони Джонсона и спросила, готов ли он пойти с ней. Они спустились вниз и прошли по коридору в отделение Эболы. Там была только одна раздевалка. Тони Джонсон настоял, чтобы Нэнси Джакс вошла и переоделась первой, а он последует за ней.
Раздевалка была маленькой, с несколькими шкафчиками вдоль одной стены, несколькими полками и зеркалом над раковиной. Она разделась, сняв все вплоть до нижнего белья, и положила все в свой шкафчик. Пластырь она оставила на руке. Она взяла с полки стерильный хирургический костюм — зеленые брюки и зеленую рубашку, одежду, которую хирург носит в операционной, — натянула брюки, завязала шнурок на талии и защелкнула застежки рубашки. Под костюм не полагалось ничего надевать, никакого нижнего белья. Она натянула на голову матерчатую хирургическую шапочку и, глядя в зеркало, заправила под нее волосы.
Она не выглядела взволнованной, но начинала немного нервничать. Это был всего лишь второй ее визит в горячую область
(...) Нэнси нашла коробку с латексными резиновыми хирургическими перчатками и пластиковый шейкер с детской присыпкой. Она посыпала руки детской присыпкой и натянула перчатки. Потом она нашла рулон липкой ленты, оторвала несколько полосок и повесила их в ряд на край стола.
Затем она заклеила себя. Беря по одной полоске за раз, она приклеивала манжеты перчаток к рукавам своей рубашки, прокручивая ленту вокруг манжеты, чтобы запечатать ее. Затем она приклеила носки к брюкам. Теперь у нее был один слой защиты от размножающегося Чужого.
Подполковник Джонсон в хирургическом костюме прошел на второй уровень. Он надел резиновые перчатки и начал приклеивать их к рукавам, а носки — к брюкам.
Нэнси повернула направо, в прихожую, и нашла на вешалке свой скафандр. Это был костюм биологической защиты Chemturion, на груди которого значилась надпись ДЖАКС. Chemturion известен также как «синий костюм», поскольку он ярко-голубого цвета. Это герметичный скафандр из прочного пластика, соответствующий правительственным спецификациям для работы с горячими агентами, передающимися по воздуху.
Она расстегнула скафандр, положила его на бетонный пол и ступила в него ногами. Затем натянула его до подмышек и просунула руки в рукава так, чтобы пальцы оказались в перчатках. Коричневые резиновые перчатки прикреплялись к манжетам с помощью уплотнительных прокладок. Это были основные перчатки скафандра, сделанные из плотной резины. Они были самым важным барьером между ней и Эболой. Руки были слабым местом, самой уязвимой частью скафандра из-за того, что именно приходилось держать в руках. А держали они иглы, ножи и острые куски костей. Носитель отвечает за состояние скафандра точно так же, как десантник несет ответственность за упаковку и обслуживание своего парашюта.
Возможно, Нэнси немного торопилась и не осмотрела свой скафандр так тщательно, как следовало бы.
Подполковник Джонсон коротко проинструктировал ее о процедурах, а затем помог ей надеть на голову шлем. Шлем был сделан из мягкого гибкого пластика. Джонсон посмотрел на ее лицо, видимое сквозь прозрачный лицевой щиток, проверяя, как она себя чувствует.
Она застегнула промасленную молнию на груди костюма. Молния щелкала, закрываясь, — хлоп, хлоп, хлоп. К тому моменту, когда скафандр был застегнут, ее лицевой щиток запотел. Она протянула руку к стене, вытащила свернутый спиралью желтый воздушный шланг и вставила его в свой костюм. Затем послышался рев струящегося воздуха, и скафандр раздулся, став толстым и твердым, а движение сухого воздуха смахнуло крошечные капельки конденсата, собравшегося на внутренней стороне лицевого щитка. (...)
Нэнси отсоединила шланг, открыла стальную дверь и вошла в шлюз четвертого уровня, а Тони Джонсон последовал за ней. Воздушный шлюз был сделан полностью из нержавеющей стали и снабжен соплами для распыления воды и химических веществ. Это был дезактивационный душ для смывания возможного заражения. Дверь за ними закрылась. Нэнси открыла дальнюю дверь шлюза, и они вошли в горячую зону.
Они стояли в узком коридоре из шлакоблоков. С обеих сторон открывались различные комнаты. Горячая зона напоминала лабиринт. Со стен свисали желтые воздушные шланги. На потолке горела сигнальная лампочка, которая включалась, если выходила из строя воздушная система. Стены были выкрашены толстым слоем эпоксидной краски, а все электрические розетки по краям были заткнуты липким материалом. Это делалось для того, чтобы заделать все трещины и отверстия, чтобы горячий агент не мог вырваться наружу, дрейфуя по полым каналам проводки. Нэнси потянулась за воздушным шлангом и воткнула его в скафандр. Она не слышала ничего, кроме рева воздуха в шлеме. Воздух в скафандрах гудел так громко, что разговаривать можно было даже не пытаться.
Она открыла металлический шкафчик. Из него струился голубой свет, и она сняла пару желтых резиновых сапог, похожих на сапоги для работы на ферме. Нэнси сунула мягкие ножки скафандра в ботинки, взглянула на Джонсона и поймала его взгляд. Готова к бою, босс.
Они отсоединили воздушные шланги, прошли по коридору и вошли в обезьянник. В нем было два ряда клеток, расположенных друг напротив друга вдоль противоположных стен комнаты. Джакс и Джонсон снова подсоединили шланги и заглянули в клетки. В одной клетке сидели две изолированные обезьяны — так называемые контрольные обезьяны. Они не были инфицированы вирусом Эбола и были здоровы.
При виде двоих армейских служащих в скафандрах здоровые обезьяны начали бесноваться. Они гремели клетками и прыгали. Люди в скафандрах заставляют обезьян нервничать. Они улюлюкали и ворчали: «У-у-у! О-О-О! Ха-ха-ха!» и издавали пронзительный визг: «И-И-ИК!» (...)
С другой стороны клетки были в основном тихими. Это была сторона клеток Эболы. Все обезьяны в этих клетках были заражены вирусом Эбола, и были в большинстве своем молчаливыми, пассивными и замкнутыми, хотя одна или две казались странно ненормальными. Их иммунная система отказала или вышла из строя. Большинство животных еще не выглядели очень больными, но у них не было той настороженности, обычной обезьяньей энергии, прыжков и грохотания клеткой, которые можно увидеть у здоровых обезьян. Большинство из них не съели свои утренние галеты. Они сидели в клетках почти неподвижно, безучастно наблюдая за двумя офицерами.
Им ввели самый горячий штамм вируса Эбола, известный в мире. Это был штамм Майинга заирского эболавируса. Этот штамм был получен от молодой женщины по имени Майинга Н., которая умерла от вируса 19 октября 1976 года. Она работала медсестрой в больнице в Заире и ухаживала за католической монахиней, которая умерла от лихорадки Эбола. Монахиня истекла кровью на руках Майинги, а затем, спустя несколько дней, у медсестры проявилась Эбола, и она умерла. Часть крови сестры Майинги попала в Соединенные Штаты, и штамм вируса, который когда-то жил в ее крови, теперь обитал в маленьких стеклянных пузырьках, хранящихся в суперфризерах института, в которых поддерживалась температура –160 градусов по Фаренгейту (–106 градусов по Цельсию). Морозильные камеры были снабжены висячими замками и сигнализацией, обклеены цветами биологической опасности и заклеены липкой лентой, потому что она закрывает трещины. Можно сказать, что без липкой ленты не было бы такого понятия, как «биоконтейнмент».
Джин Джонсон, штатский ученый, оттаял немного замороженной крови сестры Майинги и ввел ее обезьянам. Затем, когда обезьяны заболели, он давал им лекарство в надежде, что оно поможет им избавиться от вируса. Но препарат, похоже, не действовал.
Нэнси Джакс и Тони Джонсон осматривали обезьян, переходя от клетки к клетке, пока не увидели двух обезьян, организм которых разрушился, и они истекли кровью. Эти животные сидели сгорбившись, каждое в своей клетке.
У них шла кровь из носа, а глаза были полуоткрытыми, стеклянными, ярко-красными с расширенными зрачками. Морды обезьян ничего не выражали — ни боли, ни агонии
Соединительная ткань под кожей была разрушена вирусом, что вызвало легкое искажение морды. Другая причина странных морд заключалась в том, что части мозга, управляющие выражением лица, также были разрушены. Похожее на маску лицо, красные глаза и окровавленный нос служат классическими признаками лихорадки Эбола, они появляются у всех приматов, зараженных вирусом, как у обезьян, так и у людей. Это указывало на порочную комбинацию повреждения мозга и разрушения мягких тканей под кожей. Классическое лицо лихорадки Эбола заставляло обезьян выглядеть так, словно они были чем-то сверхъестественным, лежащим за гранью понимания. Это было не небесное видение. (...)
Джонсон внимательно наблюдал за Джакс, проводящей процедуру выемки. Обращение с бессознательной обезьяной на уровне 4 — сложная операция, потому что обезьяна может очнуться, у нее есть зубы, которыми она может больно укусить, и к тому же эти обезьяны удивительно сильны и проворны. Это не мартышки шарманщиков. Это крупные дикие животные из тропического леса. Укус зараженной Эболой обезьяны почти наверняка будет смертельным.
Сначала Нэнси осмотрела обезьянку, заглядывая через решетку. Это был крупный самец, и он выглядел так, словно действительно был мертв. Она увидела, что у него все еще есть клыки, и это заставило ее нервничать. В обычных условиях обезьянам для большей безопасности спиливали клыки.
Но у этого они почему-то остались огромными. Она просунула пальцы в перчатках сквозь прутья решетки и дернула обезьяну за палец, следя за движением глаз. Глаза продолжали пристально смотреть в одну точку.
— Давайте, открывайте клетку, — сказал подполковник Джонсон. Ему пришлось кричать, чтобы она услышала сквозь рев воздуха в скафандрах.
Она отперла дверь и сдвинула ее вверх, открывая клетку настежь. Она снова осмотрела обезьяну. Ни один мускул не дернулся. Определенно, обезьяна была практически мертва.
— Хорошо, продолжайте, доставайте его, — сказал Джонсон.
Нэнси просунула руку внутрь, схватила обезьяну за плечи и повернула так, чтобы та не могла укусить ее, если очнется. Она отвела ее руки назад и, зафиксировав их, вытащила обезьяну из клетки.
Джонсон взял обезьяну за ноги, и они вместе отнесли животное к «шляпной коробке», контейнеру биологической опасности, в которую ее и положили. Затем они, медленно двигаясь в скафандрах, понесли «шляпную коробку» в комнату для вскрытия. Два человека-примата несли другого примата. Одни приматы были хозяевами Земли или, по крайней мере, считали себя таковыми, а другой был ловким обитателем деревьев, двоюродным братом хозяина Земли. И, помимо них, обоих видов — человека и обезьяны, здесь присутствовала еще одна форма жизни, старше и сильнее их обоих, обитающая в крови.
Джакс и Джонсон медленно вышли из комнаты, повернули налево, потом еще раз налево, вошли в комнату для вскрытия и положили обезьяну на стол из нержавеющей стали. Сквозь редкую шерсть обезьяны видны были красные пятна на коже.
— Перчатки, — сказал Джонсон.
Они надели латексные резиновые перчатки, натянув их поверх перчаток скафандра. Теперь на них было три слоя перчаток: перчатки внутреннего слоя, перчатки скафандра и внешние перчатки.
— Мы должны все проверить, — сказал Джонсон. — Ножницы, кровоостанавливающие средства. — Он положил инструменты в ряд на краю стола. Каждый инструмент был пронумерован, поэтому он назвал цифры вслух.
Они принялись за работу. С помощью ножниц с закругленными концами Джонсон вскрыл обезьяну, в то время как Джакс помогала с процедурой. Они работали медленно и с исключительной тщательностью. Они не пользовались никакими острыми лезвиями, потому что лезвие в горячей зоне смертельно опасно. Скальпелем можно прорезать перчатку и поранить пальцы, и вирус попадет в кровь, прежде чем вы успеете почувствовать боль. Нэнси протянула ему инструменты, а сама запустила пальцы внутрь обезьяны, чтобы перекрыть кровеносные сосуды и убрать лишнюю кровь с помощью маленьких губок. Брюшная полость животного превратилась в озеро крови. Это была кровь, зараженная Эболой, и она заполняла все внутренности обезьяны: внутренних кровоизлияний было множество. Печень распухла, и была видна кровь в кишечнике. (...)
Вирус — это маленькая капсула, состоящая из мембран и белков. Капсула содержит одну или несколько нитей ДНК или РНК — длинных молекул, содержащих программное обеспечение для создания копии вируса. Некоторые биологи классифицируют вирусы как формы жизни, потому что они не являются однозначно живыми. Неясно, живые ли они, — можно сказать, что они не живые и не мертвые. Они влачат свое существование на границе между жизнью и не-жизнью. Вирусы, не попавшие внутрь клетки, просто сидят на мембране; ничего не происходит. Они мертвы. Они могут даже образовывать кристаллы. Вирусные частицы, содержащиеся в крови или слизи, могут казаться мертвыми, но они ждут, когда кое-что произойдет. Их поверхность липкая. Если проплывающая мимо клетка касается вируса, и липкость вируса соответствует липкости клетки, то он цепляется за нее. Клетка чувствует, что к ней прилип вирус, обволакивает его и втягивает внутрь. Как только вирус попадает в клетку, он становится троянским конем. Он включается и начинает размножаться.
Вирус — это паразит. Он не может жить сам по себе. Он может только копировать себя внутри клетки, используя для этого материалы и механизмы клетки. Клетки всех живых существ содержат вирусы
Вирусы живут даже в грибках и бактериях и иногда разрушают их, то есть у болезней есть свои собственные болезни. Вирус размножается внутри клетки, пока в конце концов клетка не наполняется им и не лопается, и тогда вирусы вырываются из сломанной клетки. Или же они могут прорастать сквозь клеточную стенку, подобно каплям, вытекающим из крана — кап, кап, кап, кап, копия, копия, копия, копия, — так работает вирус иммунодефицита человека, вызывающий СПИД. Постепенно до тех пор, пока клетка не будет поглощена, использована и уничтожена. При разрушении достаточного количества клеток носитель умирает. Вирус не стремится убить своего хозяина, это не в его интересах, потому что тогда вирус тоже может погибнуть, если не сможет достаточно быстро перепрыгнуть из умирающего носителя в новый.
Генетический код внутри вируса Эбола — одна нить РНК. Этот тип молекул считается самым древним и наиболее «примитивным» механизмом кодирования жизни. Первичный океан Земли, возникший вскоре после образования нашей планеты, около 4,5 млрд лет назад, вполне мог содержать микроскопические формы жизни, основанные на РНК. Это наводит на мысль, что Эбола — древний вид жизни, возможно, почти такой же древний, как сама Земля. Еще один намек на то, что Эбола чрезвычайно древняя, — это то, что ее нельзя считать ни однозначно живой, ни однозначно мертвой.
Вирусы могут казаться живыми, когда размножаются, но в другом смысле они очевидно мертвы, это всего лишь машины, тонкие, конечно, но строго механические, не более живые, чем отбойный молоток. Вирусы — молекулярные акулы, мотив без разума. Компактный, жесткий, логичный, абсолютно эгоистичный, вирус нацелен на создание копий самого себя — и он может время от времени это делать с невероятной скоростью. Главная директива — размножаться. (...)
Вскрыть череп на 4-м уровне — это всегда проблема. Череп у приматов твердый, а костные пластинки крепко соединены. Обычно череп вскрывают электрической костяной пилой, но на 4-м уровне ее использовать нельзя. Она рассеивает в воздухе частицы костей и капли крови, а в горячей зоне попадание любых заразных веществ в воздух нежелательно, даже если вы в скафандре; это попросту слишком опасно.
Они вскрыли череп плоскогубцами. Он разламывался с громким треском. Они извлекли мозг, глаза и спинной мозг и положили их в банку с консервантом.
Джонсон протянул ей пробирку с образцом и вдруг замер и посмотрел на ее руки в перчатках. Он указал на ее правую перчатку.
Она посмотрела вниз. Перчатка. Она была вся в крови, но теперь Нэнси увидела дыру. Ладонь внешней перчатки на ее правой руке разорвалась.
Нэнси сорвала перчатку. Основная перчатка была залита кровью. Кровь растеклась по внешней стороне рукава ее скафандра. Отлично, просто отлично — кровь с Эболой по всему моему костюму. Она прополоскала перчатку и руку в дезинфицирующем средстве, и они стали чистыми и блестящими. Затем она заметила, что ее рука в двух оставшихся перчатках была холодной и липкой. В перчатке ее скафандра было что-то мокрое. Интересно, эта перчатка тоже протекает? Она задумалась, нет ли в правой основной перчатке разрыва, и внимательно осмотрела ее. И тут она увидела разрыв. Трещину в запястье.
У нее была дыра в скафандре. Ее рука была влажной. Она задалась вопросом, может ли зараженная кровь оказаться внутри ее скафандра, где-то рядом с порезом на ладони.
Она указала на перчатку и сказала: «ДЫРА». Джонсон наклонился и осмотрел ее перчатку. Он увидел царапину на запястье. Она заметила, что его лицо исказилось от удивления, а затем он посмотрел ей в глаза. Она видела, что он боится
Это испугало и ее. Она ткнула большим пальцем в сторону выхода. «Я УХОЖУ ОТСЮДА. ТЫ МОЖЕШЬ ЗАКОНЧИТЬ?»
Он ответил: «ТЫ ДОЛЖНА УЙТИ НЕМЕДЛЕННО. Я ЗАКРОЮ ТЕРРИТОРИЮ И ПОСЛЕДУЮ ЗА ТОБОЙ».
Используя только левую, здоровую, руку, она отсоединила скафандр от воздушного шланга. Она практически бежала по коридору к воздушному шлюзу, ее правая рука неподвижно висела на боку. Она не хотела двигать этой рукой, потому что каждый раз, когда она двигала ею, она чувствовала, как что-то хлюпает там, внутри перчатки. Страх переполнял ее. Как она снимет сапоги, не используя больную руку? Она стянула их ногой. Они полетели по коридору. Она распахнула дверь шлюза, шагнула внутрь и захлопнула за собой дверь.
Она потянула за цепь, которая свисала с потолка шлюза. Так включается дезинфицирующий душ. Дезактивация продолжается семь минут, и в это время не разрешается выходить, потому что душу нужно время для работы с вирусами. Сначала выстрелили струи воды, смывая со скафандра следы крови. Затем они остановились, и из сопел во всех стенках шлюза начал распыляться «Энвирохем» для обеззараживания скафандра. Естественно, если бы в ее перчатке было что-то живое, химический душ не добрался бы до него.
В воздушном шлюзе не было света, он был тусклым, почти темным. Это была буквально серая зона. Нэнси пожалела, что у нее нет часов. Тогда бы было понятно, сколько нужно ждать. Осталось пять минут? Четыре минуты? По лицевому щитку стекала химическая изморось. Это напоминало вождение автомобиля под дождем со сломанными дворниками; не видно абсолютно ничего. «Черт, черт, черт!» — думала она.
В Институте есть больница с биоизоляцией 4-го уровня под названием Тюряга, где пациента лечат врачи и медсестры в скафандрах. Если вы подверглись воздействию горячего агента, попали в Тюрягу и не вышли оттуда живым, то ваше тело доставят в близлежащий биоизоляционный морг уровня 4, известный как Подлодка. Солдаты в Институте называют его так, потому что его главная дверь сделана из тяжелой стали и похожа на герметичную дверь в подводной лодке.
«Вот черт! — думала она. — Меня отправят в Тюрягу. А Тони будет заполнять отчеты о несчастных случаях, пока я буду бороться с Эболой. А еще через неделю я окажусь на Подлодке. Черт! Джерри в Техасе. И сегодня я не попала в банк. В доме нет денег. Дети дома с миссис Трапейн, и ей нужно заплатить. Сегодня я не ходила за продуктами. В доме нет еды. Что будут есть дети, если я окажусь в Тюряге? Кто останется с ними на ночь? Черт, черт, черт!»
Душ прекратился. Нэнси открыла дверь и бросилась на площадку. Она быстро сняла скафандр и отшвырнула его. Она выпрыгнула из него. Скафандр шлепнулся на бетонный пол, с него стекала вода.
Вынув из скафандра правую руку, она увидела, что рукав ее хирургического костюма был темным и мокрым, а внутренняя перчатка — красной.
Перчатка скафандра протекла. Кровь Эболы залила внутреннюю перчатку. Она размазалась по латексу, прямо поверх кожи, поверх пластыря. Последняя перчатка была тонкой и прозрачной, и сквозь нее, прямо под кровью Эболы, был виден пластырь. Сердце Нэнси бешено колотилось, и ее чуть не вырвало: желудок сжался и перевернулся, и она почувствовала в горле рвотные позывы. Фактор рвоты. Внезапное желание освободить желудок, когда вы оказываетесь незащищенными в присутствии организма возбудителя 4-го уровня биобезопасности. В голове у нее пронеслось:
«Вот черт! И что теперь? У меня не обеззараженная перчатка с кровью Эболы. Господи. Какая здесь процедура? Что мне теперь делать?»
В шлюзе показалась синяя фигура Тони Джонсона, и она услышала шипение сопел. Он начал цикл очистки. Пройдет семь минут, прежде чем он сможет ответить на все вопросы.
Главный вопрос заключался в том, проникла ли кровь в рану через последнюю перчатку. Пять или десять частиц вируса Эбола, растворенных в капле крови, могут легко проскользнуть через отверстие в хирургической перчатке, и этого может быть достаточно, чтобы инфекция начала стремительно развиваться. Она может усиливаться сама по себе. Булавочное отверстие в перчатке может быть неразличимым на глаз. Нэнси подошла к раковине, сунула руку под кран, чтобы смыть кровь, и стояла так какое-то время. Вода уносила кровь в канализацию, где в нагретых резервуарах кипятились сточные воды.
Затем она стянула последнюю перчатку, осторожно держа ее за манжету. Ее правая рука была покрыта детской присыпкой, ногти короткие, без лака, без кольца, на костяшках пальцев шрамы от укуса козы, полученного в детстве, а на ладони — пластырь.
Она увидела кровь, смешанную с детской присыпкой.
Пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет моя кровь.
Да, это была ее собственная кровь. Кровь просочилась из-под пластыря. Обезьяньей крови на руке не было.
Она сунула последнюю перчатку под кран. Текущая вода заполнила перчатку, и та раздулась, как воздушный шарик. Нэнси боялась внезапного появления струйки воды, брызнувшей из перчатки, предвестника утечки, признака того, что ее жизнь закончилась. Перчатка раздулась и держалась. Никакой протечки.
Ноги Нэнси вдруг задрожали. Она прислонилась к стене из шлакоблоков и сползла вниз, чувствуя себя так, словно ее ударили в живот. Она присела на «шляпную коробку», коробку биологической опасности, которую кто-то приспособил в качестве стула. Ноги отказались ей служить, она обмякла и прислонилась спиной к стене. Именно в таком положении Тони Джонсон нашел ее, когда вышел из шлюза.