«Побывать там, куда не пустят туриста» Как супруги из Москвы нашли способ путешествовать в самые недоступные места России

Фотограф из Москвы Елена Щипкова и ее муж Игорь Дмитриев в 2019 году основали проект «ПроЗаповедник», посвященный российским заповедным землям, национальным паркам и особо охраняемым природным территориям. Они придумали, как найти подход к работникам нацпарков, и с тех пор успели побывать в десятках мест, куда не пустят ни одного туриста. О том, что скрыто от глаз простых россиян, они рассказали «Ленте.ру».

«Лента.ру»: Как вы начали заниматься фотографией и как пришли к тревел-фотографии? Это основной род деятельности или хобби?

Елена Щипкова: Если говорить о занятии фотографией — это долгая история, еще из детства. На сегодняшний момент фотография из хобби лет 12-15 как перешла в основной род деятельности.

А что насчет тревел-фотографии, то путешествовать мы любили всегда, фотоаппарат был всегда с собой, и постепенно это стало одним из основных направлений съемки. В какой-то момент мы снимали в студии, занимались предметным фото, свадьбами, но поняли, что стало неинтересно и скучно, а природная фотография осталась основной любовью и интересом.

Что в ней есть такого, чего нет в историях людей или, например, в архитектуре?

Съемки природы — это не просто возможность посмотреть красивые места, но и отдохнуть от людей, уединиться. Не только привезти красивый материал, но еще и психологически и морально разгрузиться.

Получается, у вас как у фотографов больше возможностей, чем у туристов при посещении заповедников?

Это именно так: наш проект «ПроЗаповедник» задуман так, чтобы показать заповедники, парки, особо охраняемые территории не с точки зрения туриста, а изнутри. Нам иногда дают возможность побывать на совсем закрытых территориях, там, куда не пустят туристов. Дают выехать в рейд со службой охраны либо уйти в поля вместе с научниками. Соответственно, все, что мы снимаем, мы передаем заповедникам, именно поэтому нас пускают туда, куда не попадет обычный турист. Передача снимков безвозмездная, и мы, получается, как фотоволонтеры — мы не просим у заповедника оплаты дороги, только возможность где-то жить и по необходимости транспорт для передвижения по территории, потому что зачастую там многие километры. Но редко когда нам выделяют специальный транспорт, в основном мы ездим с охраной или с учеными, вливаемся в коллектив заповедника на какое-то время.

Главная цель проекта «ПроЗаповедник» — не просто передать красоту природы, а показать то, что недоступно обычному туристу?

Первоочередная задача была — рассказать о заповедной системе. То есть мы приезжаем в заповедник, снимаем фото и видеорепортажи, и из этого складывается рассказы о жизни заповедника: как там работает наука или охрана — в зависимости от того, что мы там можем увидеть и сколько проводим времени. Недавно мы вернулись из заповедника «Курильский», где проработали три недели, увидели довольно много, побывали на территориях, где турист не бывает. Естественно, мы побывали и в местах, доступных туристам, чтобы показать их желающим приехать.

В заповедниках у нас были ситуации, когда мы с охраной ловили браконьеров, смотрели, как в полях работают ботаники. Сейчас для заповедника «Даурский» мы делаем несколько видеороликов про дроф и наполнение Торейских озер. Чем можем, тем и помогаем заповедникам, тем более что нам самим это интересно.

Изначальная мотивация была немного странная. Поскольку блог у нас ведется давно, мы много пишем о наших поездках. И в каком-то комментарии человек очень удивился, что в России до сих пор есть заповедники, что они работают, и не понимал, зачем это нужно вообще — такая жизнь сложная, а кто-то о птичках заботится. Тут пришла мысль, не начать ли нам рассказывать именно о заповедниках. Предложила это мужу — он бодренько поддержал, мы выработали концепцию проекта, придумали название и разослали первые пару десятков писем по заповедникам.

Откликнулся один — с него все и началось в 2019 году. Это был заповедник «Керженский» в Нижегородской области, нами нежно любимый, — мы там были и в этом году, и еще поедем. У нас получилась не просто совместная работа, но и дружба, как со многими другими заповедниками, в которых мы были.

Одной поездки зачастую недостаточно?

Чаще всего да. Мы начинаем с чистого листа — не всегда знаем, что мы увидим, с чем столкнемся, как нас примут. В «Пасвик» мы приехали зимой, а у нас помимо знакомства с заповедником еще была цель застать полярное сияние — мы это сняли. Поговорили и выяснили, что будет интересно поснимать птиц во время миграции, но в этом году приехали рановато, и птиц еще не было. Договорились, что приедем на следующий год, когда будет юбилей заповедника, четко на сезон миграции, по их команде.

Вот так и складываются отношения. В заповеднике «Даурский», например, нас заинтересовала тема дзеренов (монгольские антилопы, обитают в Монголии и Китае, но редки в России и занесены в Красную книгу России — прим. «Ленты.ру») — в этом году специально приезжали, чтобы поснимать именно их, но это нужно было и самому заповеднику. По ходу выяснилось, что им дали грант на восстановление дрофы — этот материал тоже для них делаем, и сейчас совместно с ними монтируем фильм про дрофу. Это все как-то одно из другого вытекает.

Работа зависит от сезона?

Зависит от очень многих факторов. Допустим, мы были год назад в заповеднике «Буреинский», у нас были конкретные планы. Мы приезжаем, а у них наводнение, говорят: «Простите, большая вода, максимум можем до такого-то кордона довести, а дальше все». Несколько раз у нас отменились визиты из-за лесных пожаров — было совсем не до нас.

Сколько вы за два года посетили заповедников?

В общей сложности перешло за два десятка. Всего у нас 296 федеральных особо охраняемых природных территорий (ООПТ) и объектов. Нам еще ездить и ездить — это еще минимум лет десять. Но до некоторых добраться нет никакого шанса.

То есть в них не попасть?

На ту же Землю Франца Иосифа или Остров Врангеля туристы, конечно, приезжают. Вопрос в том, что у нас нет такой финансовой возможности — это безобразно дорого. Например, заповедник «Гыданский» (ЯНАО) мне ответили, что приехать мы можем, но на территорию заповедника не попадем, потому что вертолет туда летает раз в несколько месяцев, и задача стоит доставить туда сотрудников или продукты, никого лишнего в этот вертолет не посадят. Не везде можно добраться, не везде готовы взять лишних людей, когда каждое место, каждый килограмм веса на счету, а куда-то доехать просто беда как дорого.

Вы не боитесь диких животных?

Честно говоря, пока нет. Единственная пока встреча с диким животным, медведем, была на Курилах. Он переходил нам дорогу, когда мы ехали. Мы остановились, поснимали, а мишка, не обращая на нас внимания, ушел. Когда мы ночевали на полуострове Весловский, утром проснулись, увидели недалеко от палатки следы медведя, но, видимо, он сытый был.

Пока какого-то страха нет, хотя в заповеднике «Буреинский» мы отходили от кордона только в сопровождении вооруженных инспекторов — там медведи очень шалят.

Животных снимать сложно?

Назвать нас фотоанималистами я пока не могу — наверное, мы еще не дошли до этой степени просветления и умения, только пока учимся. В основном снимаем доступных птиц и живность. Да, это, конечно, сложнее, чем снять дерево, но это гораздо интереснее, это уже какой-то азарт: где-то нужно посидеть полдня, день или ночь, где-то надо снимать на ходу, когда мы объезжаем заповедник. Еще где-то, как, допустим, в заказнике «Алтачейский», инспектора знают, где увидеть животных, и мы туда шли, ждали, выслеживали. Иногда просто счастливый случай, когда животное неожиданно выходит к тебе навстречу: тут важно не упустить момент. По-всякому бывает, но я могу сказать, что съемка животных или птиц для нас интереснее пейзажей, хотя они тоже хороши.

Съемка живности — это уже азарт, захватывает, и, даже будучи в Москве, в промежутках между поездками по заповедникам мы гуляем в парках постоянно с камерами, и птичий архив постоянно пополняется новыми фотографиями.

Опасность могут представлять не только животные, но и погодные явления. Бывали на территориях, где просто опасно находиться из-за особенностей местности или климата?

Пока нет. Это ближе к арктическим территориям, где могут быть шторма, ветра и так далее. Ну да, в тайге можно заблудиться, но мы понимаем это и не идем туда, где реально опасно. Иногда нам говорят «ребята, туда ходить не надо — просто потому, что не надо», и мы слушаемся тех, кто нас сопровождает. И в большинстве случаев все-таки на особо охраняемых территориях мы находимся в сопровождении — нет такого, чтобы нас привезли, высадили и уехали, сказав, что дальше мы сами. С нами либо инспектора, либо научники, либо охрана — мы постоянно с кем-то.

Что бы вы назвали самым сложным в вашей работе, помимо удаленности некоторых заповедников?

Самое сложное — попытка наведения контактов с заповедниками. Обычно для того, чтобы договориться, я рассылаю в заповедники ознакомительные письма о том, что это за проект, зачем нам это нужно, какую пользу мы можем принести заповеднику и так далее. К моему очень большому сожалению, из десяти отосланных писем в лучшем случае мы получаем ответ на одно. Я пыталась выяснить, почему так происходит, — мне отвечали, что наше письмо попадает в спам. Их даже не читают. Когда звонишь и начинаешь напрямую говорить с руководством, они отвечают, что даже не видели письма, оно автоматически так определилось, потому что с незнакомого адреса. Или секретарь, получающий письма, посчитал это неинтересным, не читая отправил в корзину, не донес до руководства. А звонить в заповедник не всегда удобно, особенно если есть большая разница во времени.

Вы упоминали, что до пандемии путешествовали в другие страны. Как ситуация отразилась на работе с заповедниками?

Часть особо охраняемых территорий, к которым относятся не только заповедники, но и нацпарки, в прошлом году говорили, что готовы нас принять, но не сейчас: закрыты на карантин, никого не впускаем. Сейчас мы тоже с этим сталкиваемся — нас либо не могут принять, либо мы должны привезти миллион справок, что мы здоровы, отсидеть карантин и так далее. Визиты в такие места мы откладываем. С одной стороны, я это понимаю: будет неправильно, если с нами вирус приедет к людям, которые находятся на краю земли, где с медициной совсем плохо.

Такие моменты мы учитываем, как и то, что любая территория может в любой момент закрыться на въезд. Если раньше мы планировали поездки чуть ли не за год, то сейчас так — сегодня взяли билет, а завтра поехали.

Из всех мест, что вы посещали, какое кажется вам самым красивым?

Из тех, где мы были, это Курилы — совершенно необычные места. И заповедник «Даурский» — необычная степная природа, три совершенно разные части территории. К самым красивым, чудесным и потрясающим местам относится и национальный парк «Тункинский» — мы туда обязательно вернемся, потому что прикипели к нему душой. Из того, что не увидели, будет много чего очень красивого.

Что сейчас в планах?

На этот год все планы выполнены, сезон закрыт, остается обработать все, что привезли из заповедников. В следующем году мы планируем вернуться еще раз на Кольский полуостров, в «Пасвик»; если все хорошо сложится — возможно, это будет Камчатка.

Если складывается все более-менее успешно, сколько вы успеваете посетить заповедников за год?

В среднем, я считала, в год пять-шесть заповедников, если не наскоком на три дня, а работать вдумчиво. Оптимальный визит длится две недели, чтобы мы могли нормально поработать и увидеть все, с учетом поправок на плохую погоду, когда работа приостанавливается, на какие-то передвижения. Большее количество заповедников сложно объять за один раз. Конечно, мы стараемся договариваться так, чтобы они находились рядом.

Обычный день в заповеднике — как он выглядит?

Мы в заповедниках редко сидим на месте. У некоторых есть заказники или территории разбиты на несколько кластеров. Бывает, что для того, чтобы добраться до кордона, нужен день. Обычно на переезды уходит много времени, но это всегда интересно.

Есть ли у вас какой-то запоминающийся снимок? Может, сложный или сделанный в опасных условиях?

Чтобы сложный или опасный — нет. А вот если брать из того, что ценно нам самим, — это внезапная встреча с японскими журавлями на Курилах, случившаяся в этом году. Мы смогли поснимать этих птиц с очень маленького расстояния, они нас подпустили. Может, это не фотошедевр, но на для нас эта серия очень дорога, потому что во всем мире осталось всего две тысячи японских журавлей. Увидеть его в природе и поснимать с близкого расстояния — дорогого стоит.

Что еще необычного происходило?

Как я уже говорила, я очень хотела увидеть медведя в живой природе, но мы приезжали в заповедники, видели свежие следы, нам говорили, что медведь выходил в поселок или на дорогу, но увидеть его не удавалось, и я по этому поводу сильно сожалела.

В 2019 году, во время одной из наших первых поездок, мы посещали нацпарк «Смоленское Поозерье» и знали, что медведи там есть. Нас поселили в отдаленной части парка, и мы иногда по тропе гуляли до озера Сапшо за пейзажами. Нас предупредили, что там вечером можно встретить медведя, и мы были осторожны. Утром мы с мужем шли в очередной раз на озеро, а на дороге стоял очень большой муравейник, медведи очень любят их раскапывать. Мы обратили внимание, что он целенький и хороший, а вечером заметили, что он свежераскопанный, и поняли, что недавно там кто-то был.

Сделали еще несколько шагов вперед и поняли, что на нас идет медведь — большое, лохматое быстро в нашу сторону по дорожке движется. И мы не понимаем, то ли нам надо начинать орать, то ли хватать фотоаппараты и пытаться это все снять, пока медведь нас не сожрал. Проходят буквально секунды, и медведь останавливается, говорит «гав» и виляет хвостиком. Мы поняли, что перед нами собака, а потом из-за кустов появилась хозяйка, выясняется, что порода собаки — леонбергер, издалека она очень похожа и по размерчикам, и по лохматости, и по очертаниям на небольшого мишку. Выяснилось, что ее выгуливала местная жительница.

Мы посмеялись, но теперь считаем, что это наша первая встреча с медведем. Когда говорят, что жизнь пронеслась перед глазами за секунды, — это было то самое ощущение, начиная от мысли «составили ли мы завещание» и заканчивая тем, как бы успеть это снять, пока нас не сожрали.