«У Москвы не было другого выхода» Что заставляло СССР вмешиваться в жизнь других стран и диктовать свои порядки?

В своей недавней статье бывший президент и глава правительства России Дмитрий Медведев, занимающий сейчас пост заместителя председателя Совета безопасности страны, высказал мысль, что современная Украина находится под внешним управлением, которое гораздо жестче, чем взаимодействие СССР со своими союзниками по социалистическому лагерю. Осенью 2021 года как раз минуло 65 лет с начала антисоветского восстания в Венгрии, которое было подавлено силой. В 1968 году усмирять военными средствами пришлось уже Чехословакию. Ровно 40 лет назад, 13 декабря 1981 года, военное положение ввели в Польше, там подобного сценария удалось избежать. Насколько прав бывший глава российского государства, говоря о мягкости СССР по отношению к своим союзникам и каким был «московский стиль» управления сателлитами, «Ленте.ру» рассказал президент Международной академии исторических и социальных наук, доктор исторических наук, профессор Владимир Золотарев, в прошлом — помощник члена Комитета министров обороны Организации Варшавского договора (ОВД), офицер для особых поручений начальника штаба Объединенных вооруженных сил государств-участников ОВД.

«Лента.ру»: Давайте вспомним, что произошло в Венгрии в октябре-ноябре 1956 года. Почему ситуация в стране накалилась настолько, что вспыхнуло восстание, и кто за этим стоял?

Золотарев: Мне кажется, что спустя 65 лет в отношении венгерских событий пора уже сделать какие-то крупные выводы с учетом тех ситуаций, которые возникали позже, и тех, которые складываются уже в наши дни, в XXI веке. Самая главная причина событий 1956 года в Венгрии в том, что слепо копировались лекала нашего — как мы его называем — социализма. Хороший он или плохой, развитый или не развитый — не в этом дело. Механическое копирование чужого опыта без учета национальных традиций, национальной культуры (все-таки Венгрия в недавнем прошлом являлась частью двуединой Австро-Венгерской империи) без понимания специфики конкретного исторического момента — это, на мой взгляд, была коренная ошибка.

Кроме того, в Венгрии сохранилась, а в начале 50-х годов заметно усилилась нацистко-фашистская оппозиция существующему руководству. И наконец, эти антикоммунистические и антисоветские настроения в стране целенаправленно подпитывались со стороны США и НАТО, которое было создано 4 апреля 1949 года.

В чем главная суть, алгоритм нашего отношения и наших аналитических выводов? Во-первых, в правовом отношении действия Советского Союза были абсолютно правомерными. 24 октября председатель правительства Венгрии Андраш Хегедюш обратился к СССР с официальной просьбой о помощи.

Во-вторых, Венгрия в системе восточного блока занимала особое положение. Всего-навсего полтора года прошло с тех пор, как в ответ на создание НАТО была создана Организация Варшавского договора (ОВД) и в то время еще прообраз Объединенных вооруженных сил ОВД. Венгрия оказалась на стыке двух возможных театров военных действий (ТВД) — западного и юго-западного, являясь связующим звеном между ними. Потеря Венгрии для нас, появление на ее территории войск НАТО поставило бы под угрозу стратегическую группировку войск западного театра военных действий, его левого фланга — Чехословакии, Польши, ГДР, а также правого фланга юго-западного ТВД — Румынии и Болгарии. Не нужно быть военным, чтобы оценить важность геополитического и геостратегического положения Венгрии.

Как я уже сказал, прошло всего полтора года после создания Варшавского договора и лишь 11 лет после окончания Великой Отечественной войны. В ожесточенных боях за освобождение Венгрии наши войска только в ходе одной Будапештской операции потеряли убитыми и ранеными свыше 320 тысяч солдат и офицеров. Из них безвозвратно — более 80 тысяч человек. Санитарные потери составили почти четверть миллиона солдат и офицеров. И было бы кощунством с нашей стороны, предательством памяти наших солдат и офицеров, отдавших свою жизнь в боях с фашистами на территории Венгрии, спустя 11 лет уступить ее противнику.

В-четвертых, важно, что удалось нейтрализовать главные силы венгерской армии. Если бы венгерская армия вышла из казарм, то это негативно повлияло бы на весь ход дальнейших событий и неизвестно к какому исходу привело.

И наконец, в-пятых, потеря Венгрии могла бы стать детонатором для негативных процессов в других странах Организации Варшавского договора. В то время в Польше вырисовывалась сильная оппозиция против политики Польской объединенной рабочей партии. В Румынии руководство местной компартии тоже с опасением следило за событиями в Венгрии.

С нашей стороны в венгерских событиях приняли активное участие будущий глава государства Юрий Андропов, а также Анастас Микоян и Михаил Суслов. Существует очень большая переписка венгерского премьера Хегедюша, в том числе хорошо известна его телеграмма от имени правительства, в которой он обращался с просьбой ввести войска, оказать военную помощь. Более того, это все сопрягалось с национальными интересами как Советского Союза, так и оборонительной Организации Варшавского договора.

Как люди в СССР и других странах соцлагеря относились к событиям в Венгрии?

Вы знаете, по-разному. Думаю, что на отношение советских граждан к этому кризису очень сильно повлияли два обстоятельства: оставшееся в памяти участие Венгрии на стороне Гитлера в агрессии против СССР и исключительная жестокость мятежников в октябре 1956-го года.

Если же исходить из моего 12-летнего опыта службы в Объединенных вооруженных силах ОВД, то, например, министр обороны Болгарии, генерал армии Добри Джуров считал, что большая часть населения Венгрии поддерживала именно курс на полную интеграцию в рамках Варшавского договора и развитие социализма. Большинство венгерского населения, особенно когда уже успокоились события, относилось к курсу тогдашних властей хорошо — я сам тому живой свидетель. За 12 лет моей службы не было ни одной сомнительной ситуации в этом плане. Более того, в Венгрии военно-политическая культура была на очень высоком уровне, серьезные, вдумчивые люди стояли во главе вооруженных сил. Очень серьезно была поставлена система обучения.

Особая позиция всегда была у Румынии, хотя отношение к Варшавскому договору и, в частности, к главкому Объединенными вооруженными силами ОВД — очень почтительное. Занимавший этот пост в 1977–1989 годах маршал Советского Союза Виктор Куликов однажды среди ночи прилетел в Бухарест из Берлина, он должен был утром встретиться с генсеком румынской компартии Николае Чаушеску. Так его прямо с аэродрома сразу повезли в резиденцию. Он очень удивился, а Чаушеску, который тут же, ночью, вышел его встречать, сказал: «Вы главком наших Объединенных вооруженных сил, я обязан встречать вас, у вас важные вопросы».

Конечно, доминантой всегда выступала позиция Советского Союза, и союзники ее воспринимали. Хотя в кулуарах иногда ее критиковали и относились с некоторым скептицизмом. Тем не менее в целом обстановка была очень достойная, дружная и тщательно скоординированная. Плановые учения — как на западном, так и на юго-западном ТВД, как на Балтике, так и на Черном море — проводились всегда с тщательной подготовкой.

Почему события 1956 года в Венгрии были встречены советским обществом куда более безразлично, чем усмирение Чехословакии в 1968 году? Разве они чем-то существенно отличались, или дело в какой-то трансформации самого советского общества?

Вы абсолютно правы — советское общество за эти годы эволюционировало в морально-нравственном отношении. Дальше в прошлое уходила война, связанные с ней трагические события. Безусловно, люди в 1968 году боготворили Чехословакию потому, что там был какой-то необычайный ренессанс славянской культуры. Опять-таки, это бывшая часть Австро-Венгерской монархии с очень серьезными промышленными традициями. И вместе с тем взрыв там был. Диссиденты возмущались, иногда на всякого рода собраниях откровенно говорилось, что неправильно поступили с Чехословакией.

Самое главное в 1968 году заключалось в том, чтобы не допустить кровопролития и не повторить опыт Венгрии. При этом причины в обоих случаях во многом схожи — и в 1956-м, и в 1968-м события в значительной мере были инициированы Западом как материально, так и идеологически. Поэтому, вне сомнения, при очень многих общих чертах были и различия. Как вы совершенно справедливо сказали, спустя 12 лет в нашей стране было уже несколько другое общество.

Притом надо учесть, что у руля СССР был уже Леонид Брежнев. Позже по роду службы я получал его написанные от руки резолюции — написанные твердым, не деланным почерком совершенно разумные и четкие указания. У меня о нем создалось совершенно иное впечатление, чем то, что ему приписывала молва. До 1978 года это была очень серьезная фигура во главе государства. Потом уже начал сказываться возраст, влияние окружения, которое уговаривало его остаться, хотя он дважды обращался с просьбой освободить его от должности.

Почему и в Венгрии, и в Чехословакии Москва действовала фактически без оглядки на реакцию международного сообщества? Просто потому что могла себе позволить? Или причина в том, что в обоих случаях ситуацию запустили настолько, что иными методами уже было не справиться?

Несмотря на то что найдется очень много критиков этой тезы, я думаю, что у Москвы попросту не было другого выхода. Я очень люблю чешский, словацкий народы. У меня там было много друзей. Мне тоже было крайне неприятно, что происходили такие события. Но я должен сказать, что альтернативы не было. Она могла бы быть по вопросу упреждения, какой-то профилактики событий, чтобы они происходили мягче, были более управляемыми. Ну и здесь очень большую роль играет субъективный фактор. Если мы сейчас проанализируем послевоенное время, то окажется, что во всех подобных случаях влияние Запада было очень серьезным.

И вот еще что. Например, к французской культуре, французской нации в целом мы в России традиционно относимся с большим интересом и уважением. Несмотря на войну 1812 года, русское дворянство, включая, естественно, и офицерство, еще долго продолжало говорить по-французски. Или, допустим, Англия — британские кинематограф, литература, театр — в этом смысле англичане были своего рода кумирами для очень многих наших соотечественников самых разных поколений. А вот со стороны Запада по отношению к нам наблюдается тем не менее какая-то извечная и болезненная русофобия. Ее рационально и объяснить-то нелегко. Думается, что в основе этого темного чувства лежит, с одной стороны, ничем не обоснованная убежденность в собственной исключительности, а с другой, банальная зависть — у России-де углеводороды, разнообразные минерально-сырьевые ресурсы, леса, огромные пространства, у нее богатейшая история, многонациональное государство, которое выдержало неимоверные испытания. И у кого-то на Западе где-то защемляет, хочется тоже все это иметь, но так, чтобы не прилагать особых усилий.

Есть мнение, что Москва использовала ОВД не столько как противовес НАТО, а, скорее, как возможность идеологического и политического влияния на восточноевропейские страны. Это так?

Это вопрос очень неоднозначный. Потому что как же по-другому образовывать монолитное содружество, если не продвигать свои политические взгляды через какую-то общую платформу? Однако надо помнить, что восточноевропейским странам и помощь оказывалась огромная — и по линии Совета экономической взаимопомощи (СЭВ), и в рамках самой Организации Варшавского договора. При этом СССР придерживался политики невмешательства в иные вопросы, в отличие от тех же США.

Та же Румыния — на 95 процентов православная страна. Это надо учитывать. И надо понимать, что произошло, когда в 1944 году король Михай сверг союзника Гитлера премьера Иона Антонеску. Ведь он сделал это, имея всего один батальон охраны, опираясь, по сути, на православное христианство и веру народа в короля. И это сработало, ведь не было никаких выступлений. Он сказал простые слова: Красная армия на наших границах, мы совершили ошибку, мы должны полностью переориентироваться и знать, кто наш настоящий враг. Это я сейчас примерно излагаю своими словами.

Или, например, Германская Демократическая Республика (ГДР). Если сейчас написать ее историю, это будет невероятно поучительный труд. В ГДР был взлет мысли, технологий, науки, спорта, культуры.

Сам по себе труд по истории Организации Варшавского договора в целом и его Объединенным вооруженным силам мог бы стать настольным учебником по очень многим проблемам — политическим, военно-техническим, управленческим, технологическим.

Возможность вмешательства СССР (в том числе военного) во внутренние дела стран социалистического блока на Западе назвали «доктриной ограниченного суверенитета», или «доктриной Брежнева». А насколько жестче или, наоборот, мягче политика США в отношении своих сателлитов?

Вне сомнения, политика США жестче, потому что в рамках Варшавского договора, помимо всего прочего, проводились многосторонние консультации. Это было не наскоком, не накануне. Это было планомерно, с изучением обстановки. Работало информационно-разведывательное управление в штабе Объединенных вооруженных сил, которое докладывало различные мнения, суждения.

Безусловно, с нашей стороны это было мягче, и чем ближе к середине 80-х годов, тем, я бы сказал, цивилизованнее. Организация Варшавского договора по факту не вмешивалась ни в какие авантюры. Было оговорено уставом, что у нас территория защиты четко ограничена. А как вели и ведут себя в этом плане наши коллеги и партнеры на Западе, вы прекрасно знаете.

Почему же американцам не приходилось применять силу против своих сателлитов, наподобие того, как это делал СССР в Венгрии и Чехословакии?

Как же не приходилось? Ливия, Ирак, Афганистан, Сирия, Югославия. Еще как приходилось. Потом, март 1946 года — угрожают СССР по иранскому вопросу. Западный Берлин, Корейская война, Гватемала, тайваньский конфликт, Иордания, кубинский кризис, ракеты США в Турции, Вьетнам и другие конфликты и угрозы применения оружия.

Но ведь именно против стран НАТО американцы силу не применяли. Они что, как-то по-иному ими управляют?

Там совершенно иная социально-экономическая обстановка, конвергенция экономическая и политическая со значительной утратой суверенности. То есть не было необходимости применять силу. Смысла нет. С их позиций легко приструнить своих сателлитов. Смотрите, с одной стороны, был План Маршалла (принятая после Второй мировой войны 17 странами Западной Европы программа американской помощи по восстановлению разрушенной экономики и модернизации промышленности в обмен на вытеснение коммунистов из властных структур. — прим. «Ленты.ру»), а с другой — полное доминирование за счет размещения американских войск в Европе.

Тут разница очевидна — и правовая, и экономическая, и военная. Мы объединяемся так, чтобы каждый имел право голоса, а там, наоборот, абсолютный диктат — попробуй что-то сделать. Только недавно уходящий канцлер Германии Ангела Меркель начала совершать какие-то более-менее самостоятельные шаги, а так в основном — полное послушание.