Иван Судаков
Иван Судаков, актер, режиссер, эссеист, продюсер. Работал куратором в Международном фонде Станиславского, на театральном фестивале «Сезон Станиславского». Окончил ГИТИС. Автор двух сборников прозы и стихов, основатель собственного театра KTO studio
Каждый третий мой знакомый, даже из театральной среды, когда я завожу речь о русском прозаике и драматурге Антоне Чехове, чаще всего мне говорит: «Я вообще не понимаю, о чем это и зачем». И имеет полное право. Каждому, как говорится, свое.
Но если бы не было Чехова, если бы он не начал писать пьес — весь русский и мировой театр пошел бы по совершенно неизвестному пути развития, если бы вообще развился в какую-нибудь сторону. Итак, что же может рассказать нам этот доктор в пенсне и зачем его смотреть, если прошло столько времени?
Советский театральный режиссер Константин Станиславский писал о Чехове: «Антон Павлович был самым большим оптимистом будущего, какого мне только приходилось видеть. Он бодро, всегда оживленно, с верой рисовал красивое будущее нашей русской жизни».
Постойте, скажет читатель, пьесы Чехова совершенно не про будущее, и то будущее, которое в них нарисовано, — разве оно оптимистично? Разве оно красиво? Фирса заперли навсегда в подлежащем сносу доме, Треплев застрелился, три сестры потеряли любовь и никогда не увидят Москвы... Это вы называете оптимизмом?
Нет, все-таки немного не это. Чехова никогда не интересовали сюжеты нашей жизни. Он всегда смотрел на легкость и несуразность жизненных трагедий. На то, какой масштаб мы придаем совершенно незначительному, и то, какие ненужные слова мы говорим о наших подлинных чувствах.
Посмотрите. Заречная приезжает после долгого расставания к безутешно любящему ее режиссеру Треплеву. Она истаскалась по поездам, играла всякую дрянь, любила и теряла... Запуталась сама в себе и пришла на то место, с которого трагедия ее жизни началась. И что же она говорит в столь значимый период ее жизни?
Сцена из спектакля по пьесе Чехова «Чайка». Ангелина Степанова в роли Аркадиной, Андрей Мягков в роли Треплева. Московский художественный академический театр им. М. Горького, 1977 год
Фото: РИА Новости
«Я уже настоящая актриса, я играю с наслаждением, с восторгом, пьянею на сцене и чувствую себя прекрасной. А теперь, пока живу здесь, я все хожу пешком, все хожу и думаю, думаю и чувствую, как с каждым днем растут мои душевные силы...»
И вот это Чехов считает действительно стоящим внимания. Два рядом сидящих человека, которые любят друг друга, — они обычно молчат. Молчат долго и плачут. Это важно.
«В наше время героических требований к личности Чехов, яркий представитель нашего русского родного дома, каждому претенденту на героя может служить проверкой: действительно ли ты цвет или пустоцвет…» Так писал про Чехова еще один очень тихий автор — Михаил Пришвин.
И в его словах — другая важная причина для ощущения пьес Чехова: они для нас камертон. Вот на сцене стоят три сестры. Это нас не касается. Их любовь ушла, отец умер. Это нас не касается и того более. Но посмотрите — они плачут. Они живут в далеком уральском городке и мечтают о Москве как о единственном спасении в их жизни. Они там были когда-то давно, в детстве, и не помнят почти ничего. Но вот именно это светлое воспоминание о давней Москве — это то, что, как они думают, их спасет. И эти эмоции знакомы каждому из нас.
Многие американские, британские, французские писатели, драматурги, кинорежиссеры признавались Чехову в любви даже спустя сто лет после его смерти. Он рисовал несуразность нашей с вами жизни так, что, глядя на нее из зала, мы начинаем смеяться и одновременно плакать.
Умирающий Чехов в письмах Станиславскому настаивал на том, что пьеса о проданном вишневом саде — это комедия, более того — это фарс. Хотя там ничего смешного нет.
В Чехове нашел свои корни эпический театр немца Бертольда Брехта. В Чехове черпал вдохновение ирландский абсурдист Сэмюэл Беккет и его польский единомышленник Славомир Мрожек. Без плачущих трех сестер и застрелившегося Треплева не поехал бы мимо «Стеклянного зверинца» звенящий «Трамвай "Желание"» американца Теннесси Уильямса. И, возможно, Тарантино не убил бы Билла...
«Глава о Чехове еще не кончена, ее еще не прочли как следует, не вникли в ее сущность и преждевременно закрыли книгу. Пусть ее раскроют вновь, изучат и дочтут до конца», — так завещал нам Станиславский, первый режиссер, которого Чехов уважал при жизни за хоть немного, но верное прочтение своих пьес. Так давайте же вместе откроем книгу Чехова — хоть книгу писем, хоть сборник его ранних комедий! И попытаемся понять, что нам всем хотел сказать великий автор.
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора