Элис Винтен, десять лет проработавшая в британской полиции, написала книгу воспоминаний «На передовой закона. Истории полицейского о том, какова цена вашей безопасности». Это истории о коллегах и преступлениях, с которыми ей пришлось столкнуться за время профессиональной деятельности, рассказанные с предельно личной, даже эмоциональной, точки зрения. На русском языке книгу выпустит издательство «Бомбора». С разрешения правообладателей «Лента.ру» публикует фрагмент текста.
На часах 04:00, и я медленно еду по неблагополучному району. Внимательно смотрю по сторонам, чтобы не упустить чье-либо ограбление. Вдруг голос Ральфа прерывает тишину в рации:
— Браво Экс-Рей из 579. Черт, мне срочно нужен инспектор... Вот дерьмо.
Меня напрягает тон его голоса.
— Он сказал «дерьмо» по рации? — говорит Лиз с сиденья оператора.
Я прикладываю палец к губам и наклоняюсь вперед, чтобы прибавить звук на встроенном радио. Мое сердце бешено стучит, пока я слушаю обмен репликами. Я еще никогда не слышала, чтобы Ральф так разговаривал.
— Браво Экс-Рей из 579, мы вас слышим. Мы уже связываемся с ним. Что у вас сейчас происходит?
Сообщение диспетчера растворяется в тишине. Я понятия не имею, где Ральф. Я не знаю, в какой он сейчас ситуации, но одно мне известно наверняка: дело плохо. Раньше я никогда не слышала, чтобы его голос был взволнованным, даже когда он преследовал подозреваемых. И никто не ругается по рации без веской причины. И тут я снова слышу Ральфа. Он звучит отдаленно, но четко:
— Господи, здесь все в крови. Господи, помилуй!
(Полицейские не ругаются по рации без причины. И когда Ральф перестает отвечать, я понимаю: что-то не так.)
— 579, вы слышите? Вам требуется подкрепление? Вам нужна скорая помощь? 579, ответьте, 579!
Я борюсь с желанием немедленно выяснить, где он. Диспетчерская пытается связаться с ним, и я не хочу блокировать радиоволны. Я думаю о своих коллегах, патрулирующих боро, и точно знаю, что в данную минуту мы все склоняемся над рациями в ожидании ответа Ральфа.
— 579, прием! 579, вы слышите?
Шотландский акцент раздается в нашем автомобиле, и я рада, что сегодня дежурит Тереза. Она один из лучших диспетчеров, с которыми мне доводилось работать, и я знаю, она прикроет нам спины. Всегда. Она делает это даже после того, как автоматизированные диспетчерские в каждом боро закрыли, и всех гражданских централизовали, оторвав их от привычных им команд. Годы работы в определенном боро полетели коту под хвост. Даже после того, как основная функция диспетчеров стала заключаться в обработке вызовов, а не защите констеблей, Тереза не утратила прежней верности своей команде. Она одна из нас. Никого из диспетчеров я не уважаю больше, чем эту добрую женщину с хваткой ротвейлера. Она никогда не даст в обиду своих коллег.
— Пройдет не больше двух секунд, как она направит к нему подкрепление, — говорю я Лиз.
Я уже планирую включать сирену и мчаться на помощь Ральфу. Тишина в рации снова прерывается:
— Браво Экс-Рей из 579.
Я выдыхаю, услышав голос коллеги, и слегка расслабляю пальцы, вцепившиеся в руль. Судя по тону, он все еще паникует, но не думаю, что находится в опасности.
— 579, вам требуется подкрепление?
— Нет, только сержанты и инспектор. Вы можете связаться с уголовным розыском? — он громко дышит в рацию, когда говорит, из-за этого кажется, что он звонит с ветреного пляжа, а не стоит посреди моря крови в Лондоне. — Терри, это первый тип. Я свяжусь с тобой напрямую.
— Вас поняла, 579. Сержанты и инспектор уже в пути.
Лиз подносит к губам бутылку с водой и спрашивает:
— Что значит «первый тип»?
Ральф использует коды автоматизированной диспетчерской связи, чтобы скрыть смысл своего сообщения. Каждому вызову присваивается определенный код, который вносится в компьютер. Первый тип — это код, который слышишь нечасто.
— Это убийство, — отвечаю я.
Я смотрю прямо перед собой, представляя забрызганные кровью стены и раскинутые конечности. Боковым зрением замечаю, что бутылка Лиз застыла в воздухе. Она медленно ее опускает и громко сглатывает воду.
Итак, инспектор и сержанты вот-вот будут на месте. Я вздыхаю, понимая, что мое любопытство будет удовлетворено еще не скоро. Когда ты не хочешь говорить что-то по радио или ситуация слишком серьезная, чтобы обсуждать ее во всеуслышание, ты связываешься с диспетчером напрямую. Никогда не говори по рации «убийство» или «бомба». Полицейские любопытны по природе своей. Ральф понимает, что его слушает весь боро. Кроме того, всегда есть риск, что неавторизованные пользователи настроятся на наши волны. Сейчас это происходит реже благодаря развитию технологий, но риск все равно существует. Любопытство только усиливается, когда твоя работа заключается в том, чтобы узнавать все детали. Каждый раз хочется знать историю целиком, и, когда приходится ждать, ты огорчаешься.
(Всегда есть риск, что на полицейскую волну настроились посторонние, поэтому, сообщая по рации об убийстве, мы используем особый код.)
— Господи, — говорит Лиз, потирая ладонями свои бедра в полицейских брюках. — Это плохо, что я ему завидую?
Я улыбаюсь ее неожиданному вопросу.
— Вовсе нет, — отвечаю я. — Я тоже завидую. Думаю, это можно сказать обо всех нас. В конце концов, ради этого мы и пришли в полицию, разве нет?
Какое-то время я думаю о том, как выяснить местонахождение Ральфа. Он сказал по рации, что не нуждается в подкреплении, поэтому я не буду задавать вопросов диспетчеру. Сильнейшее любопытство подталкивает меня написать несколько сообщений, прощупать почву и узнать, известен ли кому-нибудь адрес. Однако профессионализм останавливает еще до того, как я успеваю взять в руки телефон. Кем бы жертва ни была, последнее, что ей нужно, — это половина сотрудников Службы столичной полиции, которые из любопытства топчутся на месте преступления, неосознанно уничтожая улики. Имей хоть немного уважения.
Я чувствую, как тяжелеют мои веки, когда уровень адреналина в крови начинает снижаться. В автомобиле тепло, и я включаю кондиционер, чтобы немного взбодриться. Сейчас как раз то время, когда вызовы не поступают, а на улицах уже никого нет. Именно ранним утром мое тело начинает протестовать из-за нехватки сна, когда я ничем не занята.
— Мне нужна чашка чая, — говорю я, поворачивая в сторону полицейского участка. Кофе, возможно, был бы более эффективен, но я его не пью. Мне он никогда не нравился. Включаю кондиционер на полную мощность и еду по пустынным лондонским улицам.
Фото: Stefan Wermuth / Reuters
* * *
Я успеваю сделать несколько глотков, когда Терри называет мой позывной. Сегодня я за рулем «Би Экс 21», и этот позывной относится как ко мне, так и к моему оператору. Он также дает всем понять, что мы находимся в дежурном автомобиле, пригодном для езды в экстренной ситуации.
— Браво Экс-Рей 21, прием!
— Говорите.
Я склоняю голову над рацией и отпускаю кнопку передачи. Лиз отрывает взгляд от компьютера, в который она лишь минуту назад ввела свои данные. Рядом с ней стоит стакан горячего кофе, и я наблюдаю за тем, как пар от него поднимается к флуоресцентным лампам кабинета. Мы здесь одни.
— Вы свободны?
— Да.
— Хорошо, подготовьтесь к вызову. Браво Экс-Рей 1 скоро свяжется с вами. Инспектор.
— Поняла.
Я, подняв бровь, смотрю на Лиз, которая уже нажала на кнопку выключения компьютера. Компьютер ревет, как маленький самолет, а Лиз с прямой, как доска, спиной смотрит на меня. Уже не в первый раз я гадаю, связана ли ее великолепная осанка с боксом. Достаю рацию из крепления на жилете и держу ее в руках.
— Сейчас мы все узнаем об убийстве, — говорю я.
Пью чай большими глотками, надеясь допить его до вызова. Мне нравится, как он согревает мое горло и опускается ниже.
(Мы ждем сообщения от диспетчера, и я уверена: речь пойдет об убийстве и вызовут, скорее всего, именно нас.)
— Думаешь? — отвечает Лиз, округлив глаза. Ее пальцы переплетаются, и я не знаю, что она испытывает: волнение или радостное возбуждение.
— А как же иначе? — как только я заканчиваю предложение, у меня пищит рация. Частный вызов.
— Это 215, говорите.
— А, 215, — рафинированность голоса дежурного инспектора ласкает мне слух. — У нас небольшие проблемы. Мчитесь в больницу, нужно обеспечить сохранность улик на теле жертвы предполагаемого убийства.
— Поняла, инспектор.
— Из всех присутствующих никто не догадался поехать на скорой помощи вместе с бедняжкой.
Я слышу, как он вздыхает. Бедняжкой? Я открываю рот, чтобы ответить, но он опережает меня:
— Вы знаете порядок, 215. Вам нужно лишь оставаться рядом с телом, чтобы обеспечить сохранность улик. С кем вы в паре?
— С Лиз.
— Прекрасно. Для нее это будет хороший опыт, — я слышу, как он приглушенно разговаривает с кем-то еще и представляю его подчиненных, которые находятся на месте преступления. — Ах да, 215! Прежде чем вы приедете туда, вам нужно кое-что знать: это младенец. Новорожденный.
— Поняла, инспектор, — слова вылетают из моего рта до того, как мой мозг успевает понять смысл сказанного.
(Мы получаем задание: нужно срочно попасть в больницу и проследить за сохранностью улик на теле жертвы. А потом инспектор сообщает, что жертва — младенец.)
— Пожалуйста, поторопитесь. Нужно, чтобы вы прибыли на место как можно скорее. Когда приедете, дайте знать диспетчеру.
После этого наш разговор прерывается.
Я убираю рацию в держатель на жилете и бросаю бумажный стаканчик в мусорное ведро.
— Мы срочно едем в больницу, — говорю я.
Лиз вскакивает со стула, и мы торопливо выходим во двор. Она дважды бросает на меня взгляд, ничего не говоря, и я понимаю, что мое лицо искажено гримасой.
— В чем дело? — спрашивает она мягко.
— Расскажу тебе по дороге.
Фото: Alice Vinten
* * *
Мы сидим у маленького кабинета с деревянной дверью. Она выглядит странно по сравнению с остальными — пластиковыми и обшитыми металлом. Когда мы приехали, нас сразу привели сюда и просили подождать, пока кто-нибудь найдет ключи. Мы обе знаем, что находится в этом кабинете. Я решаю воспользоваться минутой тишины и связаться с диспетчерской.
— Браво Экс-Рей, 215.
— Говорите, 215.
Связь плохая, и я прибавляю звук. Часто в больницах вообще не бывает связи, и мне повезло, что хоть как-то получилось связаться с диспетчером.
— Мы в больнице. В данный момент ждем, когда нам покажут... — младенца, младенца, младенца... — жертву, — у меня начинает кружиться голова, и я слегка ею встряхиваю. — Я дам знать, как только мы проведем визуальное подтверждение.
— Все ясно, 215, — говорит Терри приглушенно. — Надеюсь, вы в порядке.
Я слегка улыбаюсь. Нельзя проявлять эмоции по рации. На самом деле в нашей профессии нельзя проявлять эмоции даже лицом к лицу с человеком. Если сделаешь это, тебя засмеют. Терри старается показать, что она знает, с чем нам пришлось столкнуться, и что ей не все равно.
Спасибо.
Перевод О. Ляшенко